Илья ДРОКАНОВ.
Отрывок из главы «ПОЛЁТ НАД ЗАЛИВОМ» первой части романа «БРОНЯ БАЛТИКИ».

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ.

В раздумьях под стук колес Стрельцов простоял у темного окна полночи.
 Утром с поезда он быстро прошел в разведотделение, в свой «скворечник». Взволнованный Ренгартен ждал начальника с ворохом бланков радиоперехвата: по докладам с постов становилось совершенно ясно, что противник затевает выход отряда разнородных сил в направлении Ирбенского пролива. Иван Иванович расстроено докладывал:
– Мы выявили около двух десятков германских эсминцев и тральщиков. Вместе с ними идут наши давние знакомые крейсера «Аугсбург», «Бремен» и «Пиллау». Подтвердилось присутствие линкора «Нассау». Но, Илья Иванович, в отряде насчитывается почти полсотни вымпелов – это целая эскадра под командованием вице-адмирала Эрхарда Шмидта. Какие силы еще входят в состав отряда, радиоразведка точно на данный момент доложить не может. Агентура наша тоже пока молчит, видимо, противник принял максимальные меры скрытности. А командующий Канин и начальник штаба флота срочно требуют данных о составе германских сил. Звонил Непенин, злой, как черт, грозил отдать нас с вами под суд, если к вечеру сего дня у него не будет полных данных о противнике.
– Не будем нервничать, уважаемый Иван Иванович! У вас есть район сбора кораблей противника?
– Шмидт собирает все силы в точке, расположенной в двадцати милях к западу от Либавы. Вот карта!
Стрельцов с помощью циркуля подсчитал расстояние:
– От Ревеля до нее почти пятьсот километров. Для наших гидроаэропланов-«пятерок», «Эм-пятых», дальность полета составляет четыре с половиной сотни километров. Значит, надо лететь на разведку с воздухоплавательной станции Кильконд, что на острове Эзель. Оттуда до «точки Шмидта» около двухсот сорока километров, то есть на пределе можно долететь до эскадры, разведать ее и вернуться на станцию.
– Илья Иванович! Что вы задумали?! Хотите на аэроплане лететь на разведку германских кораблей? Да, не дай Бог, что-то с вами случится, как тогда быть…
– Ренгартен! Что вы паникуете? Возьмите себя в руки! Подумайте, кому еще можно сейчас лететь? Вы отвечаете за радиоразведку, ваша задача – собирать сведения радиоперехвата, анализировать их и передавать в штаб. Наш Володя Тихонов уехал в командировку, вернется только через неделю. Посылать на аэроплане одного летчика без разведчика – нельзя: может упустить важные сведения! Что остается? Правильно, Иван Иванович, лететь надо мне. Лучше меня разведывательные признаки немецких кораблей на сегодняшний день мало, кто знает. Вы останетесь в Ревеле за старшего.  Из Гельсингфорса звонить будут – скажите, мол, Стрельцов срочно на аэроплане вылетел на наш радиопост в Кильконде. Обещал вечером доложить полную картину по замыслу противника и составу его сил. А вам надо собирать всю информацию по этому вопросу и отправлять ее не только в штаб флота в Гельсингфорс, но и на пост в Кильконде. Как только я там появлюсь, буду анализировать все доклады, сопоставлять с тем, что удастся добыть, и слать депеши Непенину.
– Илья Иванович, не дай Бог!
– Не будем терять время. Я еду к заведующему воздухоплаванием Балтийского флота капитану 2 ранга Дудорову. Из Ревеля полечу на станцию воздухоплавания Кильконд.
Борис Петрович Дудоров, один из самых известных морских летчиков германской войны, встретил Стрельцова дружелюбно и сразу согласился помочь разведчикам выполнить задачу по поиску отряда кораблей противника. Отчаянная идея полковника пришлась по вкусу храброму летчику, и он сразу предложил свой план:
– Илья Иванович, у меня два экипажа летающих лодок готовятся к вылету на разведку в Центральную Балтику. Я им срочно поменяю маршрут: пойдут на Кильконд, там заправят баки горючим, а дальше – прямиком к точке рандеву германского отряда. Горючего хватит, чтобы выйти в точку, пройтись над кораблями. Нужно зафотографировать их, на аэроплане специально установлена кинокамера, а потом вернуться на Кильконд. Вы полетите на лодке штабс-капитана Николая Яковлевича Троицкого, он опытный морской летчик, воюет с начала войны, имеет за плечами не одну сотню успешных вылетов. Его штурман не полетит, вы будете штурманом и разведчиком. Еще и кинооператором. А коли нужда придет, как стрелок, возьмете в руки пулемет «Льюис» и палить по немцу станете. Согласны?
– Борис Петрович, полагаю, это единственно возможный вариант. Прошу вас, не будем медлить. Дело мое весьма срочное.
– Медлить-то мы не будем. Вылет через полчаса, аппараты пока заправляются. Летчики к полету готовы. Меня интересует другое: вы сами на аэропланах прежде летали? Как полет переносите? Бывает и такое, на земле человек смел и крепок, а в небо поднимется – в руках дрожь, в глазах темень.
– Не летал, скажу честно. Но ходил на миноносцах в крутую волну, с морской болезнью справлялся. Надеюсь, что и в воздухе не опозорюсь.
– Добро! Сейчас вам принесут наши «доспехи», кожаные галифе, куртку, сапоги и шлем. Надо переодеться, потому что в своем обмундировании промокнете насквозь, потом измерзнетесь, так как наверху, в небесах, очень холодно. А пока по нашей традиции авиаторов надо «хлопнуть» по сто граммов коньячку, чтобы душа и тело к первому полету были готовы.
С этими словами Дудоров достал из шкафа металлическую флягу и блестящие стаканчики, наполнил их доверху, кивнул полковнику «Будем здоровы!», и одновременно с ним выпил крепкую благоухающую жидкость.
– Довоенный «Шустовский» коньяк, – довольно сообщил он и разломил плитку шоколада на двоих.
Переодевшись в экипировку пилотов морской авиации, Стрельцов пошел к стоянке гидроаэропланов, которая находилась в Ревельском заливе, в том месте, где морские воды встречались с водами речки Бригитовки, протекавшей мимо монастыря ордена Святой Бригитты. Илья Иванович посмотрел в сторону Пирите, где они катались на лодке и купались с Кристиной. Воспоминание о свидании с женщиной окатило приятным теплом. К офицерам-летчикам он подошел с легкой улыбкой на лице. Пилоты заулыбались в ответ. Они только закончили по карте изучать новый маршрут полета, о котором сообщил Дудоров. Рядом с ними к берегу крепился дощатый настил плавучего пирса, где к рымам, словно прогулочные лодки, были пришвартованы гидросамолеты. Возле двух крайних суетились механики, прогревали моторы, проверяли механизмы перед дальним полетом.
Стрельцов познакомился с пилотами. Штабс-капитан Троицкий, невысокий широкоплечий офицер, морской летчик, почему-то стоял в форменной офицерской каракулевой папахе с кокардой, такой, какие обычно носят строевые пехотные офицеры. Трое других пилотов были одеты в одинаковые шлемы, так же как и Илья Иванович. Он с удивлением заметил в руках одного из офицеров пушистого котенка, который сосредоточенно грыз перчатку своего хозяина. «Странные люди, эти пилоты», – подумал полковник и взглянул на Дудорова. Но тот, покуривая длинную сигару, ничему не удивлялся и, как ни в чем не бывало, убирал в планшет рабочую карту командира. Щелкнул клапаном планшета, резко махнул рукой: «С Богом!» и пошел в сторону штаба, не попрощавшись.
Офицеры занимали места в аэропланах, и первым разместили в кабине Стрельцова. Он с непривычки прямо-таки плюхнулся на кожаное сидение, летающая лодка закачалась на воде. Командир ведомого самолета отдал котенка механику и занял свое место, переговариваясь со штурманом. Наконец, Троицкий снял папаху, аккуратно положил в свой отсек, достал оттуда шлем, одел и застегнул его по всем правилам. Механики отдали швартовые концы, и лодки свободно порулили на чистую воду залива. Стрельцов надвинул на глаза очки и осматривался на новом месте. Под ногами лежал на боку ручной пулемет, он наклонился и осмотрел оружие: «Льюис» – система знакомая, справлюсь, если понадобится», – мелькнуло в голове. Командир оглянулся и жестом показал, что нужно пристегнуться ремнями к креслу. Затянув лямки, Илья Иванович почувствовал себя единым целым с этой гудящей машиной, от которой резко пахло бензином и разогретым маслом. Рев винта нарастал, с басовитого звучания перешел на звон фальцета, и лодка, набирая скорость, понеслась по поверхности залива. Неожиданно шлепки волн по фюзеляжу прекратились, возникло странное ощущение невесомости, а вода, которая только что плескалась совсем рядом, уходила вниз метр за метром. Еще несколько минут – и стало понятно, что аэроплан поднялся в воздух. На душе человека, ни разу не поднимавшегося в небесные просторы, стало легко, как от прекрасной музыки. Действительно, хотелось петь!
Слева чуть сзади летела вторая машина, а впереди перед самолетами увеличивались в размерах дома Ревеля. Справа расстилалась зелень морской воды, по которой двигались «игрушечные» кораблики и лодки. Стрельцов наклонил голову вправо и принялся разглядывать морской порт со знакомыми силуэтами. Он потренировался в определении их типов и наименований: эсминцы «Пограничник», «Охотник», «Резвый», тральщики номерные, подводная лодка «Акула». Крейсеров нет ни одного. Посмотрел влево, внизу мелькали улицы и площади города, вон железная дорога и вокзал, куда он приехал сегодня утром. Рядом должен быть «скворечник», но не усмотреть его под крылом, где-то дальше дом Кристины. Людей можно разглядеть: маленькие, спешат по своим делам. Высоко аэроплан забрался, лиц, конечно, не разобрать. А машины, повозки, телеги – все видно, как на ладони. 
Ревель остался сзади, а впереди, насколько хватало глаз, простиралась зелень лесов и полей, поделенных на прямоугольники. Изумрудное пространство прорезали дороги, по которым двигался транспорт. Картина настолько завораживала, что Стрельцов то и дело поворачивал голову, чтобы рассмотреть что-то привлекшее внимание. Неожиданно впереди снова заблестели широкие просторы воды. Земля посреди воды… Знакомые очертания… Так, это остров Даго выглядит столь необычно с небесной выси! Где-то среди высоких сосен должен прятаться радиопост, на котором служит офицером оперный певец Оленев. А за Даго скоро появится и второй остров – Эзель.
Но в этот момент с моря быстро налетели облака, вокруг самолета хлопьями высыпал густой туман, а по лицу покатились капли мороси. Началась сильная болтанка, Илья Иванович инстинктивно схватился за металлические скобы в кабине. И вовремя это сделал, потому что в следующую секунду почувствовал, что быстро падает вниз, а сердце и все то, что внутри организма находилось ниже сердца, наоборот, устремилось кверху. Он хватил ртом побольше воздуха и сколько мог сдерживал дыхание, чтобы усмирить рвотные позывы.
Вдруг аэроплан вывалился из облака и, как будто бы обрел прочную опору. Рядом слева появился ведомый, пара начала снижаться к земле – под аэропланами расстилался остров Эзель. Командир повернулся к Стрельцову и показал рукой вперед: там, прикрытые широким лесистым мысом, на глади воды строем стояли гидроаэропланы. Понятно, надо садиться, потому что впереди появилась воздухоплавательная станция Кильконд. Неужели с момента взлета прошло больше двух часов? Казалось не более получаса!
Аэроплан опускался все ниже, его фюзеляж опять начало болтать. Вот под крылом появилась чистая вода и, наконец, сильный шлепок о морскую волну известил об окончании первой части полета. Летающие лодки с недовольным гудением подруливали к пирсу для заправки топливом. Полковник отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины, но у него ничего не получилось. Сильные руки механиков подхватили его подмышки и поставили на твердый настил. Покачивало. Стрельцов сосредоточился и медленно пошел вперед, сделав знак, что дальше пойдет сам.
В штабе авиаотряда начальника разведывательного отделения флота ждал командир пункта радиоперехвата на острове Эзель. Они закрылись в кабинете, и Стрельцов мельком посмотрел последние сообщения с поста. Ничего нового не узнал. Германские корабли шли, соблюдая режим радиомолчания. «У меня нет выбора, – думал полковник. – Часов через пять вся германская армада появится у входа в Ирбенский пролив, а у разведки до сих пор нет сведений, какие корабли идут под флагом вице-адмирала Шмидта. Стыдно!». По телеграфу на связь из Ревеля вышел Ренгартен, который сообщил, что командующий Канин подходит вместе с флотилией из 16 эсминцев к военно-морской базе Куйваст на острове Моон у восточного входа в Рижский залив. В заливе на позиции стоит линкор «Слава». Возле Усть-Двинской крепости, рядом с Ригой, базируются канонерские лодки «Кореец», «Сивуч», «Храбрый» и минный заградитель «Амур».  На разведку к Ирбенскому проливу отправлены наши подводные лодки. Непенин ждет доклада Стрельцова по обстановке.
В дверь кабинета просунулась голова штабс-капитана Троицкого в папахе:
– Лодки к полету готовы, – доложил он.
Стрельцов встал, кивнул головой и ответил:
– Летим!
У пирса аэропланы привычно гудели моторами. Их взлет не занял много времени. Стрельцов теперь не был любопытным расслабленным пассажиром, он приступил к выполнению разведывательной задачи, которую поставил себе сам. Сосредоточенным взглядом изучал все, что происходило на поверхности моря. Вот след от перископа подводной лодки, чья она, наша или чужая? Пока неважно. Нужны корабли…
Корабли появились через час полета. Впереди шла группа из 14 тральщиков. На отдалении около десяти миль виднелись дымы другой группы противника. Стрельцов показал командиру, что надо снизиться, и аэроплан скользил над водой на высоте не более ста метров. Впереди в несколько кильватерных колонн шли основные силы эскадры Открытого моря. 12 эсминцев находились в голове строя, за ними резали волну пять крейсеров: «Мольтке», «Аугсбург», «Бремен», «Грауденц», «Пиллау», два броненосца: «Брауншвейг» и «Эльзас», два линейных корабля: «Позен» и «Нассау». На последнем развивался флаг командующего эскадрой вице-адмирала Шмидта – белое полотнище с одним большим черным крестом и двумя малыми. «Хорошо бы по ним торпедный залп дать», – зло думал Илья Иванович.
Замыкали строй еще двенадцать эсминцев. Их малокалиберные пушки открыли огонь по низколетящим русским самолетам. А те обошли почти парадный строй наступающих сил противника, поднялись до пятисот метров и пошли курсом на северо-восток. В этот момент застрекотал пулемет второй летающей лодки: со стороны берега к нашей паре приближались четыре германских «Альбатроса». Стрельцов убрал киноаппарат, вынул из-под ног ручной пулемет и взвел его для стрельбы. Немецкие самолеты держались тесной группой, выбирая себе жертву. Но русские летающие лодки «М-5», зная собственное преимущество перед «Альбатросами», начали крутой набор высоты. Потолок у наших был три тысячи метров, а у немцев на полутора тысячах начинал чихать мотор.
На большой высоте Стрельцов почувствовал, что ему не хватает воздуха, в висках застучало, голова кружилась. Несмотря на холод из-под шлема и очков текли струйки пота. Стиснув зубы, он пытался выровнять дыхание. С усилием осмотрелся и обнаружил, что германские самолеты шли таким же курсом, но гораздо ниже. Наша пара на предельных оборотах моторов направлялась к острову Эзель. А от острова к ним приближались шесть самолетов с русскими опознавательными знаками. «Альбатросы» отвернули в сторону берега, и тогда летающие лодки пошли на снижение. Расходясь курсами с группой встречных аэропланов, Троицкий и его ведомый приветливо покачали крыльями. Через десять минут оба заруливали на посадку.