Виктор САФРОНОВ
АЛМАЗНАЯ ЦЕПЬ
Отрывок из романа
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ
Копая себе могилку, меланхолично бросал на бруствер земельку. Пытался думать о чем-то приятном и радостном, вводил себя в позитивное мышление...
Когда мы отдыхали в загородном доме у Курдупеля, зашел к нему сосед и, пока от выпитого не сковырнулся навзничь, успел душевно рассказать то ли притчу, то ли историю из своего богатого прошлого - добрым молодцам, т.е. мне, намёк. Но рассказывать сосед стал не сразу, повода не было. Понесло его по извилинам и колдобинам памяти после того как мы не ответили на его вопрос, что празднуем? С каких таких чертей выпиваем, закусываем? И рассказывал тогда сосед Федорчук долго, нудно и заунывно.
Со слов приснопамятного Федорчука, его рассказец со дня на день обещали внести на скрижали Священного писания внешней разведки «Протоколы кремлевских близнецов». Судите сами, вот оно, повествование.
«Было время, когда шифровкам доверяли мало, и наиболее ценные сведения пересылали из зарубежных резидентур специальными курьерами, - издали начал акын СВР свою песнь. - Вызвали как-то оперативного сотрудника забугорной резидентуры, вручили ему незапечатанный конверт и говорят: «Давай, - говорят – «ехай» и передай прямо в руки, но сам, дурья башка, читать не вздумай». Он заартачился, мол, не мой профиль, я не курьер, и вообще, работы по ноздри, дышать некогда. Ему и говорят: кончай саботаж разводить, это приказ, а приказы, как ты есть – боевая единица, обязан исполнять беспрекословно, иначе расстрел. Делать нечего, взял он конверт, надел специальную сбрую курьера и отправился выполнять поручение.
Приехал он по расписанию. Встретили его в Центре хорошо. Что говорить? Приветливо встретили. Накормили, напоили. Почистил он после еды зубы, пожевал корень хрена, чтобы перегаром сильно не воняло. Руку к козырьку приложил и передал конверт по принадлежности.
Адресат прочитал... и как треснет ему в зубы... Наш парень - навзничь. Тот, который читал цидулку, из-за стола выполз, плечи расправил и давай его болезного ногами месить. Как полагается, отбил ему часть внутренних органов, вложил конверт с посланием в руки. Поднатужился и с помощью порученца выбросил из кабинета как надоедливую жабу.
Избитый сотрудник побежал жаловаться к начальнику, а тот и говорит: - Раз ты мне казенные ковры своей пролетарской кровью измазал, выкладывай все начистоту.
Рассказал курьер, про то, как передал конверт, после чего был избит.
- Давай, - говорит высший начальник. - Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет...
Прочитал вышестоящий. Задрожал нервной дрожью. Гневно закусил губу и бросился лупцевать парнишку. Окончательно отбил оставшиеся до этого целыми органы. Вложил конверт с посланием в руки и собственноручно выбросил прочь из кабинета. Совсем загорюнился избитый. Ползет по ковровой дорожке, оставляя за собой кровавый след.
Нежданно-негаданно, ему навстречу Берия...
- Ты, пачэму, тут, такой-сякой, портишь народное имущество, - и сквозь пенсне подозрительно смотрит. - Отвэчай, мать-перемать...
Опять сквозь боль и недоумение начал бывший здоровый сотрудник рассказывать...
- Давай – говорит Берия, его перебивая. - Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет...
Прочитал, изменился в лице, отдал бумагу назад. Достал пистолет и, хотя дело происходило в коридоре учреждения, где следовает соблюдать чистоту, застрелил письмоносца до смерти...»
Тут Курдупель не выдержал и, перебивая своего дружка Аркадьича, сказал: «Хорош врать! Быть такого не может, чтобы прямиком в коридоре». Аркадьич сощурился, пальцами этак в воздухе покрутил... Подправил оптический фокус… нащупал им стакан и жахнул самогонного нектара. Не торопясь закусил и говорит: «Погоди, полковник, это еще не конец истории».
И рассказывает: «После убийства попал наш бедолага пред врата рая. Как издавна повелось, на распределительном пункте встречает его товарищ Святой Петр и интересуется, мол, по какому делу, вас товарищ к нам сюда прибило-замело?
Снова расповёл бывший заграничный опер свою заунывную песню о неудавшейся судьбине...
- Давай, - говорит Святой Петр. - Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет.
Прочитал. Отдал бумагу. И как даст ему в лоб. Тот прямо в ад и свалился.
Что и говорить, с сатаной-шайтаном та же история, только тот гад гладкоутюженный, поухмылялся, да и говорит: «Забирай, дурья твоя башка, свои бумаги и мотай отседа. У меня, говорит, даже на сковородке места для тебя нет. Мотай к морскому царю Нептуну...
Экс-курьер и не помнит, как оказался в воде, посредине моря-окияна... Плывет мужик, грабками по воде шлепает и думает: «За что мне эта злая и гадкая стезя?».
Мы сидим, раскрыв рты, ждём, а Федорчук на последних словах берёт и натурально засыпает, да еще и безобразно храпит. Злой Курдупель бесцеремонно подзатыльниками и щипками расталкивает дружка и нетерпеливо задает свой финальный вопрос:
- Ты, Аркадьич, давай, не сачкуй, - а сам у него перед носом бутылкой машет, заинтересовывает, не даёт уснуть. - Чем дело закончилось, что в записке-то было написано?
Федорчук глаза протер и интересуется: «В какой записке?»
Я от внутреннего хохота и выпитого самогона начинаю корчиться в конвульсиях.
- Ах, в записке, - начинает ориентироваться в пространстве Аркадьич. Мы массируем ему уши, он ненадолго приходит в себя и завершает былину службы внешней разведки:
- …Стало курьеру интересно, что там такое написано из-за чего он понёс столько страданий. Перестал он плыть баттерфляем, остановился посреди окияна. Откашлялся, открыл конверт, достал лист...
- Ну, ну, - подпрыгнул я от нетерпения. - Что там было?
- Прочитать не может, - грустно сказал тот. - Текст напрочь смыло водой...
- Тьфу ты, старый дурак, - скривило Курдупеля. - Столько времени украл. Смысл-то хоть в чем?
- Смысл в том, - совершенно трезвым голосом говорит Федорчук. - Что если есть возможность узнать, что у тебя за секретные задания, узнай, хуже не будет.
И глянул он на меня ясным взором, кулем повалился на палати и окончательно уснул. Хозяин застолья, долго не мог тогда успокоиться, все ворчал себе под нос: «Вот ведь, старый дурак, загадал загадку, теперь мучайся...»
Шло время. Не просто шло. Неслось, как сумасшедшее. Выкопали мы в песочнице достаточно большую яму. Края неровные, обсыпаются. А я по-прежнему ковыряю землю и бросаю, как заведенный... Отвлекла меня от копки собственной могилы мелодия «Полонеза Огинского» на чьей-то мобиле. Абонент коротко перетёр понятия: «Да... Да... Хорошо. Так точно, будет исполнено».
Говорят, что перед смертью все чувства неимоверно обостряются. Я отчетливо расслышал странный шепот-диалог:
- Тащи из дома дитё и бабу этого дохляка, - охранник мотнул потной щетиной в сторону моего напарника по земляным работам. - Баба у него видная... Ты, тока, долго с ней не балуй. Оставишь, как в прошлый раз следы, нам всем из-за тебя, шалуна, влетит. И в хате напоследок пошуруй. Это... В комодах посмотри... Сам видишь, богато люди жили.
Один из охранников, радостно суетясь и горбясь, направился в дом. Рассказ про то, «как люди жили», поверг меня в уныние.Чувствую, приближается неприятный момент: будут стрелять землекопам в затылок. Пришлось исключать из сознания вселенскую любовь к людям и действовать автоматически, как обучали инструкторы и сама жизнь.
Пыльный песок тоненькими струйками стекал с бруствера назад в яму. Подручные средства спасения были предоставлены мне самой природой. Поудобней подставив лопату, я набрал на нее сыпучей субстанции и играючи подбросил вверх...
Получилось неплохо. Будто неряшливая хозяйка задернула пыльную штору.Пока пыль не осела, лопату в возвратном движении метнул в сторону ближайшего охранника. По резкому хрусту ломаемых костей понял - шанцевый инструмент попал точно в цель. Скоренько выдернул лопату из рук ни на что не реагирующего чиновника и с криком «держитесь, гады» бросил в другого. По тому, как через мгновение по рукотворной могиле весело защелкали пули, понял, что не попал. Жаль...Попасть в объект был просто обязан, хотя лопата не моя и к руке не привычная. Но оправдания сейчас не принимаются. Стрельба с противоположной стороны усиливалась.
Скоренько выкатился из ямы. Подхватил пистолет, лежащий рядом с пареньком из которого торчала тупая лопата, и на звук пульнул в сторону стрелка... Перекатился раз, другой и снова пульнул.
С той стороны раздался стон. Значит, попал. Так. Итоги подведем позже. Стрельба разгорелась, как на передовой линии «невидимого фронта». Все оружие было с наверченными на стволы «глушаками». Слышались легкие хлопки и злые проклятья. Причём, проклятия звучали гораздо громче... Возникла секундная пауза, я вычленил её по количеству хлопков со стороны моего противника-дуэлянта. (Интересно, далеко ли отсюда Черная речка?) Пока мой визави Дантес пытался прыгающими от волнения руками сменить обойму, я метнул в его сторону разогретое перекапыванием песочницы тело и ударом рукояткой пистолета по шее обездвижил и обезоружил несмышленыша. Присмотрелся... А в нем два ранения. Одно в бедро, а вот другое в живот. Терпеливый солдатик.
Впрочем, и с моей стороны были потери в живой силе. Чиновник (я и имени его не знал) лежал на дне ямы. Как говорят французы: не надо быть курицей, чтобы представить, как она чувствует себя в кастрюле. Поза у соратника-землекопа была неестественная, очень вывернутая и для живого человека ненормальная. Нырнул в яму, схватил за руку – пульса нет. Сонная артерия также молчит, не пульсирует. Мертв. Неприятный сюрприз. А я разные глупости про французских курей вспоминаю. Нехорошо это, не по-Божески...
Парнишку, из которого торчала рукоятка лопаты, скатил в яму. Его разговорчивого сослуживца - туда же. Предварительно обыскал. Забрал оружие, телефоны, документы... Бросился к входу в дом. Затаился на террасе, за деревом в кадке.
Через несколько минут из дома, пошатываясь, вышла молодая женщина с ребенком на руках. Следом чудак-охранник. Он даже оружие не доставал такую чувствовал свободу в своих преступных действиях. Ударом по затылку отключил его на время. Его же наручниками сковал сзади руки. Даму попросил вернуться в дом и обождать там пару минут.
Она соображала плохо. Стресс, наркотики или алкоголь? Больше склоняюсь к стрессу. Пришлось аккуратно, чтобы не разбудить спящего у неё на руках ребенка, взять за плечи и, развернув на сто восемьдесят градусов отправить назад в дом.
Нашатырного спирта под рукой не оказалось. Пара оплеух и один подзатыльник натруженной с водяными волдырями рукой привел в чувство отключенного. Поговорил с ним несколько минут, вижу, паренек неплохой, правда после удара по голове соображает туго.
- Да, мы не собирались ничего плохого делать... - он вздохнул. - Хотели только попугать...
- Какие вы добрые. Что же раньше не сказали? - похлопал я его по плечу. - Но я не такой ласковый. С «толстовством» покончено навсегда. Сам посуди, хозяина дома успели угрохать. А партизанские принципы помнишь — те, что всосали с молоком матери-Родины? Кровь за кровь, смерть за смерть... Придется закопать тебя живым, за компанию с теми, кто там лежит. Будем, так сказать, бить врага его же оружием и на его территории...
Ох, после сказанного и повело в сторону служивого. Ох, и зазнобило, закуролесило... Его же, как в народной сказке «Бой на Калиновом мосту», грозятся по самую макушку в землю втоптать. Я не мешаю. Даю несколько мгновений детально разобраться с мыслями. «Давай, думай, присягообязанный, а не то тебе, как Змею-Горынычу, окончательно приснится полный трындец...»
Без натуги подтянул его к краю обжитой мной рукотворной ямы-могилы. Реквизированным фонариком подсветил подробности. Н-да… та еще картинка открылась взору...
Говорю откровенно: вид очень неприятный. Скрюченные по большей части мертвые тела... Кровь в темноте видна плохо, но ее приторный, сладковато-тяжелый запах ощущался очень явно и ноздри щекотал до рвоты.
Паренька стало люто рвать на родную землю. Смотреть на это без сожаления было и тяжело, и больно... Короче говоря, в наступивших рыночных отношениях выторговал я служебную тайну в обмен на жизнь. Зашли мы в избушку, где куковала молодая вдовица с дитём. Повсюду валялись разбросанные части мобильных аппаратов, похоже, вызвать боевую дружину на помощь ей не удалось.
Я внимательно поводил по сторонам глазами... Задал даме пару наводящих вопросов. Она ещё не знала, что кормилец убит и лежит рядом со своими убийцами. Поэтому, и говорит пока без истерики. Уже хорошо. Как и ожидалось, видеокамера в таких избушках предмет обычный бытовой. Быстренько организовал источники света и как заправский фронтовой оператор всё заснял.
Попросил молодую даму собраться в стиле срочной эвакуации, что включало сбор документов, денежных и иных ценности... Не помешает прихватить и кое-какую одежонку, для себя и ребенка. Она послушно пошла собираться...
Что касается правдивых показаний... Вся правда включала в себя фамилии руководства, номер части и конкретное задание, полученное от врага, срезавшего у меня «пояс сокровищ». Очень коротенько интервьюированный доложил основные вехи автобиографии. Вроде, не врет... Пришлось ему чистосердечно сознаться в изнасиловании молодой женщины…
Обратно привел его к яме. Пока он туда неловко спрыгивал и тихо ойкая подворачивал на трупе ногу, весь потом изошел. Ждал выстрела в затылок. Приковал его оставшимися наручниками к раненому. «Давай, - говорю, - оказывай своему подельнику первую помощь». После началась политинформация.
- Здесь два трупа, - указал на лежащего рядом с ним. -Подумай о перспективах дальнейшего прохождения службы.
Говорил я строго и уверенно, пережитый стресс очень в этом помогал. На нервной почве красноречие лупило в ночную тьму длинными очередями. Вылитый Цицерон в фуражке.
Он молчал, уставившись в одну точку. Но когда я для проверки рефлексов сделал в его сторону неловкое движение пистолетом, испуганно отшатнулся. Незадача. Паренька снова стало рвать на все, что лежало рядом.
- Скоро за вами придут, - присев на корточки на краю ямы, я продолжил прощальную речь. - Найдут здесь. В твоих интересах много не болтать. Бывай здоров.
Оглянулся на прощание. Его могучие плечи сотрясали мощные рыдания. Что и требовалось доказать. А то, понимаешь, привыкли всякую интеллигентную шелупонь в заплёванных подъездах бить кастетом по голове… Нежданно получился облом и незадача. Вишь ты... С непривычки-то, как служивого до слез проняло... Ну, да ладно. Оклемается, глядишь - умнее станет и будет думать головой, какой Отчизне служить, а какой прислуживать. Тщу себя надеждой на его безошибочный выбор.
Отрывок из романа Виктора САФРОНОВА «АЛМАЗНАЯ ЦЕПЬ»
и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "СТРАСТНАЯ ЛЮБОВЬ к ДЕНЬГАМ"
опубликованы в пятом выпуске журнала «ПОДВИГ» за 2015 год