Андрей ЕВДОКИМОВ

ЗВОН МОНЕТ

Отрывок из повести

 

Жила-была девочка Леночка. Любила мужа, ждала ребенка, сажала цветы, искала новый дом, зарабатывала немалые деньги, и вдруг, ни с того ни с сего – пиф-паф, застрелилась! В этом столько же смысла, как и в добровольном восхождении на эшафот.

Ее убили. Мотив стоит восемь тысяч евро. Кстати, почему ее муж Олег умолчал о получении денег? Ведь он знал... Но как он мог убить? Опер Игорек клянется, что лачуга Леночки была заперта изнутри, а это аргумент.

Надо найти возможность закрытия окон снаружи. И чтоб без подозрительных следов. Почему не начать с дверей? Светиться со двора убийца не рискнул бы – в огороде копошилась соседка. Зато со стороны заброшенного участка путь свободен. Не случайно в доме недавно смазали оконные петли и шпингалеты.

Я вышел на балкон и закрыл на шпингалет одну из створок остекления. Затем опустился на колени, и впился взглядом в злосчастную железку.

Три минуты медитации – и я стал шпингалетом. Я открывал себя, закрывал, смазывал, протирал насухо, вертел рычажок влево и вправо, и... Ни одной новой идеей не разродился. Из меня такой же медитатор, как из пацифиста – боец спецназа.

В кухне с треском грохнулось что-то хрупкое. Стремглав нестись к месту катастрофы я счел напрасной тратой сил. Спешить уже некуда.

Я не ошибся. Две тарелки и чашка разлетелись на куски. Причиной тому были бычки для кота Плимута, которые я положил в мойку размораживаться.

Полтора часа назад, перекусив, я догрузил кипу немытых тарелок, увенчанную россыпью таких же чашек. Подперев гору посуды брикетом замороженных бычков, я предотвратил ее падение набок. Лед растаял, и Пизанская башня потеряла равновесие. Грохот стал звуковым сопровождением вылета керамики из мойки.

Очистив пол от осколков, я сварил Плимуту овсянку с бычками. Мне повезло – овсянка не пригорела, и милый котик оставил меня в живых.

Теплый душ смыл дневные заботы. В соседней квартире точная копия кремлевских курантов пробила полночь. Двенадцать ударов молотком по сонной голове послужили мне наркозом. Я заснул.

...Я измельчал до размеров спичечного коробка. Стою в мойке. Надо мной – гора посуды, подпертая брикетом мороженых бычков. Вот одна из рыбешек оттаяла и отделилась от собратьев. На нее опиралась Пизанская башня из тарелок и чашек...

С ревом рассекая воздух, тарелки и чашки одна за другой срывались с вершины горы и летели вниз. Я в ужасе карабкался по эмалированным стенкам мойки в надежде спастись, но тщетно.

Я остался жив, но попал в ловушку. Тарелка лежала вверх дном, накрыв меня. Поднять ее, чтобы выбраться, мне не хватало сил. Я скреб ногтями дно мойки, мечтая вырыть подкоп. Пальцы превратились в когти хищного зверя, но они лишь скользили по гладкой эмали, издавая мерзкий скрежет.

Дышать под тарелкой стало нечем. Последний вдох...

Я вскочил, хватая ртом воздух. Плимут уставился на меня со своего лежбища, зевнул, потянулся и, свернувшись калачиком, продолжил дрыхнуть.

На будильнике начало четвертого. Заснул я в двенадцать. Для меня три часа сна в сутки – как для гепарда один хомяк в неделю. Глаза слезились так, словно добрый дядя припудрил их известью. В памяти еще плавали ужасы сна.

И тут я понял, как запереть окна снаружи, не оставив следов.

Холодный душ помог проснуться и напомнил о повышенной небритости.

Развернув кресло к окну, я вонзил взгляд в ночное небо. Едва восток посветлел, я выскочил из дому. На журнальном столике остался дымиться недопитый кофе.

 

Я остановился возле ветхих деревянных ворот, со двора увитых чайной розой. Соседские собачки сонным лаем дали знать, что мой приезд занесен в их журнал нарушителей утреннего спокойствия.

Секундная заминка, и замок, скрипнув, позволил мне войти в лачугу Леночки.

За сутки в доме ничего не изменилось. Те же обрывки газет на полу, тот же шорох лапок и запах мышиной братии. Разве что за ночь пауки занавесили ставни тонкой вязью ловчих сетей.

Я открыл одно из окон спальни. В тишине раннего утра я смог различить лишь слабый шорох рвущейся паутины. В комнатку ворвались остатки ночной свежести. Затхлый воздух нежилого помещения ожил, словно спящая красавица от поцелуя прекрасного принца.

Неухоженный соседский двор позади дома Леночки казался вымершим. Весь периметр заброшенного участка заполонили кусты сирени. Центр зарос травой, опаленной солнцем. Покрытая росой, она источала запах прелой соломы.

Я закрыл окошко без помощи шпингалетов. Оно не распахнулось. Створки держались в раме за счет вековых наслоений краски. Я ощупал точки контакта. Пальцы заскользили по поверхности легко.

Я поднес горящую спичку к скользкому месту на раме. Пламя облизало поверхность краски, слегка ее прикоптив. Вскоре копоть приобрела влажный блеск. От мокрого пятнышка потянулась струйка насыщенного белого дыма. Запахло погасшей свечой.

Однако ловок, нечего сказать! Натереть парафином трущиеся части окна додумается не каждый. Так в старину смазывали направляющие полозья в комодах. Скользкий парафин позволял легко выдвигать набитые добром тяжелые ящики.

Окно тщательно подготовлено к бесшумной работе. Такую возможность имел только Олег, муж Леночки.

В свертке, что я привез с собой, лежали кубики льда. Я раздробил их. Из кучки осколков выбрал подходящую ледышку, подержал на ладони. Льдинка растаяла до нужной толщины. Получился тонкий, скользкий клин.

Я заклинил шпингалет пластинкой замерзшей воды. Штырь завис над гнездом в раме, удерживаясь ледовым стопором.

Прошло тридцать шесть секунд, прежде чем раздался глухой стук. Ледяной клин подтаял, освободив механизм шпингалета. Под тяжестью собственного веса смазанный штырь устремился вниз, закрыв окно. Вода от растаявшего льда бесследно исчезла, просочившись в трещину на подоконнике.

Кто теперь обратит внимание, что рычажок шпингалета не повернут параллельно плоскости окна? То есть не вставлен в прорезь на обойме, обозначающей положение "заперто"? В том-то и дело, что никто этого не заметит, как опер Игорек при осмотре места происшествия. Иначе он не стал бы меня уверять, что закрыть шпингалеты снаружи невозможно.

Итак, окно затворилось с задержкой в тридцать шесть секунд. Но ранним утром воздух намного прохладнее, чем днем. В обеденное время, когда убили Леночку, солнце палит нещадно. Две недели назад стояла такая же жара.

Несомненно, полуденный зной вдвое укоротит время задержки закрытия шпингалета. Да пусть даже втрое! Как восемнадцати, так и дюжины секунд вполне достаточно, чтобы покинуть дом через окно. Наслоения краски не дадут створкам открыться, лед стечет водой, штырь упадет в гнездо на раме и...

Потом приедет Игорек, взломает запертую убийцей на замок входную дверь, увидит закрытые на шпингалеты окна. Это позволит ему утверждать, что в момент своей смерти Леночка находилась в доме одна. И ее сочтут самоубийцей.

Я продолжил исследования.

К форточному проему наружных створок крепилась москитная сетка. Игорек считал, что, не сорвав ее, закрыть верхний шпингалет нереально. У меня на этот счет имелось другое мнение.

Запор по конструкции не отличался от нижнего, но чтобы затворить окно, штырек нужно поднять вверх. Тут льдом не отделаешься. Но я не унывал. Эту задачку я решил еще до рассвета, выпив восьмую чашку кофе на голодный желудок.

Через распахнутое окно я вылез на заброшенный участок. Там нашел кусок медной проволоки, которому придал форму буквы "Г" с крючком на кончике.

Аккуратно просунув "букву" в ячейку сетки, я подцепил рычажок шпингалета и медленно поднял стальной штырь. Окно закрыто.

Я повторил этот трюк несколько раз, и каждый раз успешно. На сетке не осталось даже намека на повреждение. Первая фаза эксперимента подошла к концу.

Все предыдущие манипуляции с окном и шпингалетами я собрал воедино. Начал с изготовления ледяной пластинки, и закончил применением "буквы "Г".

На все про все ушла минута. Я стою на территории заброшенного участка, а окно спальни Леночки закрыто на шпингалеты изнутри дома. Чего еще желать убийце?

Я повернулся спиной к лачуге Леночки. Взору предстал запущенный двор и домишко, пару сотен лет назад выглядевший, как новая копейка. Теперь же он напоминал хижину дяди Тома после пирушки, устроенной термитами.

Штукатурка кое-где отвалилась. Стеклами давно не пахло. Дверь заколочена досками крест-накрест. Треть черепицы с крыши сорвал либо ветер, либо практичный сосед. Сквозь дыры видна почерневшая обрешетка, изъеденная древоточцами. Не хватает только таблички: "Райком закрыт. Все ушли на фронт".

Домик одним торцом граничит с улицей, другим – с вереницей деревянных сараев. Стена получилась непроглядная. С противоположной стороны двора листву сирени проткнуть взглядом еще нереальнее. Крытая замшелым шифером соседская крыша – единственный доступный взору предмет.

Прекрасный путь отхода после убийства. В этом дворе можно проводить секретные испытания новейшей модели лунохода, и никто об этом не узнает. Потому что не увидит.

Уличный забор зарос одичавшим виноградом. В зеленой чаще виднелся лишь узкий проход, ведущий к стальной дверце. На фоне ржавой калитки несуразицей смотрелись ее петли, набитые свежим солидолом.

Замок поддался уговорам гвоздя с завидной легкостью. Отсутствие должного скрипа при открывании ржавого механизма меня не удивило. Такого количества солидола, что в нем находилось, замок не видел от рождения.

Со двора я вышел на пустынную площадку размером с теннисный корт. Слева она сужалась до автомобильной колеи. Далее переходила в обычную улочку, параллельную той, где расположен дом Леночки. Справа – тупик, а передо мной пустырь, поросший белесой от солнца травой.

Здесь убийца чувствовал себя в безопасности. Кругом ни одной живой души.

 

Повесть Андрея ЕВДОКИМОВА «ЗВОН МОНЕТ»

опубликована в журнале «Детективы «СМ» (выходит в октябре)