Дмитрий ИГНАТОВ

 

 

 

 

ПОСЛЕДНИЙ ЭКСТРЕННЫЙ
Отрывок из рассказа

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Комиссар Лаврухин пребывал в подавленном состоянии. Ожидание вымораживало душу начальника эшелона, как и всё внутреннее содержимое вверенных ему вагонов. Многотонный поезд уже пятый день стоял, застыв посреди заснеженной пустыни.
Выдохнув пар, комиссар забрался по лесенке в тамбур, где столкнулся с Венечкой — стареющим интеллигентом в круглых очках и с вечно всклокоченной кучерявой шевелюрой. За время поездки Лаврухин так и не удосужился узнать, кем был Венечка по профессии — то ли писатель, то ли инженер — намного важнее было то, что он каждый раз вызывал раздражение.
— Когда же мы поедем, любезный?— оправдал предчувствия Венечка, затягиваясь сигаретой, зажатой в замёрзших пальцах.
— Скоро. Скоро поедем,— отмахнулся комиссар и спрятался за дверью, ведущей к локомотиву, куда Венечке, как простому пассажиру, было категорически запрещено входить. Там за толстой стальной переборкой простирался широкий отсек тендера, где морозный воздух снаружи смешивался со смолистым запахом угольной пыли и уже отчётливо веял теплом от раскалённой топки. Отметив, что угля заметно убавилось, Лаврухин прошёл к кабине машиниста Путилина, но застал того в кочегарке. От масла и сажи его лицо казалось ещё более сморщенным и измождённым, чем обычно.
— Ну, как там? Сидят?— устало спросил Путилин, вытирая пот со лба.
— Сидят,— подтвердил комендант.
— И чего им надо только?...
— Да шут их знает...— пожал плечами Лаврухин.— Вроде как ждут чего-то. А чего?
— Может это...— машинист осторожно замялся.— С собой их возьмём? Чо они сидят-то?
— С собой?— комендант задумался, мысленно прикидывая, как будет уплотнять пассажиров, но, закончив свои подсчёты, ответил.— Это можно. А машина сдюжит?
— Сдюжит,— уверенно кивнул Путилин.— Чуток потише, но пойдёт точно. Ты знаешь... Ей, главное, ехать,— машинист не без удовольствия похлопал по гулкому боку топки.— Вот бы только помощника мне нашёл. На уголь поставить. А то я тут уже, как раб на галерах...
Кочегара и правда, не хватало. Помер он с месяц назад и лежал теперь где-то в ледяной степи, зарытый прямо на насыпи железнодорожного полотна.
— Пожалуй, из новеньких и найду,— согласился Лаврухин.
— Хоть не просто так уголёк им давать,— вдруг добавил Путилин, и, поймав удивлённый взгляд собеседника, пояснил. — Да, были тут ходоки... Просили. Обещали пути освободить.
— А ты что же?
— Ну, отсыпал мешок. Жалко же... Помёрзнут,— машинист грустно и даже как-то виновато посмотрел на коменданта.— Ты бы это... Поговорил с ними ещё. Ну, как ты умеешь, по-дипломатически. Нам ехать надо. Машине стоять нельзя.
— Нашёл дипломата...
Лаврухин хмыкнул и вышел, про себя обругав Путилина «либеральничающим гуманистом» и ещё парочкой мудрёных слов. А в тамбуре снова встретился взглядом с курящим Венечкой.
— И всё-таки желательно бы иметь определённость. Когда же мы поедем?
— Скоро!— ответил комендант, пытаясь сохранять самообладание.— Людей заберём и поедем. Займите своё место.
— Позвольте! Каких людей?! С какой стати?! Мы тут все за билеты платили...— Венечка хотел привести ещё какие-то аргументы, но Лаврухин уже спрыгнул с подножки и зашагал вдаль по снегу, а выходить на мороз за комендантом интеллигенту совершенно не хотелось. Он докурил сигарету и отправился в купе с твёрдым намерением выпить чаю — непременно с лимоном и сахаром.

* * *

Лагерь «ситдаунов» растянулся вдоль всего железнодорожного полотна. Старые торговые палатки были выставлены неровными рядами, иногда прямо по рельсам. Кое-как укреплённые натасканными со всей округи гнилыми досками, кирпичами, листами проржавевшего железа, каким-то тряпьём и прочей ветошью — они и представляли типичное жильё местных обитателей. Кажется те, кто изначально сюда пришли, просто очень боялись пропустить свой поезд. Но время шло, а заветный локомотив так и не показывался на горизонте. Сменялись поколения, забывались прошлые цели, и вот уже ожидание лучшей жизни постепенно стало самой жизнью. Теперешние обитатели лагеря, похоже, и сами больше не помнили, зачем сидели. Чумазые и оборванные, они жались друг к другу около костров, горящих внутри дырявых бочек. Очевидно, и внутри продырявленных душ этих людей, ещё тлел какой-то странный огонёк надежды, подпитываемый или собственной полурелигиозной верой, или личным фанатизмом их лидера. В любом случае всё здесь делалось или не делалось исключительно по воле пузатого бригадира Коровчука.
Он по-турецки сидел на горе старых покрышек и своим широким раскрасневшимся лицом и вывалившимся через ремень жирным пузом, напоминал Лаврухину какого-то азиатского хана. Не вынимая рук из карманов и никак не здороваясь, комендант сразу перешёл к делу:
— У нас были договорённости.
— Не слышал такого...— ответил Коровчук, чуть перемещая на покрышке свой толстый зад.
— Обещали же Путилину.
— Ну,— физиономия бригадира расплылась в сальной ухмылке,— ему, может, и обещали, а вам нет.
— Какая разница? Вы сказали, что освободите пути.
— Наверное... Но мы же не говорили, что будем это немедленно выполнять,— не сводя взгляда с опешившего коменданта, толстяк продолжил.— Вы нам лучше ещё угольку отсыпьте. Одного-то мешка мало будет...
— Нет,— сдавленно выдавил из себя Лаврухин.
— То есть, как это? Вы же... обязаны нам помочь.
Голос коменданта сделался твёрдым и приобрёл металлические нотки.
— Безусловно. Но никакого угля вы от нас больше не получите. Завтра поезд тронется. Желающие могут сесть и поехать с нами, остальным, так или иначе, придётся освободить пути. Всем всё ясно?!
Последние слова он буквально прорычал, поэтому Коровчук даже замахал своими пухлыми ручками.
— Хорошо-хорошо! Не будем горячиться, гражданин начальник. Идёт! Поедем! Но, в конце концов, нам нужно собраться, всё обдумать... Дайте хотя бы до послезавтра срок?
— Ну, ладно,— смягчился комендант.— Но завтра я ещё приду.
Он колючими глазами обвёл притихших вокруг людей. Все они смотрели в ответ: кто со страхом, кто с угрозой, кто с непониманием. Похоже, что в этом худощавом высоком человеке в шинельке и фуражке, они впервые увидели какой-то иной смысл, какую-то иную силу — совсем не такую, какая была у тучного бригадира — и этим она их одновременно и привлекала, и пугала. Лаврухин отвернулся и, ощущая спиной человеческие взгляды, пошёл назад к эшелону. Стянуть с себя нестерпимо жмущие сапоги, сунуть замёрзшие ноги под колючее верблюжье одеяло и, растянувшись на проводницкой полке, забыться сном — вот, пожалуй, и всё, чего он сейчас хотел.

Рассказ Дмитрия ИГНАТОВА «ПОСЛЕДНИЙ ЭКСТРЕННЫЙ»
опубликован в журнале «ПОДВИГ» №04-2023 (АПРЕЛЬ)