«КЕНТАВР».Исторический бестселлер.» 1 выпуск в марте 2022 года (два автора в выпуске). Новинки исторической беллетристики (отечественной и зарубежной).
|
РОССИЯ жива, пока жива ее история.
Многие корректируют историю. Политики – чтобы использовать для сиюминутных целей. Преподаватели – чтобы увлеченные школьники и студенты не прогуливали занятий. Книготорговцы – для извлечения прибыли.
ОБРАТИСЬ К ИСТОЧНИКАМ!
Уникальные художественные и документальные романы и повести сборника «КЕНТАВР. Исторический бестселлер» откроют мир нашего прошлого, помогут понять настоящее, заглянуть в будущее...
Александр ЛАВРОВ
РЕНЕГАТ
Отрывок из романа
Адаптирован для публикации на сайте
На другой день Порт-Артур был так же покоен, как и ранее, в обыкновенные дни. Чиновники утром пошли на службу, обсуждая на все лады участь Японии. По-прежнему на близких к центру улицах сновали оживленные и озабоченные толпы. Одни японские магазины и лавочки производили тяжелое впечатление своими наглухо заколоченными дверями. Только у дома наместника был заметен слишком большой для будничного дня съезд.
Андрей Николаевич вышел из дома лишь после полудня.
Сам того не замечая, он вышел на такое место, откуда, как на ладони, был виден весь наружный рейд Порт-Артура. Здесь перед его глазами открылась чудная картина. На рейде под Золотой горой стояла вернувшаяся из Голубиной бухты эскадра.
Было чем залюбоваться. Гиганты-броненосцы и красавцы-крейсеры вытянулись в три линии. Стальными утесами казались издали громады «Ретвизана», «Пересвета», «Победы», «Полтавы», «Севастополя», «Петропавловска». Среди них особенно выделялся своей красотой «Цесаревич», совершавший свое первое океанское плавание. У самого входа в пролив, соединявший наружный рейд с внутренним, как грозный часовой, стояла «Паллада». Броненосцы стояли близ подводных рифов, находившихся против «порт-артурских дач». Мористее их виднелся красавец «Аскольд», выделявшийся среди остальных своими четырьмя высокими трубами. Около него в прямой, несмотря на волнение, линии стояли на якорях «Диана», «Баян», «Боярин» и маленький «Новик». Все они были меньше «Аскольда», но каждый из них, даже отдельно взятый, представлял собой грозную силу. В сравнении с ними совсем малютками гляделись канонерки – знаменитые по своему бою у Таку в китайский поход 1900 г. «Бобр» и «Гиляк»; за ними канонерка «Гремящий» и минные крейсеры «Енисей» и «Гайдамак».
Любуясь открывавшейся картиной, Андрей Николаевич заметил далеко-далеко в море несколько колыхавшихся на волнах темноватых пятнышек. Это были миноносцы, несшие во флоте сторожевую службу.
«Разве можно страшиться чего-либо под защитой такой силы! – восклицал про себя Контов, не спуская глаз с эскадры. – Страшно даже подумать, какова будет эта эскадра в бою, когда заговорят все ее пушки… Нет! Теперь и я, пожалуй, понимаю, почему здесь все так спокойны… Один вид этих стальных богатырей может внушить спокойствие и уверенность в будущем»…
День выдался холодный, и довольно чувствительный мороз заставил Андрея Николаевича оторваться от великолепного зрелища. Он не спеша пошел назад по пустоватым улицам, пока ему не попался извозчик. Контов взял его и приказал везти в ресторан, где обыкновенно около этой поры собиралась вся так называемая порт-артурская интеллигенция. В ресторане он действительно застал в полном сборе всех своих знакомцев. Говорили все громко, и голоса сливались в один общий гул. Новостей было множество.
– Вы слышали, – обратился к Андрею Николаевичу знакомый, за столик которого он присел, – наш Артур объявлен на военном положении! С двадцать восьмого января.
– Но ведь война еще не объявлена?
– Вероятно, никогда и не будет объявлена, но знаете, по поговорке: «Береженого бог бережет!» Все-таки на всякий случай такая мера не мешает.
– А я сейчас любовался эскадрой! – сказал Контов, – Такая чувствуется в ней мощь, что, действительно, за этих бедных японцев вчуже страшно становится…
Собеседник Андрея Николаевича снисходительно улыбнулся.
– Да, – небрежно проговорил он, – эти господа сильно рискуют… Ими овладело непонятное ослепление… Кстати, вряд ли скоро вы теперь увидите нашу красавицу-эскадру…
– Она уходит?
– Завтра утром… Назначение неизвестно… Я так полагаю, что пойдет к Владивостоку на соединение с тамошней крейсерской эскадрой… У Штакельберга во Владивостоке «Россия», «Рюрик», «Громобой», «Богатырь», это силы очень внушительные… Потом, вероятно, завтра же, когда эскадра будет в открытом море, к ней присоединятся «Варяг» и «Кореец» из Чемульпо… Ведь это целый могучий флот… современная «Великая армада». Я боюсь, как бы все эти чайные домики на Японских островах вместе с их пухленькими гейшами не обратились в груды щепок…
– Вы думаете, будет бомбардировка?..
– Не думаю, потому что уверен, что войны не будет и все ограничится демонстрациями… Ведь японцы достаточно сообразительны, чтобы понять, в какое критическое положение поставила их своим необдуманным шагом компания из Ито, Ямагаты, Окуши, Кодамы и прочих прославленных на весь мир японских деятелей… Подлинно, теперь выходит, что на всякого мудреца довольно простоты…
В точно таком же духе Андрей Николаевич слышал рассуждения ото всех, с кем он только не разговаривал. Между прочим, он услыхал, что в одиннадцатом часу вечера на эскадре назначен труднейший из маневров: «отражение минной атаки», ибо, как говорили в ресторане, было решено на всякий случай попрактиковаться.
Чудный вечер провел Андрей Николаевич у Кучумовых. Чуть ли не в первый раз во всю свою жизнь он очутился в семье. Ему почти не удалось говорить с Ольгой, но молодой человек был счастлив уже и тем, что видит так близко от себя любимую девушку.
В десять часов Андрей Николаевич стал прощаться.
– Вы, молодой человек, приходите запросто, – с некоторым подчеркиванием говорил Кучумов. – Я полагаю, что у нас найдется поговорить еще о многом!
Контов ушел от Кучумовых в упоении. Он готов был обнять весь мир – так велико было его счастье…
С моря доносились до его слуха частые орудийные выстрелы, в глубину скрывавшего небо ночного мрака взлетали одна за другой ракеты.
«Маневр отражения минной атаки, – вспомнил Андрей Николаевич. – Жаль, что нельзя полюбоваться»…
Он пошел домой. Порт-Артур спал крепким и покойным сном.
Врасплох
Александр Тадзимано очутился на борту «Акацуки» ранее столь неожиданно ставшего его непосредственным начальником Нирутаки. Молодой лейтенант весь пылал нетерпением, и, будь его воля, он немедленно помчался бы среди бела дня взрывать у Порт-Артура русские броненосцы. Что не помешало ему прежде ознакомиться с судном, на которое его привела судьба с флагманского броненосца.
«Акацуки» был старый, немало претерпевший всяких аварий миноносец, но команда на нем – и матросы, и машинисты, и минеры – была подобрана на славу. Все они в совершенстве знали свое дело, каждый вполне ясно представлял себе свои обязанности. Осматривая минные аппараты, Тадзимано только восхищаться мог, в какой исправности они содержались. Всё, до мельчайших приборов, было готово на «Акацуки» к делу, команда, как и Тадзимано, горела нетерпением, но ждать пришлось нестерпимо долго.
Нирутака явился значительно позже. Он собрал весь свой экипаж и подробно рассказал ему, на какое опасное дело придется идти в эту ночь. Радостные, громкие крики «банзай» покрыли слова командира.
В это время на флагманском судне был поднят сигнал «Добрый путь», и крупные суда эскадры стали удаляться. Остались только миноносцы, собиравшиеся поближе к больших размеров контрминоносцу «Шинономе», на котором находился начальник над этой флотилией. Отдав распоряжения, Нирутака отправился к нему на судно и пробыл там до темноты.
Наступил уже вечер, когда вернулся командир «Акацуки», и с контрминоносца был подан сигнал к отплытию.
Сильно раскачиваясь на волнах, понеслись вдруг утлые, но страшные для гигантов-броненосцев суденышки. По расчету Нирутаки, им до Порт-Артура было часа полтора хода. Все на «Акацуки» примолкли, на лицах появилось серьезное, озабоченное выражение. Каждый занял свое место, заранее назначенное, сам Нирутака стоял на мостике миноносца, зорко вглядываясь в окутывавший даль мрак.
Все огни на миноносце были закрыты с таким расчетом, чтобы ни один луч света из фонарей не проникал вперед.
Тихий гул, похожий на вздох шепота, вдруг пронесся по палубе миноносца. Впереди, далеко-далеко, сверкнула яркая звездочка. Это был маяк при входе в пролив. Миноносцы замедлили свой ход, и шедший во главе их командир флотилии едва слышным свистком подал сигнал рассыпаться. Теперь каждый из миноносцев должен был уже сам исполнять все, что ему было назначено на совете перед отплытием.
– Мы идем на «Палладу», – прошептал Нирутака Тадзимано. – «Шинономе» атакует «Цесаревича». Сами русские облегчают нам задачу. Все их корабли стоят с огнями…
Порт-Артур ясно обозначился среди темноты множеством огоньков. Входной маяк горел ярким пламенем, освещая проход на внутренний рейд. На всех судах горели фонари, и Нирутака без малейшего затруднения определил по плану, переданному ему адмиралом, где стояло какое судно…
Роковая минута все близилась. Командир «Акацуки» схватил ручку телеграфа и приказал дать миноносцу полный ход. «Акацуки» со всевозрастающей быстротой понесся к тому месту, где по плану должна была стоять дежурившая в эту ночь на рейде «Паллада».
Миноносец несся быстрее стрелы. Его палуба вся дрожала, капитанский мостик и труба тряслись, но не было слышно ни малейшего шума, ни одного дымка не клубилось над трубою. Люди напряженно молчали. Ожидая команды, командир уже держался за спускную ручку минного аппарата.
Броненосец «Паллада» был так близко, что на нем можно было ясно разглядеть человеческие фигуры. Вдруг с палубы раздался отчаянный крик, и сейчас же завыл сигнальный рожок.
– Нас заметили! – уже в полный голос крикнул Нирутака и скомандовал пускать мину.
Тадзимано ясно видел, что мина окунулась под воду там, где на броненосце должна была находиться капитанская каюта; послышался глухой, какой-то шелестящий удар. Сейчас же поднялся высокий водяной вал, и огромный броненосец как-то странно покачнулся. С него уже градом сыпались прямо на палубу «Акацуки» пули, с боевого марса полились из моментально зажженного прожектора лучи света. «Акацуки» ловко повернулся, и с его борта в «Палладу» понеслась уже вторая мина.
– Промах! – закричал Нирутака, но его голос был заглушен новым гулом взорвавшейся мины.
– «Шинономе», «Шинономе»! – закричал Нирутака, показывая рукой вправо от себя.
Тадзимано взглянул по направлению руки капитана. Там был виден ярко освещенный красавец «Цесаревич». Он так и сыпал снарядами из всех своих орудий, и прямо на него, швыряя торпеды, мчался «Шинономе» – миноносец, на котором был командир атакующей флотилии.
– Пропал «Шинономе», – опять закричал Нирутака, но в это мгновение около «Цесаревича» появился другой миноносец, «Широкумо».
Ужасную и в то же время величественную картину представлял в эти минуты наружный рейд Артура. Теперь на всех судах эскадры уже горели прожекторы. Выстрелы орудий, трескотня ружей сливались в один адский рев. Нападавшие миноносцы уже не думали спасаться. Они шныряли между русскими судами, то и дело швыряя в них мины. Взрывы слышны были то там, то здесь; но более всего их раздавалось около «Цесаревича», яростно отбивавшегося огнем от двух наседавших на него миноносцев.
С борта «Акацуки» было видно, что «Широкумо» тонул, обращенный в решето снарядами атакованного им гиганта, «Шинономе» тоже осел так, что его борта были почти у самой воды, и его гибель была несомненна, но Нирутака решил воспользоваться тем, что «Цесаревич» был занят борьбой с погибающим миноносцем. Ловко выскользнув из-под луча прожекторов, «Акацуки», управляемый своим энергичным командиром, понесся прямо на атакованного гиганта и, прежде чем с «Цесаревича» заметили нового противника, швырнул в него одну за другой две мины.
На броненосце сразу оборвался огонь. Огромный вал приподнял этот плавучий стальной остров, закачал его на своем хребте, и, когда он рассыпался, «Цесаревич» уже кренился на волнах. На «Акацуки» раздался радостный вой. Нирутака, Тадзимано, минеры, матросы, даже машинисты – все обратились на мгновение в дико беснующихся от радости зверей. Они видели, что их минные выстрелы не пропали даром, что гигант-броненосец подорван. На «Цесаревиче» между тем уже заметили нового врага и, несмотря на полученные от него тяжкие повреждения, немедленно засыпали его градом снарядов.
Пойманный в лучи прожекторов «Акацуки» метался под градом гранат. В какую сторону он ни кидался, чугунный град осыпал его. Один из снарядов разорвался у него на палубе и разворотил минный прибор. Осколками разорвавшегося снаряда тут же были убиты минер и два матроса.
Это была первая кровь, которую видел в своей жизни Тадзимано. Страшное возбуждение охватило его, он что-то хрипло кричал, сам не понимая своих слов, будучи уверен, что их миноносцу не выйти из этого ада, и эта уверенность усиливалась еще более при виде скрывавшегося под водой «Широкумо», затонувшего вместе со всем своим экипажем, и медленно отходившего в темноту «Шинономе», с трудом волочившего свою корму. Огонь с атакованных русских судов сконцентрировался на метавшемся среди них «Акацуки», который с яростью погибавшего расшвыривал вокруг мины. Новый удачно пущенный с ближайшего броненосца снаряд угодил в палубу «Акацуки», но не разорвался и, только скользнув, вылетел моментально за борт.
– Пар! – скомандовал капитан, и в следующее мгновение «Акацуки» весь окутался густыми клубами выпущенного из машин пара. С ближайших броненосцев послышались радостные крики, раздалось даже «ура»: там вообразили, что на вражеском миноносце взорвались котлы, но «Акацуки», скрытый паром, успел перебраться под прикрытие темноты и скоро уже был вне выстрелов с атакованных им судов.
– Кажется, удача? – спросил у Тадзимано, стирая пот с лица, Нирутака.
– Успех, полный успех! – воскликнул тот. – А русские все-таки молодцы.
– Да, да, это отвергать нельзя. Как они быстро справились с замешательством… Будь на их месте другие, мы перетопили бы все броненосцы, а тут удалось вывести из строя всего только три судна.
– Зато надолго! – заметил лейтенант.
– Я предпочел бы, чтобы навсегда… Но теперь дело не в этом… Вот плетется «Шинономе». Порядочно его отделали! А бедняга «Широкумо» на дне.
Атаковавшие миноносцы сошлись. Их команды обменялись восторженными криками «банзай», и корабли все вместе пошли на соединение с эскадрой своего адмирала.
Под шквалом
Утром, когда мирно проспавший всю ночь город проснулся, сообщение о том, что на наружном рейде хозяйничали японцы, разразилось, как гром со слегка только подернутого тучками неба…
В первые минуты мало кто поверил тревожным сообщениям.
– «Цесаревич» ранен! – проносилась весть.
– Вздор! – был не допускавший возражений ответ.
– «Паллада» искалечена… разбита…
– Только помята!..
– Не маневр, а действительная минная атака была!
– В воображении слишком увлекшихся моряков…
Никто, словом, не хотел верить, но слухи росли и с каждой минутой становились все тревожнее…
На Адмиралтейской набережной собрались густые толпы народа. Среди русских и проживавших в изобилии в Артуре европейцев и американцев затесались в огромном количестве, что бывало весьма редко, и китайцы. Их обыкновенно безмятежно-спокойные лица теперь отражали беспокойство. Общее напряжение было так велико, что на китайцев никто не обращал внимания, в другое время их непременно прогнали бы прочь.
Андрей Николаевич, промечтавший о своем будущем всю ночь, был встревожен несмолкаемым громом орудий и треском то и дело взлетавших на воздух сигнальных ракет. Смутное беспокойство заставило его выйти из дому, как только забрезжил день, и здесь он один из первых узнал ужасную весть:
– Эскадра разбита! Японцы напали врасплох… Три лучших броненосца повреждены!
Как ни бессмысленною показалась Контову на первых порах эта весть, но он инстинктивно поверил ей…
Зато другие – его знакомые, тоже привлеченные на Адмиралтейскую набережную ужасными слухами, – относились к вестям с недоверием и не допускали даже возможности, чтобы японцы осмелились напасть на Артур без предварительного объявления войны.
– Не говоря уже о нас, – возражали Контову, – но японцев за это самое и Европа не похвалит…
– Дожидайтесь вы правды от этой Европы! – воскликнул с раздражением Андрей Николаевич, – ей всякие русские беды на руку…
– Ну, как это! Вспомните: еще германский император Вильгельм своей знаменитой картиной «Народы Европы, страшитесь желтой опасности» предупредил мир, откуда ждать беды… Нет! Если только японцы осмелились на это, им несдобровать! Европа покажет им, как нарушать законы и обычаи войны!
– Говорю, Европа будет рукоплескать каждому, кто ослабит и унизит Россию, – пробовал возражать Андрей Николаевич, но его голос был одиноким.
Он замешался в толпу, собравшуюся у пристани. Здесь были люди попроще. Все с величайшим напряжением ожидали вестей с эскадры. Кое-кто пытался уже разузнавать о событиях через знакомых, имевших своих людей на батареях Золотой горы, но оттуда не появлялся ни один человек, и тайна продолжала томить всех этих людей, с замиранием сердца ждавших, не появится ли какая-нибудь шлюпка с эскадры на внутреннем рейде…
– Андрей Николаевич! – подошел к Контову отец Ольги Кучумовой. – Да неужели правда?
– Вы о ночном нападении, Павел Степанович? – спросил тот, здороваясь со стариком. – Положительно, ничего достоверного неизвестно! А слухи так и растут…
– Господи, господи! – пролепетал Кучумов. – Что если они окажутся правдой?.. Какой ужас, какой позор! До чего мы дожили…
Контову хотелось напомнить этому старику о его речах накануне, но он удержался, боясь обидеть в его лице отца любимой девушки.
– Подождем очень немного, Павел Степанович, – мягко сказал он, – вон идет военный катер. Это, вероятно, с эскадры, сейчас мы узнаем если не все, то очень многое!
Огромная толпа, предчувствуя, что тайна должна разъясниться, стихла так, что на набережной воцарилось гробовое безмолвие. Катер был паровой и шел быстро, вспенивая воду. Тысячи пар глаз с тревогой устремились на него, и вдруг словно шелест какой-то пошел по всей толпе, замелькали сотни рук, все головы обнажились…
Катер подходил к пристани.
На его корме были видны прикрытые андреевским флагом тела…
– Убитые есть, мученики за веру православную! – пронесся по толпе громкий шепот.
На пристани раздалась команда, катер зачалил, несколько дюжих матросов подняли носилки с телами павших товарищей. Это были трое моряков с «Паллады», задушенные развившимися при взрыве японской мины газами…
Да, теперь уже ни для кого не могло быть сомнения: война началась, и как раз тогда, когда огромное большинство не только порт-артурцев, но и всех вообще русских людей сохраняло уверенность, что до начала военных действий еще очень и очень далеко…
Роман Александра ЛАВРОВА «РЕНЕГАТ»
опубликован в первом номере журнала «КЕНТАВР» за 2019 год (ФЕВРАЛЬ)