Дарьи СИМОНОВА

ЧЁРНЫЙ ТЕЛЕФОН
Отрывок из романа
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Вечер получился дивным. Выступали кратко, закусывали вкусно. Маленький праздник был в честь выхода сборника современной скандинавской новеллы. А с переводчиками всегда легче — ведь они не обременены тем мучительным грузом тщеславия и недооцененности, которые несет в себе автор оригинальной прозы. Они всегда в выигрыше: если книжку не хвалят — можно списать изъяны на автора. А в случае успеха — львиную долю присвоить себе. Редкий момент, когда можно заслуженно погреться в лучах чужой славы.
 Однако этим наблюдением Таня не делилась с коллегами. Опыт ей подсказывал, что в клубе «Грин», где она работала и где сегодня бурлила вечеринка, ее суждения потонут в гуле восклицаний. Интересный разговор не родится, она не станет звездочкой этого вечера. Смешные мысли. Таня и не стремилась никогда быть в центре внимания — только сочувствовала всегда здешним завсегдатаям, которые безуспешно хотят добыть славу в кругу своих же коллег. Бессмысленное занятие... но что им, бедолагам, делать, не идти же в народ.
  В тот день в центре собрались симпатичные шутливые интеллектуалы, вспоминавшие легендарные тонкости перевода «Малыша и Карлсона». И, конечно, все были счастливы, что в нашу меркантильную эпоху, затея со сборником удалась. Ныне подобные начинания — что черная икра. Дорого и чревато некондицией. Однако виновник торжества вышел красавцем. И в том, как ни печально была заслуга его «родителя» - известной сволочи Семена Штопина.
 Но в его сторону Таня предпочитала даже не смотреть. Целее будешь! И сохранишь неожиданное очарование сентябрьского дня и дух торжества, к которому многие оказались причастны, и потому гостей было много… Таня с внутренней несуетной улыбкой пожалела, что этот вечер не случился несколько лет назад, когда она чувствовала себя такой одинокой и могла бы завести приятное знакомство, которое потом могло бы перерасти в накатанное-намоленное «нечто большее». Жалеть ей было в сущности не о чем — она теперь не одна. Впрочем, всегда есть о чем жалеть, не так ли... особенно когда на тебя в упор смотрит любимый Фантом. Был у Тани такой мистический незнакомец — мужчина, которого она время от времени встречала на вечеринках, в полночном метро, на вокзалах, уезжая в другие города... Таня была уверена, что лишь она замечала эти нечаянные встречи, а ее таинственный визави был слишком колоритен и избалован вниманием для того, чтобы запомнить обычную женскую внешность. Однако теперь он улыбался ей и с игривым шиком поднимал рюмку, словно приветствовал давнюю приятельницу. Тане ничего не оставалось, кроме как улыбаться ему в ответ, понимая, что сказка кончилась. Одно дело — тайна, другое дело — флирт, блудливая элегантность уверенного в себе самца.
 Интересно,  какое отношение он имел этот мистер Икс к скандинавскому сборнику? Сейчас самый подходящий момент, чтобы это узнать. Но кто бы мог подумать — Таню опередил Штопин! Эти двое были знакомы. Из всех поворотов сюжета — самый неповоротливый. Как же его величество случай допустил такое бездарное убийство интриги! - сетовала Таня, обескураженно снимая кожуру с бог весть какого по счету мандарина. Она огляделась вокруг — ей срочно нужен был осведомитель. Но идеальна в этой роли лишь Бэлла Максимовна, директор и бесперебойный «источник питания» всего, что происходит здесь. Она-то знала все и обо всех, но так не вовремя отчалила на Сардинию. Впрочем, бразды правления она не упустила бы, даже улетев в другую галактику. Так уж устроена неистовая  Бэлла. Боится, что без нее все пойдет неправильно. К сборнику – виновнику торжества она тоже приложила руку. Точнее к иезуитским издательским интригам, в результате которых он был издан. Несмотря на козни коммерческого директора и отдела продаж, которые изо всех сил сопротивлялись всему разумному, доброму, вечному. Ведь эта триада плохо продается!
-Вам известно, что ни один президент или монарх ни разу не умер от рака! - басил Слава Птенцов, увлекавшийся теориями заговора и с удовольствием их плодивший. Он, всегда вольно обходившийся со своим историческим образованием, на самом деле обожал джаз. И сегодня на сцене весь вечер играли его друзья-музыканты, а он, изрядно набравшийся, истерически рекламировал виртуозный свинг саксофониста, которого знал с пеленок. Всех забавляло то, что Слава был заместителем Бэллы по хозяйственной части, а на деле заведовал чем угодно, только не хозяйством. Ошибки, просчеты и недоделки Славы Птенцова обычно исправляли его коллеги, но злиться на него было совершенно невозможно. Он был обаятельный — это во-первых. А, во-вторых, попробуй тягаться с этим сокрушительным, как водопад в Андах, потоком сознания. Птенцов, или как его называли, Птенчик, сумел рассмешить Таню даже в самый страшный ее день. Впрочем, это было давно, и не стоило ворошить прошлое сейчас, когда все шло самым чудесным образом.
Только жаль, что Бэлла не наслаждалась триумфом. Она посвятила клубу «Грин»... жизнь? Нет, жизнь она почему-то посвятила больной сестре и племянникам-близнецам. Чего никто из ее окружения до конца не понимал. Ведь Белла была вовсе не жертвенной натурой. Она была человеком ураганных чувств, и Таня всякий раз замирала в тоскливом предвидении, когда чеканные каблуки-молотки начальницы приближались к ее рабочему месту. Ведь когда Максимовна бывала расстроена, подчиненным приходилось гнуться под бурей и натиском, но когда гроза проходила — Бэла излучала эйфорический позитив. «Ну ты же знаешь, я терпеть не могу офисную работу, я вольная птица!» - напоминала она всякий раз Тане после трудного дня. И это должно было оправдывать перепады настроения. Оправданий, однако, не требовалось. Таня так уставала к концу дня, что едва языком ворочала — Бэлла умела выжимать соки. Но это была насыщенная жизнь во имя высокой цели. Вот только иногда Бэлла срывалась со своего рабочего трона и неслась к своим родным. Или не приходила несколько дней в «Грин». И тогда все знали, что дома у Бэллы Максимовны что-то не так. Но она все уладит. Обязательно уладит.
 Когда-то, очень давно Таня видела семью Бэллы. Сестра была еще более-менее здорова. А близнецы были маленькими. Когда-то Таня видела и другое: у Бэллы был друг. С которым ее связывали очень болезненные, но яркие отношения. Он был художник. И он нарисовал своей подруге картину под названием «Твои дети». Он нарисовал детей, которых никогда не было. О которых Бэлла только мечтала. Или... не мечтала. Они с Таней не касались этой темы. Но однажды Бэлла вывесила эту картину на одной из выставок в клубе «Грин». Он тогда и назывался иначе, и все было по-другому... И вот Бэлла решила всему свету показать «Твоих детей». То есть «своих», но по ее замыслу это название должно было пробуждать в каждом их нас вселенское материнство. Осознание, что все дети - «твои». Одним словом, гуманитарная художественная концепция. Время тогда было такое — сплошные концепции.
 Впрочем, эти чудеса миновали Таню. Она тогда еще не работала в клубе «Грин». Тогда и клуб был скромной библиотекой имени Александра Грина, а Бэлла — нескромной библиотекаршей, у которой была мечта. Ни много ни мало - центр современного искусства. Бэлла была одной из первых, кто раскусил, что за пыльное сокровище — эти библиотеки, непаханое поле в шикарном центре города. На эту мысль ее навел один из ее монументальных любовников, замешанный во властных структурах. Однажды он пришел на Бэллин день рождения с редкими в то время орхидеями и открыткой «Пускай в твоей жизни горьким будет только Максим». Бэлла была чувствительна к проявлению искры божьей на манжетах, и она присмотрелась к красивому окладистому чиновнику попристальнее. Тем более, что он, сам тогда не ведая, попал в больную точку. Отца Бэллы звали Максим и он рано умер. Его имя не упоминалось всуе.
 Человек из властных структур показал своей новой пассии тропинки к денежным ручейкам, и семя упало на плодородную амбициозную почву. Бэлла все устроила так, что в обычной библиотеке стали происходить необычные вещи — выставки, вечера, тусовки и откровенные богемные пьянки. Но Бэлла быстро смекнула, что когда в богом забытом местечке буянит талантливый и даже известный в узких кругах человек — то это может стать достоянием истории. И рано или поздно Бог вспомнит об том месте, и тогда появится фишка.  А раз есть фишка, то можно выкорчевать деньги на приличный ремонт. Словом, шаг за шагом Бэлла растила свое дитя...
 Этапы большого пути пропустим. Их, как пейзажные описания, обычно пролистывают. Таня ненавидела эту несправедливость и потому, сколько себя помнила, училась рассказывать о пережитом вкусно и завлекательно. Потому Бэлла и пригласила ее к себе. Таниной задачей было сохранять впечатления свежайшими и облекать их в рекламные панегирики. Чтобы в клубе «Грин» продолжал бурлить неиссякаемый и изобильный поток творческих энергий.
И в этом потоке, где резвились джазисты, в полумраке, среди сонма лиц она снова увидела.... его. Своего фантома. Теперь он ни с кем не разговаривал. С него слетел лоск самодовольства, он казался притушенным, его застывшая сосредоточенная мимика рельефно обострила одиночество. Он не чувствовал таниного взгляда, судьба не собиралась помогать ей, как это обычно происходит в избитых мелодраматических сюжетах. Судьба — сплошной бег с препятствиями. Преодолевая их, мы ждем вознаграждения — и бываем жестоко разочарованы, когда вместо приза получаем новое препятствие...
 Но ведь так и происходит, не так ли? Не одна неприятность за другой, а одна — над другой! Кто сказал? Одна писательница - Таня не помнила, кто именно. Работая в библиотеке, она пропитывалась цитатами, но не запоминала авторов. Однако здесь — в самое яблочко. Именно одна — над другой. Жизнь - это печальное восхождение к невыносимой мудрости ничего не ждать. К невыносимой легкости бытия — к чему же еще! Делать добро — и бросать его в воду. Что давно знают на востоке, но никак не поймут на западе.
 То ли это была музыка, под которую мы предаемся потоку сознания, то ли моментальное озарение, отпускающее здоровые инстинкты на свободу, но Таня вдруг легко подошла к своему заклятому незнакомцу и, словно всю жизнь не вылезала из роли хозяйки вечера, предложила ему освежить бокал. Ведь в руке у нее по-прежнему была бутылка «Ламбруски», которой она потчевала злую Девяткину. А он... трогательно-благодарно смутился, сказав, что такое невыносимо легкое, блестящее и розовое вино не для мальчиков.
 Невыносимо легкое...
 -Наверное, его назвали в честь Ломброзо, - улыбнулся он, разглядывая этикетку. - Знаете такого?
 -Конечно. «Гениальность и помешательство», - быстро ответила Таня, словно на экзамене, хотя из-за музыки едва слышала своего незнакомца.
 -... и учение о типах преступников. Вы кого-нибудь здесь различаете?
 -Доброе начало разговора, однако! Но могу вам сказать откровенно, что самая таинственная личность для меня на этом вечере — это вы.
 Это было не пошлое кокетство, хотя вряд ли господин Фантом это почувствовал. Таня могла себе позволить правду — ведь у нее не было далеко идущих планов. Легко говорить правду, когда ты бескорыстен. Фантом улыбался все на той же игривой волне, но говорил вполне серьезно. Он — давний приятель Штопина. Этого факта было вполне достаточно, чтобы взорвать реальность игрой случая.
 -Впрочем, ваше лицо мне тоже знакомо. Наверное, наши броуновские пересечения дают о себе знать. Пора нам, наконец, познакомиться и выпить на брудершафт старого доброго виски, — с этими словами он достал фляжку со старинной монограммой. -  Меня зовут Ян. А вас Татьяна, как я услышал. Мое имя — часть вашего. Так что не потеряемся.
 И сделав этот неожиданный вывод, он... стремительно исчез! Устремился к кому-то, его позвавшему, едва буркнув извинение. Таня лишь успела сообразить, что так и не изведала старого доброго виски. Вот и питай романтические иллюзии после таких обманов. Впрочем, ныне Таня благостно констатировала у себя отсутствие иллюзий. Во всяком случае, романтических. Она спокойно присоединилась к Славе Птенцову и коллеге Леночке, которые радушно нацедили ей пару капель ирландского напитка — для утешения. Воистину, если перед тобой закрывается дверь — где-то открывается окно!
 Что было потом? Птенчик знакомил ее с музыкантами — на предмет новых концертных планов, Таня обещала и лихорадочно записывала, зная, что все планы все равно перетасует указующий перст Бэллы. Но Таня смотрела на саксофониста и что-то в его сутулой пластике ее цепляло, и она старательно записывала его координаты. А саксофонист, этот честный масластый астеник, говорил, что не может понять, где в современной литературе граница между графоманией и профессионализмом.
 -Ее нет! - запальчиво встревал Птенчик. - Единственный критерий — твое или не твое. К тому же среди писателей нет профессионалов. Музыке надо учиться. А писать тебя никто не научит. Ты пишешь, пишешь, пишешь, как проклятый, ничего не получая взамен, кроме насмешек и злопыхательской критики, ты пишешь и пишешь, и если ты все это не бросишь, то однажды выныриваешь из первого круга ада и понимаешь, что твои критиканы — всего лишь бездари, которые сами ни на что не способны — но ты никогда не сможешь им этого сказать. Сам себя не защитишь, кто умеет защищаться — тот занимается другим делом, он торгаш или бюрократ. И когда ты начинаешь это понимать, то изредка на тебя, идущего в пустыне, проливаются капли признания, долгожданные и живительные. И ты плачешь от счастья, что до сих пор жив, хотя  давно болен, измучен и одинок. Но почему-то тебе нужен только этот путь. Хотя ты навсегда останешься самозванцем. Нигде твоя профессия не будет удостоверена. Ни выборы, ни наследие — одна милость божья, о которой, скорее всего, ты будешь оповещен только после смерти. Вот примерно  так становятся писателями. При этом, будь ты хоть гением, любая злобная завистливая Моська в любой момент может обозвать тебя графоманом — от этого не застрахован даже Лев Толстой. Потому что — еще раз повторяю! - единственный критерий...
 Саксофонист уже не слушал. Зато Тане было известно, кому не мешало бы послушать внезапный славкин прорыв в творческие горизонты. Ее мужу. Драгоценному Нику, мятущемуся в поисках признания. Именно этих слов он жаждал от нее, ближайшего свидетеля его пути. А она грешным делом все не могла уяснить, чего он так мучается. Пишешь в свое удовольствие — и ради Бога. Зачем же так зависеть от чужого мнения, так страдать от него... Сама Таня, работая в «Грине» давно знала, чего стоят эти окаянные мнения, и насмотрелась на «мосек» самых разных пород. Она впитывала словесную импровизацию Птенчика, чтобы донести ее до Ника как утешение...
 Она не знала, что его уже утешили.

Роман Дарьи СИМОНОВОЙ «ЧЁРНЫЙ ТЕЛЕФОН»
опубликован в журнале «Детективы «СМ» №11-2015г. (декабрь)

 ОТЗЫВ ЧИТАТЕЛЯ: 

«Моя полочка с книгами Дарьи СИМОНОВОЙ - отдых и отдушина для ума, поглощённого  повседневными заботами и неурядицами на работе и дома. Её замечательный стиль, который предполагает не только написанные автором слова, но и внутреннюю работу над ними (остановится в некотором месте, вернуться, подумать и получить от этого удовольствие) становится, в определённый момент, внутренней потребностью. Она сумела сохранить его даже в детективе, где обычно глотают страницу за страницей в надежде узнать финал. Поэтому «ЧЕРНЫЙ ТЕЛЕФОН» читается без спешки. Описание маленького женского коллектива на работе, всеми силами пытающегося выжить в непростых условиях, сделано с большим знанием дела, даже в мелких деталях. Я живу в небольшом городке с единственной библиотекой, но хор пенсионерок слышу каждый раз, когда захожу туда утром (используя библиотеку по прямому назначению). В персонажах можно узнать черты знакомых тебе людей - так умело, в нескольких фразах автор даёт возможность понять этих замотанных тёток. И внимательный читатель найдёт подсказку, как поступить, когда трудно принять решение»
Ирина Анатольевна М.