Михаил МИХАЙЛОВ
СДЕЛКА

Отрывок из повести

Очутившись на свежем воздухе, начальник Управления уголовного розыска полковник Павел Андреевич Букреев остановился на пороге следственного изолятора и прищурился от солнечного света. После того как настроившиеся на полумрак, царивший в коридорах ИВС* (*изолятора временного содержания), глаза пережили болезненную адаптацию, полковник неспешно побрел к основному зданию – возвращаться в кабинет у него не было желания.
А как хорошо все начиналось, подумал он, вспомнив, каким безмятежным обещало быть сегодняшнее утро, и тяжело вздохнул. Однако, назвался груздем, полезай в кузов, словно бы напомнил он себе обещание, только что данное подследственному Василю Стасюку. Придется звонить в ФСБ Малышеву. Полковник достал мобильник, набрал номер.
– Павел Максимович, это Букреев, – сказал он в трубку после довольно долгого ожидания, завершившегося предложением автоответчика, оставить сообщение. – Дело у меня к тебе. Срочное. Перезвони.
Придя в кабинет, Букреев плюхнулся в кресло и несколько минут сидел, бездумно глядя перед собой. Уже начал сказываться перенасыщенный событиями день, и конца-края ему пока не видно…

Мобильник подал признаки жизни. Звонил Малышев.
– Здорово, тезка! – бодро поприветствовал он Буреева.
– И тебе не хворать!
– Чего хотел?
– Да вот горю желанием оказать неоценимую услугу твоему ведомству, – просто ответил полковник.
– Я – весь внимание.
– Такие вещи не для прямого эфира, – полковник, вроде как бы в шутку, но категорически отказался что-либо говорить по телефону. – Придется тебе ко мне подъехать.
– Даже так… – озадаченно протянул собеседник, по-видимому, что-то прикидывая. – Ладно. Через час буду.
Зная пунктуальность Малышева и нисколько не сомневаясь, что тот прибудет вовремя или чуть раньше, Букреев подошел к проходной за пять минут до назначенного срока. И почти сразу же напротив затормозил черный «БМВ» с синей мигалкой на крыше. Пассажирская дверь распахнулась, и, ступив на тротуар, Павел Максимович – плотный крепыш отнюдь не гигантского роста, облаченный в ладно сидящий на нем щеголеватый костюм, – направился к турникету, отделявшему территорию комплекса Петровки, 38 от обычной московской улицы Петровки. Cержант на КПП сделал было движение, намереваясь попросить вновь прибывшего предъявить пропуск, но начальник МУРа, которого полицейский, естественно, знал в лицо, одарил его таким выразительным взглядом, что парень беспрепятственно пропустил Малышева на территорию.
Мужчины обменялись рукопожатиями и двинулись к центральному входу.
– Везет некоторым, – заметил Букреев. – На казенных «бэхах» разъезжают. Седьмой серии, если не ошибаюсь?
– Семерка, – благодушно подтвердил Малышев.
– Вот я и говорю, – продолжил ерничать Букреев, – в чинах мы с тобой одинаковых. Должности тоже, вроде бы, сопоставимые. Но мне почему-то полагается всего лишь «форд». Где справедливость?
– Так уровень разный! – подыграл ему шагавший рядом Малышев. – Не ту контору ты выбрал. Раньше надо было думать. Сейчас, глядишь, на приличной машине ездил бы. Вот чего, спрашивается, ты в менты подался? Ведь у тебя, как я знаю, наследственность очень даже: отец из наших, так нет же… И хорош уже мне мозги пудрить! – пресек он это словоблудие. – Что у тебя по моей части?
– Дело такое, – замялся Букреев. – что не всякому доверишь. А с тобой мы все-таки лет пятнадцать уже приятельствуем.
– Чую, все по-взрослому, раз ты такие круги нарезаешь, – усмехнулся Малышев. – Колись уже!
– Неожиданно объявился земляк, друг юности, из Беларуси… – начал полковник вводить гостя в курс дела, но тот его перебил, заметив, что Букреев повел его левее центрального входа, к боковой арке.
– Куда это мы?
– Так к нему, к нему… – спокойно пояснил Букреев. – Землячок мой у нас в ИВС сидит. Подозревается в тройном убийстве. Но это уже мои дела. А что касается твоих дел, он сам тебе все лучше меня расскажет.
– Однако! – только и сказал Малышев.
Такое начало разохотило его задавать вопросы. Он не усомнился в серьезности повода, по которому пригласил его сюда начальник МУРа, но решил, что для Павла Андреевича важно донести информацию из первых рук.
Минут через десять они уже были в том самом допросном кабинете, где часа полтора назад Букреев беседовал со Стасюком.
Когда ввели Василя, тот, увидев Букреева в компании постороннего, остановился на пороге и вопросительно воззрился на друга, мол, что за птица?
– Все нормально. Проходи, садись. Это – полковник ФСБ Малышев, – представил Павел Андреевич визитера. – Ему можешь доверять, как мне, – и, обращаясь уже к Малышеву, отрекомендовал сидельца: – Василь Стасюк…
– ...он же уголовный авторитет Кама, положенец от вора в законе Харона, смотрящий за Беларусью, – глазом не моргнув, закончил за него фээсбэшник, демонстрируя неплохую осведомленность в делах, напрямую его не касающихся.
– Ты прямо Вольф Мессинг! – изумленно проворчал Букреев и, адресуясь к Василю, пояснил: – Ведь я ему не сказал даже, к кому и зачем идем, – не успел.
– Верно. Я понятия не имел, с кем предстоит встреча, –признался Малышев. – Но существует союзное государство России и Беларуси, и наивно полагать, что нашей Конторе неизвестно, кто из представителей криминального сообщества контролирует товаропоток санкционки из Европы в Россию. Но, я полагаю, разговор пойдет на другую тему?
– Да уж, не про киви с оливками, – подтвердил Букреев.
Все трое как-то разместились за столом. Букреев выложил перед Малышевым фотографию со снарядами, а Кама подробнейшим образом, правда, не указав точного места находки и не назвав ни одного имени, – пересказал все то, что ранее уже поведал Павлу Андреевичу. От выводов тоже благоразумно воздержался.
Воцарилось напряженное молчание. Малышев еще раз бросил взгляд на фотографию. Крупным планом какой-то артиллерийский снаряд. Без гильзы. Окрашен в зеленовато-коричневый цвет. В верхней части четко выделяются две желтые кольцевые полосы, а чуть ниже середины выведено тоже желтым «39». Надо бы со специалистами проконсультироваться: что это за пакость. Сочинять небылицы в данном случае Каме резона нет, и потому более, чем вероятно, что все сказанное им – чистейшая правда: склад существует, химснаряды боеспособны, есть жертва отравляющего вещества, обозначился поляк-покупатель. А вот уж как он это может использовать – поле для версий.
Впрочем, самое вероятное, – провокация на линии разграничения Украины и ДНР-ЛНР в виде обстрела украинской территории. И, несомненно, на следующий же день во всех СМИ на Западе, да и в некоторых отечественных появятся заголовки типа: «Россия использовала химическое оружие». Активизируются также все ненавистники России в Интернете. Какие бы ни были у тебя доказательства обратного, насколько бы не была убедительной твоя аргументация, никто по ту сторону их и слушать не станет. Так уж заведено в хаосе идущей вовсю сегодня информационной войны, и поток лжи будет только усиливаться. Нет, нам такой хоккей не нужен! Надо действовать. И немедленно!
– Любопытно, – внешне не проявляя чрезмерной заинтересованности, произнес Малышев. – Однако информацию вы изложили весьма общо, и деталями, насколько я понимаю, готовы поделиться на определенных условиях. С материалами вашего дела я не знаком, но не мне вам объяснять, что сто пятая, часть вторая – статья тяжелая, и даже наше ведомство не всесильно…
– Да начхать мне на статью! – бесцеремонно прервал его Кама. – Я с той «мокрухой» и рядом не стоял. Здесь, – он красноречиво постучал указательным пальцем по столу, – я до тех пор, пока мне это интересно, и выйду отсюда, как только захочу. Ты что, не объяснил товарищу этого? – Он вопросительно уставился на Букреева.
– Извини, не успел, – стал оправдываться тот. – Все ж на бегу приходится решать, после нашего с тобой разговора всего часа два прошло. А что касается, возможности освобождения из ИВС, – обращаясь уже к Малышеву, сообщил полковник, – то Василь Яфремович не преувеличивает: попал он сюда исключительно по собственной инициативе и, действительно, имеет реальную возможность покинуть эти стены в любой момент без посторонней помощи.
– Это каким же образом? – удивился сбитый с толку полковник госбезопасности.
Букреев в двух словах объяснил, каким таким образом. Малышев недоумевал. Он-то настраивался на торг. Целеполагание Камы представлялось ему очевидным: я вам – схрон с ОВ, вы мне – свободу. Полковнику ФСБ довольно часто приходилось идти на компромиссы с людьми разного толка, и всегда были ясны побудительные мотивы тех, с кем он имел дело. А тут, казалось бы, лежащая на поверхности мотивация таковой не является. Тупик.
– Так что же вы хотите получить в обмен на информацию? – все еще пребывая в уверенности, что предстоит сделка, суть которой ему пока неизвестна, напрямик спросил он Каму.
– Мои хотелки – моя забота. Да они вам и не по карману! – вызывающе ухмыльнулся сиделец, как бы отметая факт личной заинтересованности. – Нужно кардинально решить вопрос с этой чертовой химией, да так, чтоб никто не сообразил, откуда ветер дует. Осилите?
– Ну, за этим дело не станет, – самоуверенно, но несколько нервно заявил Малышев. – Не пойму только, чего ради было такую мудреную многоходовку выстраивать? Самому себя упечь за решетку в Москве с единственной целью – без помех пошушукаться в изоляторе с другом юности, чтобы тот вывел на надежного человека в ФСБ? Давайте откровенно: почему вы через нас решили действовать? Белорусская госбезопасность и самостоятельно прекрасно справилась бы. Достаточно только намекнуть, хотя бы и анонимно.
– В каждой избушке свои погремушки, – ушел от ответа Кама, потом все-таки решил сказать прямо, что на этот счет полагает: – Наша гэбуха – птица гордая: пока не пнешь, с яиц не снимется. Если из Москвы намекнуть, понадежнее будет – уж точно, не похерят это дело.
Стасюк, значит, невысокого мнения о белорусском КГБ, то ли не доверяет, то ли старые счеты… Ну, это ему видней, снисходительно подумал фээсбэшник, а по мне, не мытьем, так катаньем, но надо действовать – лишь бы результат был.
– И потом, – прибавил Кама, – Беларусь это вам не Россия без конца и края. У нас не успеешь в Бресте чихнуть, в Гомеле тебе уже здоровья пожелают. Едва ли получится слить такую информацию и хоть малым краем не засветиться. – Он с сомнением покачал головой. – Кто-нибудь да вычислит, откуда ниточка тянется. А я – не сам по себе. Меня на Беларусь поставили люди, которые чтут традиции, контачить с Конторой – не по понятиям.
Стасюк смолк и закурил, как бы давая шанс фээсбэшнику взглянуть на ситуацию его глазами. Логично, не мог не согласиться с таким аргументом Малышев. Предусмотрительно. Никто не может гарантировать, что где-нибудь не протечет. А так Кама, сидя на Петровке по обвинению в убийстве и к белорусским делам касательства не имея, отводит от себя любые подозрения. Букреев – могила. Такие люди друзей не предают. Но я тоже не с улицы пришел – меня Паша рекомендовал.
– Что ж, по рукам! – решительно сказал Малышев, обращаясь к Каме. – Не сомневайтесь, обыграем все в лучшем виде. Но с вас подробнейшая информация. – И он вопросительно воззрился на Стасюка.
– Значит, так… – начал тот.

Повесть Михаила МИХАЙЛОВА «СДЕЛКА»
опубликована в журнале «ПОДВИГ» №12-2019 (выходит в ДЕКАБРЕ)