Владимир ПАНИН

ГРОЗА БАЛТИКИ
Отрывок из повести

Советским бесстрашным подводникам, прорывавшимся через непреодолимые заграждения Финского залива в открытую Балтику.

Выполняя волю командира, подлодка «СТАЛИНЕЦ» продолжала тихо-тихо, так, что ее перископ, выглядывающий чуть-чуть из-под воды, не оставлял за собой даже заметного бурунчика, подкрадываться к выбранному в качестве первой жертвы седьмому немецко-финскому транспорту (считая слева в их общем ряду), все время удерживая вертикальную черту перископа на кормовых грузовых стрелах. Когда дистанция сократилась до трех кабельтовых (это примерно 550 метров), что сделало залп по неподвижной цели предельно точным и совершенно неотразимым, прикрыв ладонью раструб переговорной трубы, командир напомнил, на всякий случай, в люк механикам и трюмному старшине:
– После каждой торпеды гнать нужную воду в нос, чтобы лодка не всплыла!
Потом он чуть выждал, еще раз взглянул в перископ, убеждаясь, что прицел точен, и подал главную команду уже в открытую переговорную трубу:
– Первый аппарат, – он набрал побольше воздуха и проорал, отсекая всякие сомнения для всех и для себя тоже: – пли-и-и!
Для надежности понимания команды он растянул последний звук «и», приложил ухо к раструбу и прислушался к действиям в торпедном отсеке. А там сжатый воздух, поданный в трубу торпедного аппарата, закрутил в торпеде гироскоп до бешеной скорости, нужной для удержания торпеды точно на заданном курсе, и вытолкнул почти двухтонное тело торпеды наружу. Вращающиеся в разные стороны винты погнали черное тело хищницы в семь с половиной метров длины на глубине двух метров к цели.
И теперь ничто уже не могло остановить этот страшный снаряд (чудо инженерной мысли для уничтожения людей десятками и сотнями за один прием) на его коротком жизненном пути: всего-то каких-то 24 секунды. А все для того, чтобы сделать в подводной части стального борта транспорта дырищу диаметром больше метра.
Выстрел первой торпедой подтвердился командиру докладом из раструба:
– Первая торпеда вышла!
Командир удерживал подлодку на курсе первого выстрела еще некоторое время, пока не различил за вертикалью перекрестия перископа цепочку маленьких пузырьков, быстро убегающую в сторону атакуемого транспорта. Она была такая слабенькая, что командир заметил ее среди волн только потому, что ожидал чего-то именно такого.
Это был обязательный след движущейся под водой парогазовой торпеды, частенько выдающий ее бег внимательному наблюдателю. Заметив такой след, атакуемый корабль, как правило, пытался уклониться от страшной опасности; но в данном случае это было невозможно: цель стояла на якоре совершенно неподвижно и никак не могла никуда убежать.
Убедившись, что след торпеды быстро движется точно к кормовым трюмам приговоренного седьмого транспорта, командир приказал рулевому:
– Перо руля на три градуса влево!
Тот быстро отработал команду и, как положено, подтвердил:
– Есть три градуса пера руля влево!
Тысячетонная подлодка имела под водой большую инерционность, и командир не сразу увидел, как перекрестие перископа медленно заскользило по силуэту седьмого транспорта влево к его носу. Не спеша оно наехало на среднюю надстройку, переползло по ней и пошло по второму носовому трюму к носовым грузовым стрелам. И командир начал предварительную часть новой команды:
– Второй аппарат! – он дождался, когда перекрестие приблизилось к вертикальной балке носовых грузовых стрел, и резко закончил: – Пли-и-и!
Все повторилось: вторая торпеда пошла в район носовых грузовых трюмов седьмого транспорта, а перекрестие перископа неумолимо, хоть и потихоньку продолжило движение влево: оно прошло носовую надстройку, перебралось с носа седьмого транспорта на корму шестого и двинулось дальше. Когда перекрестие двигалось по четвертому трюму шестого транспорта, под кормовыми трюмами седьмого взорвалась первая торпеда. Громадный косматый столб воды взлетел выше мачт транспорта, и тот, жадно заглатывая воду, стал оседать на корму и крениться на поврежденный борт. Дальше все повторилось еще дважды, и дважды из аппаратов в сторону трюмов шестого транспорта вырывались торпеды, оставляя за собой чуть заметный парогазовый след. Перед последним, четвертым выстрелом взорвалась вторая торпеда под носовыми трюмами седьмого транспорта, и тот стремительно стал валиться на левый борт, как и ожидали на субмарине.
Последние две торпеды еще мчались к трюмам шестого транспорта, а подлодка не спеша шла за самой последней из них, продолжая медленный поворот влево. Весь экипаж четко выполнял свои обязанности: торпедисты закрывали крышки пустых торпедных аппаратов, перекачивали всю воду из них в заместительные цистерны, чтобы не нарушить перископную глубину, и подготавливали аппараты к приему новых торпед; рулевые держали заданные глубину и направление; мотористы обеспечивали подводный ход на электродвигателях с заданной скоростью; акустики прослушивали горизонт и т.д. Для всех на лодке шла обычная боевая работа кроме командира, единственного на подлодке человека, видевшего в перископ надводный мир.
Для него бой еще не закончился. Он видел, как затонул первый торпедированный транспорт, левым боком и полностью. На воде от него остались только какие-то бочки, какая-то шлюпчонка и более мелкий мусор. Командир видел, как две его последние торпеды безжалостно разорвали борт второго торпедированного транспорта, заставив и тот, заваливаясь на продырявленный борт, быстро затонуть целиком и полностью, оставляя наверху от себя только какие-то досочки (вероятно пайолы) и каютные причиндалы. И только перед командиром уже стоял мучительный вопрос: что делать?
Ужасно хотелось, ускорив поворот подлодки влево, направить ее форштевень в сторону открытого моря, увеличить ход до «полного обоими электродвигателями» и поскорее уносить свои винты от страшного места боя, где на поверхности оставалось еще много признаков недавнего затопления двух больших судов и где было еще достаточно прямых свидетелей в виде уцелевших транспортов.
Акустики докладывали, что слышат лязганье многих якорных цепей. Но командир и сам видел, что все оставшиеся целыми транспорта спешно выбирают свои якоря, явно собираясь убраться как можно быстрее отсюда хоть куда-нибудь, но обязательно туда, где не рвутся у бортов торпеды противника. И еще командир, не забывая поглядывать в сторону ближайшего выхода из бухты, где скрывался финский порт, своевременно увидел и кое-что очень неприятное: из бухты один за другим стали выскакивать сторожевые катера, называемые романтично «морскими охотниками», – самые страшные враги подводных лодок.
Вскинув носы над белыми бурунами, они стремительно помчались к месту недавнего утопления своих двух самых крупных транспортов, явно желая посчитаться с теми, кто так нагло осмелился нарушить многомесячное спокойствие на рейде с помощью жутких глубинных бомб и таким образом объяснить нарушителю былого спокойствия, кто здесь подлинный хозяин!
Пока рядышком аж на весь Ботнический залив громко лязгали выбираемые якорные цепи, а огромные винты спасающихся от непонятной но смертельной опасности транспортов торопливо буравили балтийскую воду, пока сторожевые катера яростно молотили своими звонкими винтами ту же самую воду, катерные акустики, конечно, слышать тихо крадущуюся подлодку не могли, и этим следовало воспользоваться. Надо было бы просто повернуть подлодку от берега в сторону открытого, широкого и глубокого моря и попытаться там затеряться на спасительной глубине. Такое решение напрашивалось само собой.
Но командир сделал все наоборот: он повел свой подводный корабль именно к берегу. Делать крутые повороты под водой совсем не просто, и командир направил лодку сначала немного левее затонувшего на его глазах левого транспорта. Но не дойдя до места лежания на дне свежего железного утопленника, командир стал плавно поворачивать вправо, нацеливая подлодку на промежуток между двумя им же самим совсем недавно потопленными и валяющимися на дне транспортами. Промежуток этот был метров в 250, и командир направлял лодку примерно в его середину, но все-таки немного правее, чтобы не повредить корпус лодки о мачты левого транспорта. Когда форштевень лодки зашел за нос уже валяющегося на дне правого транспорта, командир прокричал:
– Моторы стоп! Ложимся на грунт! На балласте и на горизонтальных рулях удержать лодку от удара о дно!
Экипаж сработал безупречно, и субмарина легла на дно морское достаточно мягко, не повредив винты и вертикальный руль, совсем рядом с днищем затонувшего правого транспорта.
– Тишина! – последовала новая команда командира. – Подвахтенным лежать! Беречь электроэнергию и воздух! Лежать будем ближайшую ночь, весь новый день и половину следующей ночи! Выключить систему регенерации воздуха!
Перестал жужжать потихоньку моторчик общей судовой регенерации, последним на подлодке издававший хоть и очень тихий, но все-таки слышимый звук. Теперь по приказу командира и он смолк, и подлодка стала лежать на мягком дне совершенно беззвучно. Это было правильно, но и до этого воздух уже был такого состояния, что зажженная спичка быстро гасла: ей для горения не хватало кислорода. А люди уже много часов дышали именно этой опасной для человека воздушной смесью. Теперь, без регенерации воздуха, они могли продержаться только два часа, ну от силы три. Уже через какие-то 12 минут после отключения регенерации все на лодке пооткрывали рты и задышали все тяжелее и тяжелее.
А наверху уже заметалась примчавшаяся первой пара катеров. Их винты рвали воду совсем рядышком с подлодкой; порой казалось, что они вот-вот заденут своими днищами козырек, торчащей над верхней палубой, рубки. Но никто все-таки рубку не задел, а катера явно подбирали уцелевших людей с транспортов. Занятым таким важным делом катерникам и в голову не приходило, что их подводный враг лежит прямо под ними, близехонько-близехонько, между только что затонувшими транспортами, где еще что-то ломалось, потрескивало, булькало и в редких воздушных пробках еще могли задыхаться в полном мраке и в воде по шею последние живые люди.
Потом катера отошли мористее, к другим своим сотоварищам и принялись там вчетвером швырять глубинные бомбы. Эти небольшие железные бочонки, набитые взрывчаткой до отказа, скатывались с наклонных лотков бомбосбрасывателей за корму по одиночке или небольшими сериями и на глубине установки взрывателей гулко рвались, выбрасывая на поверхность огромные фонтаны грязной воды. Катера носились парами туда-сюда на больших скоростях, чтобы сбросивший бомбу не повредился на ее же взрыве, и уступом, чтобы плывущий в паре вторым не повредился на взрыве бомбы первого. Враги наверху были явно очень опытными в деле бомбежки, они воевали уже четвертый год. И сейчас их бомбы рвались как раз на половине глубины здешнего не глубокого участка перед входом в бухту, что обеспечивало обязательное поражение подводной цели в любом месте этого района.
На подлодке взрывы бомб воспринимались, как тяжелые удары металлическим ломом по ее корпусу. Это было довольно неприятно, но безвредно. Только при наиболее близком разрыве моряки поднимали к подволоку головы и морщились, а в центральном посту строго вели подсчет разорвавшихся бомб для будущей отчетности. Командир некоторое время прислушивался к бомбежке пустых квадратов моря, а потом разрешил снова включить регенерацию воздуха: сторожевые катера противника, занятые старательной бомбежкой неуловимого врага, не могли слышать негромкий звук на субмарине, а люди на ней не могли долго дышать без регенерации воздуха. После этого он поручил комиссару пройти по всем отсекам:
– Объясни всем, что немцы и финны не станут бомбить свои утопленные транспорта: постесняются, побрезгуют. И нам всем нужно только лежать здесь тихо-тихо! А я буду отдыхать у себя в каюте. И проследи, чтобы наши люди как можно больше читали, дабы не свихнуться!
Комиссар посмотрел на командира с некоторым удивлением; по-видимому, отдых с чтением книги под бомбежкой глубинными бомбами не очень умещался в его голове. Но командир в этом боевом походе делал все необычно. И он действительно прошел в свою каюту, не лязгнув люком усиленной переборки, для большей прочности вогнутой в сторону центрального поста. Он не стал закрываться дверью, лишь задернул шторку от общего прохода.
Лег на койку, выдернул из-под подушки очень уважаемый на флоте «Капитальный ремонт» Леонида Соболева, зажег лампу в изголовье и стал не спеша перелистывать страницы книги. Тихо проходившие мимо его каюты по гальюнным делам моряки в щели неплотно задернутой шторы, конечно, видели своего командира, увлеченно читающего, и возвращались на свои места в уверенности, что все в порядке, если их командир даже позволяет себе читать. Это скоро стало известно всему экипажу.
А в море на траверзе лежавшей подлодки продолжали носиться сторожевые катера, и время от времени там что-то ухало и грохотало – это немцы и финны продолжали изливать свою злость на непонятного и так и не обнаруженного врага.
Здешние сторожевики имели одно серьезное преимущество: их база была совсем рядом, и, когда у них кончался боезапас глубинных бомб, они спешили на свою базу и брали там новых бомб столько, сколько считали необходимым.
Когда командир понял, что большая часть вверенного ему экипажа убедилась, что их командир действительно «читает книгу», он положил ее себе на живот, и попробовал закрыть глаза и отключиться. И, как ни странно, это ему удалось… 

А ведь совсем недавно, всего каких-то 12 дней назад, отталкивая адьютанта в звании аж капитана 1-го ранга, пытавшегося его удерживать, командир буквально ворвался в кабинет командующего КБФ (Краснознаменного Балтийского флота), что было злейшим нарушением воинской дисциплины и флотского этикета, держа наготове листок бумаги, и почти закричал:
– Товарищ вице-адмирал! Разрешите мне со своей подлодкой типа «С» выйти в рейд в море для удара по конвоям врага. Клянусь, я обязательно прорвусь через все минные поля Финского залива и через все сетевые заграждения на выходе из него!
Вице-адмирал молча и со старанием продолжал помешивать чай ложечкой в узорчатом подстаканнике и разглядывал неожиданного визитера вроде бы с любопытством, поскольку ожидаемого грозного адмиральского окрика «Вон отсюда!» пока не раздалось. И, воодушевленный таким поведением всемогущего хозяина этого кабинета, кап-три продолжил с новым напором:
– Наши подлодки, пытавшиеся прорваться на запад в открытое Балтийское море в самом начале минувшего лета, находились в очень трудных условиях. Тогда были очень короткие и очень светлые ночи, и наши подлодки не могли скрытно полностью заряжать аккумуляторные батареи. Никто вообще не знал, где и как удобнее форсировать сетевые заграждения: ведь такого опыта у нас еще никогда не было. И носовые сетепрорезатели на лодках оказались совершенно не способными делать в стальных сетях дыры больших размеров для свободного прохода корпусов подлодок. И еще: немцы тогда были свежими, они ждали наши подлодки и действовали активно.
Сейчас совсем другое дело: сейчас уже середина октября! Ночи длинные и темные, уже идут дожди, по ночам плохая видимость, и именно сейчас, конечно, настали наилучшие условия для прорыва подлодки на запад! И этим нельзя не воспользоваться!
Наши лодки погибли тогда не напрасно: они показали, что далеко от берега противолодочные сети не преодолеть – там всюду их ждали сторожевые корабли. Значит, надо прорываться только в том месте, где немцы этого совершенно не ждут!
Опасаясь, что его остановят и не дадут договорить нужное, кап-три рванулся к большой карте Балтийского моря на стене и приставил указательный палец к нужной для него точке:
– А не ждут немцы от нас прорыва вот здесь, возле самого южного берега Финского залива:
– там, где мелко;
– там, где начало противолодочных сетей прикрывается только береговыми батареями;
– там, где немцам не нужны сторожевые корабли.
– Я уверен, – торопливо продолжил кап-три, – что немцам уже надоело торчать возле пустых противолодочных сетей. Они же там продежурили все лето впустую. Уже середина осени: часто штормит, дожди, видимость ухудшилась, по ночам холодно. На сторожевиках, конечно, уверены, что если русские подлодки не тревожили все лето, то не потревожат их и до самого ледостава. Количество немецких кораблей охранения наверняка уже уменьшилось, мелкие катера плохо выдерживают даже среднюю волну в непогоду. Оставшиеся вдоль сетей сторожевики стоят сейчас друг от друга на большем расстоянии, чем в начале лета.
А мне только и нужно, чтобы самый южный дежурный корабль немцев отодвинулся от берега хоть сколько-нибудь. Скорее всего, он держится сейчас от берега на дальности выстрела береговых орудий. Вот в эту-то открытую дыру возле самого берега, – он опять ткнул пальцем в нужное ему место на карте, – я и проскочу на своем «Сталинце» ночью в «собачью вахту», когда на береговой батарее дежурные будут дремать, а может, и спать с открытыми глазами.
Между двумя трассами сетей всего 200 метров. На скорости 15 узлов (7,6 м/сек) на тихих электромоторах я проскочу надводно это пространство меньше чем за полминуты! И еще мне будет нужна только одна минута, чтобы нырнуть под воду уже в открытой Балтике! За полторы минуты немцы, если даже обнаружат с берега мою лодку, не успеют по тревоге сделать ни одного орудийного выстрела. А если и стрельнут впопыхах, то первый выстрел будет обязательно мимо и ослепит наводчиков; а пока они будут восстанавливать свое зрение и вводить поправку в прицел, рубка моего «Сталинца» уже обязательно исчезнет под водой.
Мне понадобятся еще двое суток, чтобы научить экипаж управлению лодкой после долгого перерыва. А там уж я начну топить большие транспорта и танкера по всей территории открытой Балтики, именно там, где вы прикажете. На моей «эске» будет 12 торпед, которые не подведут. Если тратить по 2 торпеды на один транспорт, то будет утоплено по крайней мере 6 транспортов обязательно большого водоизмещения. Так мы отомстим за наши четыре погибших подлодки, да с лихвой! А еще у меня есть пушка калибра 100 мм и пушка калибра 45 мм: почему бы из этих пушек не утопить какую-то лайбу поменьше, а если повезет, то и две?
Что касается минных заграждений, то я поведу свою лодку на глубине 40 или 50 метров. При ширине подлодки 6,4 метра рогатые шары обычных якорных ударных мин не дотянутся до ее корпуса. Вы же не хуже меня знаете, что сама мина стоит на глубине самое большее 5 метров. Ну, осадит моя подлодка такую «рогульку» самое большее на половину своей ширины, т.е на 3,2 метра, да хоть на 4 метра – итого будет 9 метров. Но до корпуса подлодки, идущей много ниже, все равно будет оставаться больше 25 метров: и подрыва не будет!
А самые страшные для подлодки взрывающиеся части противолодочных мин устанавливаются немцами на глубине 15 или 20 метров. Это подтвердилось в прошлом году. На наших подлодках, которые шли на глубине 35 метров, от взрывов противолодочных мин только электрические лампочки лопались, остальное оставалось цело. Я поведу свой «Сталинец» еще глубже, и противолодочные мины мне будут не страшны.
Моя подлодка уже давно готова к боевому походу. Весь экипаж здоров. Нужны только торпеды, снаряды, и продовольствие на 45 суток. Остальное сделает экипаж. Надо спешить с выходом. Не так уж далек и ледостав!
И тут кап-три резко, по-военному, произнес:
– Доклад окончен! – и безнадежно посмотрел на вице-адмирала.
Тот вел себя вроде бы безразлично, невозмутимо прихлебывал чай, придерживая ложечку в стакане указательным пальцем, и вроде бы просто ждал конца совершенно неожиданного доклада. Когда же это наконец произошло, вице-адмирал отхлебнул чайку еще разок, поставил подстаканник на стол, задумчиво немного повращал его влево-вправо, по-видимому, переваривая услышанное, и спросил адъютанта, замершего у двери в ожидании неумолимого выговора:
– У особистов на этого кап-три что-нибудь есть?
– Что-то не слышно! – немного уклончивый ответ адъютанта говорил, что он еще не проникся настроем адмирала.
– Давай сюда свой рапОрт по капу-три, – Адмирал произнес слово «рапорт» по-флотски с ударением на «о», – хотя про рапорт никакого разговора пока не было.
Вчитавшись в текст, адмирал что-то написал там, расписался, и передал документ своему адъютанту.
– Даю добро на боевой поход его «СТАЛИНЦА», – последовал кивок в сторону автора рапорта. – А ты обеспечишь всю подготовку его подлодки к боевому походу. Дашь ему быстро все, что он попросит. На подготовку – трое суток. Проводишь его лодку до нашей самой западной островной базы в Финском заливе и обязательно дождешься момента погружения. Только после этого вернешься сюда. – Адмирал сделал небольшую паузу, явно прикидывая, достаточно ли полно он высказался, и закончил:
– Бери мой разъездной катер, садись на него вместе с этим командиром «Сталинца» и мчитесь к его базе подводных лодок. Помни: за выход подлодки в боевой поход с этой минуты отвечаешь именно ты. Вперед!
И адмирал снова потянулся к недопитому чаю…

Повесть  Владимира ПАНИНА  «ГРОЗА БАЛТИКИ»
опубликована в журнале «ПОДВИГ» №04-2020 (выходит в АПРЕЛЕ)