Юрий ПОКЛАД

ХРАНИТЕЛЬ

 

 

Глава из повести 

ПРЕДЛОЖЕНА АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

ПОЖАР   

Напряжение стало концентрироваться над «пятым углом» ближе к полудню, в окно вагончика Сильвестрович увидел, как подъехала «летучка» – машина с будкой в кузове, где в пассажирском отсеке помещалась ремонтная бригада, а в грузовом – сварочный и газорезный аппараты. «Летучка» остановилась в тени старых, раскидистых абрикосовых деревьев, рабочие вышли и сразу же завалились в высохшую за лето траву: кто закурил, кто задремал, кто принялся жевать приготовленные на обед бутерброды и запивать их чаем из термоса. Михаил Васильев, приехавший на «летучке», сидел в кабине вместе с шофером, выходить он не стал. 

Потом появилась «Скорая Помощь», остановилась поодаль, как-то подчеркнуто отдельно. Два крупных, высокого роста, мужика, одетых в одинаковые халаты серого цвета, выйдя из машины, закурили; на бригаду ремонтников под абрикосами они даже не взглянули.

Потом появился Новокрещенов на своем рычащем УАЗике, у которого, по-видимому, была проблема с выхлопной трубой – громкость звуков при маневрах, не соответствовала их сложности. Новокрещенов подошел к «летучке», открыл дверь кабины и принялся что-то возбужденно говорить Михаилу. Открыв форточку, Сильвестрович уловил последнее предложение:

– Я не собираюсь никого уговаривать!

К удивлению Сильвестровича подъехал на «Жигуленке» Рустем, на него никто не обратил внимания. Он подошел к двум большим мужикам, стоящим возле «Скорой Помощи» и долго у них что-то выспрашивал. Мужики отвечали неохотно.    

Последним прибыл главный инженер Станюков. Сильвестровичу снял со стены ружье и зарядил его двумя патронами, которые дал ему Рустем.

Станюков послал шофера, который пригласил Новокрещенова и Васильева, чтобы обсудить план действий. Васильев понимал, что затеял Новокрещенов, странным казалось лишь наличие «Скорой Помощи». 

Новокрещенов был возбужден и ещё не остыл от разговора с Васильевым.

– Поступило предложение ещё раз попытаться уговорить старика, – сказал он Станюкову, – я возражаю категорически.  Это ущерб авторитету и напрасная потеря времени.

Станюков сидел, приоткрыв дверь служебной «Волги», выставив наружу колено, обтянутое синими джинсами. Горячность Новокрещенова ему не нравилась, так же, как и вся эта затея, он видел, что Доценко, со свойственной ему предусмотрительностью, свалил на него грязную работу, которая могла иметь неприятные для репутации главного инженера последствия.

– Что скажите вы, Михаил Александрович? – поинтересовался он у Васильева.

– Сергей Семенович, вы обещали прислать к Григорию Селиверстовичу оператора для обучения, но не прислали. Григорий Селиверстович беспокоится о том, что скважину запустят в работу неправильно и в дальнейшем с ней будут проблемы. Давайте цивилизованно решим вопрос.

– Вы, я вижу, имели со сторожем предварительную беседу, и обсудили условия капитуляции? 

Не в силах сдержаться, Новокрещенов перебил:

– Так мы что же, с каждым сторожем будем искать общий язык, прежде чем он допустит нас к скважине? Вы соображаете, что говорите, Васильев? Это, по-вашему, цивилизованный подход? 

– Действительно, это как-то странно, – поддержал Новокрещенова Станюков, – так дело не пойдет.

– Но ведь он не просто сторож, он когда-то пробурил эту скважину, знает особенности ее запуска в работу и эксплуатации. Почему вы не хотите воспользоваться его опытом, Сергей Семёнович?

Михаил знал, что нельзя проявить несдержанность, в этом случае любые здравые аргументы станут бессмысленными. Неважно, что орёт в начальственном маразме Новокрещенов, главное, что решит Станюков.

– Васильев, мне придется объяснить вам элементарные вещи, – назидательно проговорил Сергей Семенович, – я с отличием окончил институт по специальности «Разработка нефтяных и газовых месторождений», имею горный допуск. Я в состоянии разобраться, как запустить в работу скважину. Что предлагаете вы? Воспользоваться услугами малограмотного, не имеющего никакого образования, человека?  Как выяснилось, ещё и душевнобольного.  

– У вас, у самого-то, с головой всё в порядке? – вставил Новокрещенов.

– Давайте, без грубостей, Игорь Георгиевич, – примирительно заметил Станюков. – Мне говорили, что у этого старика есть ружьё. Это так?

– Вполне возможно, он охотник, – пожал плечами Михаил.

– Может этот охотник устроить стрельбу, когда мы будем открывать ворота? Как вы считаете? 

Вопрос был провокационным, Михаил не мог поручиться за то, что Сильвестрович останется спокойным, когда начнется штурм, разве можно быть уверенным в такой ситуации в человеке, который был расстрелян и лежал среди окровавленных трупов в Константиновском рву?

– Откуда я могу знать? Я его об этом не спрашивал.

– Убить он не убьёт, но если выстрелит, скандал будет грандиозный, – сказал Новокрещенов. – Может быть, милицию подключим, Сергей Семенович?

– Даже и не думайте, только милиции здесь не хватало.

Станюков был осторожным человеком и просчитывал ситуацию на много ходов вперед. Ничего хорошего этот штурм под руководством высокого должностного лица, не предвещал. Особенно для высокого должностного лица. Нужно найти другие пути решения проблемы со 119-й Кошкаревской. Другие пути на ум Станюкову пока что не приходили, и он сказал:

– Мероприятие придется временно остановить. Мы не имеем права рисковать жизнью людей.

Это решение показалось Станюкову умным и убедительным, и он повторил:

– Никаких штурмов. Мы здесь не кино снимаем, потом хлопот не оберёшься.

Лицо Новокрещенова после этих слов приобрело трагическое выражение.

– Когда будут готовы насосы? – спросил Станюков Васильева.

– На ремонт нужно не меньше недели, а то и больше.

– Вот видите, Игорь Георгиевич, время ещё есть, можно не торопиться.

Станюков захлопнул дверцу и махнул водителю рукой, давая команду ехать. Машина развернулась, и резво запылила по проселочной дороге.

Васильев, подавив вздох облегчения, сказал Новокрещёнову:

– Команда получена, надо выполнять.

Новокрещенов молчал, лицо его замерло, словно маска.

– Скажи, чтобы резали петли на воротах, – сказал он Васильеву.

– Какие петли? Ты что сдурел? Была команда отставить. 

– А я даю другую команду.

– Ты не имеешь права.

– Имею. Станюков не является моим прямым руководителем. ООО «Нефтепром» – обособленное предприятие, где начальником я. Только я могу принять решение или его отменить.

– Ты представляешь, что может случиться, если полезть на рожон? Хочешь, я тебе кое-что расскажу про этого старика?

– Не надо ничего рассказывать, мне это не интересно. Скажи, чтобы резали петли на воротах.

– Скажи сам. 

Поняв, что спорить бесполезно, Новокрещенов подошел к рабочим и дал команду. «Летучку» подогнали задним бортом к воротам для того, чтобы резчик смог достать верхнюю петлю. Сгрузили синий кислородный баллон, отнесли его в сторону, другой баллон – пропановый, красного цвета, отнесли в другую сторону. Стали протягивать шланги, присоединять к баллонам редукторы. Резчик Аджоев с седыми кудрями, вылезавшими из-под кожаной фуражки, нацепив очки с тёмными стеклами, залез в кузов. Когда он поджёг резак, и из него с шипением заструилось красновато-синее пламя, дверь вагончика отворилась, и вышел Сильвестрович с двустволкой в руке. Он не кричал, не угрожал, он вообще ничего не говорил, молча стоял и глядел на Аджоева.

Новокрещенову повезло в третий раз, но он не догадывался об этом, даже Васильев не знал о том, какая страшная тайна связывает двух этих старых людей – Сильвестровича и Аджоева. 

Когда утром Михаил получил от Станюкова команду быстро сформировать бригаду для поездки на склад «пятый угол», Аджоев попался ему на глаза случайно. На базе работало семь сварщиков-газорезчиков, Васильеву было абсолютно всё равно, который из них поедет; проходя мимо курилки, – круглой беседки в углу двора, – Михаил увидел там Аджоева и сказал ему:

– Собирайтесь, надо в «пятый угол» съездить на пару часов.

– А что там делать? – поинтересовался Аджоев.

– На месте скажут.

Аджоев был на пенсии, но работал. Наверное, от скуки. Детей у него не было, с женой давно развелся. Это был странный угрюмый человек, выполнявший любую работу с одинаково равнодушным выражением на лице.

Глядя на то, как замерли Сильвестрович и Аджоев, не сводя глаз один с другого, Михаил почувствовал, что-то неладное, без причины так друг на друга не смотрят.  

Новокрещенов прошептал Васильеву:

– Скажи старику, чтобы не вздумал стрелять, у нас с тобой будут неприятности.

Вспомнив давний и, едва ли забытый Новокрещеновым случай на буровой Четвертой Краснокаменской, Васильев сказал:

– Не заботься обо мне больше, чем о себе, мы это уже проходили.

– Но он выстрелит, я же вижу!

Сильвестрович и Аджоев глядели друг на друга достаточно долго. Все, кто наблюдал эту сцену, замерли. Два больших мужика со «Скорой Помощи» подошли поближе, но врач, приехавший с ними – человек с худощавым, нервным лицом, – так и не вышел из машины.

Сильвестрович держал двустволку стволом к земле, он не выглядел агрессивным, Аджоев сказал ему хрипловато и презрительно:  

– Стреляй, сволочь, ты меня уже убил один раз, когда увел жену, потом второй раз, когда забрал дочь.

– Это моя дочь, – ответил Сильвестрович, и было видно, что он уверен в своих словах.

Больше говорить было нечего, два старых человека глядели друг на друга и молчали. Каждый из них, может быть, вспоминал ночи с женщиной, которая была им женой. Женщина была порочна и не верна, ни тому, ни другому, они помнили ее именно такой, и именно такой любили, потому что от запаха ее тела кружилась голова, и от ее глуховатого, насмешливого голоса разрывалась от желания грудь. Любовь была главным занятием в ее жизни, поэтому ласки ее были так откровенны и бесстыдны. Никакие другие женщины заменить ее не могли. И тот, и другой помнили, как они пытались удержать ее возле себя, но оба поняли, что это невозможно, и отступились. Теперь им хотелось найти виновного в том, что не удалось прожить жизнь с той женщиной, но виновных не было. Жизнь прошла, и вяло тянулась теперь, по инерции, к концу, та женщина давно умерла, так и не утолив свою неуёмную жажду любви. Каждому из своих мужчин она дарила по щепотке счастья, этой щепотки оказывалось недостаточно, и она оставляла мужчин со жгучим желанием продления счастья с ней; но мужчины не понимали, что продленное счастье имеет горький привкус, поэтому бессмысленно и ненужно, оно лишь омрачает то настоящее, что было раньше.           

Сильвестрович так и не поднял двустволку, не приложил ее к плечу, и не прицелился, он понимал, что Аджоев не только не боится этого выстрела, он даже ждет его. Этот выстрел стал бы поражением Сильвестровича.   

Аджоев подождал ещё некоторое время, потом надвинул черные очки на глаза и направил пламя горелки на петлю ворот. Хорошо прогрев петлю, он дал продувку, полетели искры. Сильвестрович положил двустволку на ящик с песком, стоявший возле пожарного щита неподалеку от ворот, повернулся и, сутулясь сильнее, чем обычно, побрел по направлению к  вагончику.  

Аджоев перерезал петлю, створка ворот кособоко повисла на нижней петле.

– Почему он не стал стрелять? – воскликнул Новокрещенов, всё ещё не веря в своё везение. 

– Потому что в людей стрелять нельзя, – нервно ответил Васильев, он догадался, откуда и зачем появилась эта «Скорая Помощь» и кто эти два больших мужика.

Отогнали в сторону «летучку», чтобы не мешала, и Аджоев перерезал нижнюю петлю створки ворот. Створка рухнула, повернувшись на дужке амбарного замка. Сразу же после этого появился врач из «Скорой Помощи», он подошел к Новокрещенову и сказал:

– Мы приступаем. У него нет второго ружья?

Два больших мужика, осторожно перешагнув сбоку через упавшую створку, пошли к зеленому вагончику, открыв дверь, исчезли в нем. 

– Надеюсь, рукоприкладства не будет? – нервно спросил Новокрещенов у врача.

– Мы работаем профессионально, – ответил врач.

Васильев был уверен, что Сильвестровича свяжут, но его не связали, видимо, как-то договорились. Сильвестрович вышел из вагончика первым и неторопливо побрел к воротам, заложив руки за спину. Большие мужики шли следом. Михаил подумал, что когда Сильвестровича арестовывали, чтобы отправить в казахстанский лагерь, он шёл точно также. Всю дорогу до «Скорой Помощи» Сильвестрович так и не поднял головы. Врач торопливо пожал на прощанье руку Новокрещенову, хотел пожать и Васильеву, но тот отвернулся, будто бы по делу.

Рабочие сматывали шланги и грузили в «летучку» баллоны, собираясь уезжать, однако Новокрещенов остановил их:

– Подождите, поможете скважину запустить в работу.

– Я запущу, – сказал Васильев, – я знаю, как нужно это делать.

Новокрещенов догадался, откуда взялись эти знания, и противиться не стал. 

Васильев подошел к фонтанной арматуре, открутил лежащей рядом монтировкой крышку на штуцерной камере, извлек планку, вставил туда штуцер, висевший тут же на проволоке, вновь закрутил крышку и с силой подтянул её для надежности. Полностью открыл коренную задвижку, потом, приложив ухо к тройнику фонтанной арматуры, стал приоткрывать задвижку на трубном выкиде. Он услышал сначала шипение, это пошел газ, потом со свистящим звуком пошла нефть, понесла скопившийся на забое песок. Васильев дождался, пока свист перейдёт в ровный звук струящегося потока, и открыл задвижку сильнее.

Новокрещенов снисходительным взглядом наблюдал за этими манипуляциями, он считал, что Васильев этими шаманскими действиями хочет произвести впечатление опытного нефтяника.

Прошло еще минут пять, прежде чем Михаил решился открыть задвижку полностью. Звук потока в лифте стал упруг и надежен. Нефть поступала в стокубовую емкость, расположенную в отдалении.

– Какой ты поставил штуцер? – спросил Новокрещенов.

– Двенадцать с половиной миллиметров.

– Ты что, смеёшься? Это же очень мало, для такой скважины нужно не меньше двадцати миллиметров, ты ей дышать не даешь.

– Такой штуцер рекомендован для оптимальной работы скважины.

– Кем рекомендован? Выжившим из ума стариком? Я не стал говорить при Станюкове: моя специальность, как и у него «Разработка нефтяных и газовых месторождений», и в институте я хорошо учился. Так что, давай договоримся: каждый занимается своей работой. Механику незачем лезть туда, где он ничего не соображает.

Речь Новокрещенова была явно рассчитана на публику, рабочие, посмеиваясь, слушали этот нравоучительный монолог.

– Есть двадцатимиллиметровый штуцер?

– Откуда я знаю? 

– Закрой задвижку, найди его и поставь, если уж взялся за это дело. Мне нефть нужна, много нефти, чем больше диаметр штуцера, тем больше дебит скважины, этого тебе старик не говорил?

– Он говорил, что угробить скважину проще всего.

– Это не его дело. И не твоё. Меняй штуцер.

– Сам меняй.

– Хорошо, заменю я.

Васильев отвернулся, чтобы не видеть того, что будет делать человек, имеющий специальность «Разработка нефтяных и газовых месторождений».   

Новокрещёнов картинно снял пиджак и бросил его на сиденье машины, засучил рукава модной синей рубашки в мелкую клетку. Он праздновал победу, ничто уже не могло омрачить его ликования.

– Дайте мне рукавицы, – приказал он, обращаясь сразу ко всем, а не к кому-то персонально.

Новые рукавицы немедленно дали. Новокрещенов подобрал штуцер из тех, что висели на штурвале задвижке на проволоке, остановил скважину, заменил штуцер в штуцерной камере, и вновь пустил скважину в работу, открыв задвижку. Поток, судя по звуку в трубном выкиде, стал интенсивней. Новокрещёнов постоял некоторое время, удовлетворенно прислушиваясь, потом закрыл задвижку.

– Если ты и дальше намерен так себя вести, Михаил, – сказал он Васильеву, – мы наверняка не сработаемся, и ты останешься без квартиры.

Новокрещенов бросил рукавицы на землю, подошел к машине, тщательно вытер руки носовым платком, надел пиджак. Он собирался было сесть за руль, но решил, что высказал еще не всё, что накипело, одержанная победа давала ему такое право.

– Сегодня буду говорить о тебе с Доценко. Надо решать вопрос. 

Васильев не спеша приблизился к нему. Новокрещенов продолжал: 

– Ты должен научиться подчиняться. Если к сорока годам человек не смог стать никем, ничего иного ему не остаётся. Тебе надо понять, что настало другое время. Востребованы люди не только опытные и технически грамотные, но и хорошо управляемые. И это едва ли не самое главное. Тот, кто не смог себя ни в чём проявить, и при этом ещё неуправляем, должен пойти на свалку, в мусор, и это справедливо.

Первый удар пришелся не совсем удачно, куда-то в скулу, вскользь, Михаилу давно не приходилось драться, он разучился бить хладнокровно и точно. Зато вторым ударом он разбил Новокрещенову нос. Новокрещенов зажал нос ладонью, чтобы не шла кровь. Следующий удар угодил в челюсть, и он повалился на землю.

– Больше не бей, – попросил Новокрещенов.

– Больше не буду, – пообещал Михаил.       

«Пятый угол» загорелся ночью. Из-за удаленности склада от жилой местности о пожаре сообщили поздно, когда огонь разошелся вовсю.        

Рустем наблюдал за пожаром, с небольшой возвышенности, не выходя из-за руля «Жигулей», овцы разбрелись по степи, он не обращал на них внимания. Он глядел на зарево неподвижно и зачарованно, и лишь когда раздался  оглушительный  взрыв стокубовой емкости, от которого вздрогнул свежий ночной воздух, прикрыл глаза и сидел так несколько минут. 

Ближе к утру прибыли пожарные, потом – военизированный отряд по тушению открытых нефтяных и газовых фонтанов. Все задвижки на фонтанной арматуре оказались открытыми, это не могло быть случайным, налицо было преступление, но с какой целью злоумышленник совершил его, было непонятно. 

Ликвидировать пожар удалось лишь к вечеру.

 

Повесть Юрия ПОКЛАДА «ХРАНИТЕЛЬ»

опубликована в журнале «ПОДВИГ» № 09-2020 (выходит в СЕНТЯБРЕ)