Святослав ЯРОВ

 

СОКРОВИЩЕ ИТИЛЯ

Глава из романа

Сокращена для публикации на сайте

 

Шанс?

В самолете – нет чтобы спать и набираться сил перед изнурительным многочасовым заседанием диссертационного совета – академик Нарымов до самой Москвы глаз не сомкнул. Все думал и думал… Письменных источников, связанных с Хазарией, существует немного. А уж хазарского происхождения и того меньше: раз, два и обчелся.

Само собой, Виктор Валерьевич не только знал их все наперечет, но и самым тщательнейшим образом изучил строка за строкой, слово за словом. А уж так называемую еврейско-хазарскую переписку только что не по слогам разобрал. В чистом виде переписка состояла всего из двух посланий: от сановника Кордовского халифата Хасдая ибн Шафрута к соправителю Хазарского каганата беку Йосефу и ответного письма Йосефа.

Хасдай ибн Шафрут – ученый, меценат, доверенный советник и личный врач кордовского халифа. Удивительно, но факт: был он иудеем. Остается только дивиться толерантности, царившей при дворе халифа. Правды ради, следует оговориться, он – едва ли не единственный арабский правитель, при котором дети Израилевы не терпели лишений и даже процветали. Не напрасно годы его правления названы «золотым веком евреев в Испании».

Бек Йосеф считался вторым лицом в хазарском государстве после кагана. Но говоря о Хазарии, нужно помнить о ее уникальности. На протяжении нескольких веков там мирно уживались христианство и язычество, иудаизм и ислам, при том, что хазары, кочевники тюркского корня, спокон веков поклонялись Тенгри-небу, бескрайнему и бездонному. Как такое произошло – вопрос на миллион. Версий полно, но точного ответа нет.

Кроме того, в последние сто пятьдесят лет существования каганата в стране установилось подобие дуумвирата. Если раньше полновластным владыкой был каган, то с какого-то момента управлять государством стали двое: каган и бек.

Каган, хан ханов, формально, по-прежнему оставался верховным правителем, избираемым из представителей родовой тюркской знати, фигурой сакральной, всеми почитаемой и уважаемой, только вот никакого влияния на дела государственные он оказывать уже не мог. А бек, опять же формально, находясь на ступень ниже и публично оказывая кагану ритуальные почести, граничащие с добровольным уничижением, обладал всей полнотой власти.

Что способствовало такому перераспределению ролей – еще один вопрос на миллион. Постепенно возникла целая династия беков, внутри которой власть передавалась от отца к сыну. Причем принадлежали они к хазарскому клану, исповедовавшему иудаизм…

Впрочем, эти внутриполитические нюансы на содержании переписки практически никак не отразились, потому что политикой там и не пахло. Инициатором обмена посланиями стал лейб-медик Кордовского халифа. Вероятно, от побывавших в Хазарии купцов прослышал он о существовании далеко на Востоке царства, где правил его единоверец.

Письмо Хасдая беку Хазарского царства было проникнуто ностальгическими мотивами. На память Нарымову пришли пафосные строки: «Если бы знал я, что есть у нашего народа свое царство на земле, я оставил бы свое высокое положение, бросил бы свою семью и шел бы по горам и долинам, по суше и по морю, пока не пришел бы в то место, где живет господин мой, царь иудейский. Я увидел бы, как живет спокойно остаток Израиля, и тогда я излил бы свою душу в благодарностях Богу, который не отнял своего милосердия от бедного народа своего. Ибо уже долгое время ожидает избавления наш народ, скитаясь из страны в страну. Лишенные чести, униженные в изгнании, мы ничего не можем отвечать говорящим нам: у каждого народа есть царство, а у вас нет на земле и следа царства». Закончив сетовать на горькую судьбину, Хасдай просил соплеменника и брата по вере поведать, каково его царство, и задавал множество вопросов: об устройстве государства, о землях, ему подвластных, и народах, эти земли населяющих.

Спустя время советник халифа получил от Йосефа ответ, из которого узнал, что Хазарское царство по происхождению не еврейское и что только правитель и значительная часть народа исповедуют иудейскую веру. Далее бек, который в письме, без ложной скромности, именовал себя царем, дал подробные ответы на поставленные Хасдаем вопросы, причем он определенно был склонен к приукрашиванию действительности, описав свое государство как нечто, близкое к идеалу. «…Никто не слышит здесь голоса притеснителя, нет противника и нет дурных случайностей... Страна плодородна и тучна, состоит из полей, виноградников и садов. Все они орошаются из рек. У нас есть очень много всяких фруктовых деревьев. С помощью Всемогущего я живу спокойно…» Заканчивалось письмо словами: «Наши взоры обращены к Богу. Да ускорит он обещанное освобождение Израиля, да соберет свой рассеянный народ еще при нашей жизни!».

Так что ни о каких важных государственных делах или контактах речи в этих письмах не шло. Одна сплошная лирика: плач по утраченному царству иудейскому, надежды на воссоединение двенадцати колен Израилевых и прочее в том же роде. Объяснение простое: писали друг другу не два государственных деятеля, а два иудея, пекущихся о будущем еврейских общин Кордовы и Хазарии.

Виктор Валерьевич покосился на бювар с письмом, который не выпускал из рук с тех пор, как получил его в Испании от Риберте. Интересно, что в этом послании? Ведь вовсе не обязательно, что оно имеет отношение к переписке Хасдая с Йосефом. А вероятность обнаружить там нечто, что укажет путь к Итилю, и того призрачней. Какой смысл гадать?! Надо предоставим слово специалистам.

   

По прилету в Москву Нарымов, не заезжая домой, отправился прямиком в институт, где увяз в текущих делах и заботах. Лишь вернувшись после напряженного дня в пустую квартиру, он вспомнил, что так и не удосужился позвонить лингвисту - ассирологу Лимбовскому. Виктор Валерьевич снял трубку и набрал нужный номер. После серии продолжительных гудков на том конце ответили:

– Говорите.

– Лев Ефимович? Нарымов беспокоит. Добрый… – академик покосился на часы. Ого! Одиннадцатый час! – …вечер, – завершил он приветствие.

– Здравствуйте, Виктор Валерьевич! – отозвался Лимбовский.

Знакомы они были, что называется, шапочно, но ничего зазорного или бестактного в том, чтобы вот так запросто, без церемоний побеспокоить, хоть бы даже и в неурочное время, коллегу по цеху, Нарымов не усматривал. Да и он сам всегда относился к такого рода звонкам с пониманием. Тем не менее соблюдение норм вежливости никто не отменял.

– Простите, что припозднился, – счел не лишним извиниться Виктор Валерьевич.

– Пустяки! – прервал его ассиролог. – Слушаю вас.

– Я располагаю копией свитка. Предположительно это последняя треть десятого века. Текст состоит из двух фрагментов, выполненных на разных языках. Один – похоже, на библейском иврите, с ним я и в стенах родного института мог бы справиться – есть кого озадачить. А вот второй – какая-то клинопись. Надежда только на вас, Лев Ефимович! Поможете?

– С превеликим удовольствием, – согласился Лимбовский. – Только шлите текст полностью. Иврит мне не чужой – справлюсь. Знаете, разноязычные части документа могут дублировать друг друга, а могут составлять единое целое. И чтоб не было смыслового разрыва… Ну, вы понимаете. Шлите!

– Прямо сейчас и отправлю. Только очень прошу, максимум подробностей: детали крайне важны.

– Не беспокойтесь, Виктор Валерьевич. Сделаю в лучшем виде, – заверил его Лимбовский, оговорившись: – Лишь бы ваш свиток не оказался «липой». Что-то многовато ее  развелось…

Обещанного перевода ждать пришлось довольно долго. Нарымова Всевышний терпением не обделил, но по прошествии недели академик стал испытывать некоторую тревогу. Неужто что-то не задалось? Да и оговорка насчет «липы» не давала покоя. Вдруг и в самом деле это фальшивка?

И когда  Лимбовский, наконец, отзвонился, Виктор Валерьевич сразу испытал большое облегчение.

– Не поверите, только-только закончил! Загляните в почту – все там, – сообщил ассиролог после обмена приветствиями и с нарочитой укоризной прибавил: – Работенка, скажу я вам, была адова!

Впрочем, то, каким тоном это было сказано, свидетельствовало скорее об обратном – чувствовалось, что «работенка» доставила ему немалое удовольствие.

– Обязуюсь при случае подбросить еще, – подыграл ему Нарымов.

– Добрый вы, Виктор Валерьевич! – принял шутку Лимбовский и перешел к делу: – Насчет древнееврейского вы были правы. Он. А клинопись – аккадский (ассиро-вавилонский) язык. Я даже не предполагал, что в десятом веке кто-то им еще пользовался. Текст единый – разноязычные фрагменты друг друга не дублируют. Девяносто девять из ста, что не фальшивка. Не берусь судить о содержании, но специфическая орфография, стилистика… В общем, вы меня понимаете. А еще… это практически идеальная криптограмма. Смело могу предположить, что для вас все самое интересное еще впереди.

– Знали бы вы, как я на это надеюсь, – задумчиво произнес Нарымов и поблагодарил: – Спасибо за помощь, Лев Ефимович. Я – ваш должник.

– Найдется повод, сочтемся. Всего доброго!

Закончив разговор, Виктор Валерьевич вошел в почту, открыл поступившее сообщение и не без внутреннего трепета впился в него глазами. Перевод в строгом соответствии с оригинальным текстом также состоял из двух частей.

«Многого счастья от царя Йосефа, сына Аарона, боящегося Господа, трепещущего перед его словами, мудрого и почитающего мудрых, смиренного и приближающего к себе униженных, избравшего себе слова Закона, старающегося всем своим сердцем и всеми силами заслужить благоволение своего творца, к своему возлюбленному, дорогому раби Хасдаю, сыну Исаака, сына Эзры вожделенному для него и почитаемому им, – да хранит его и спасает Бог, увенчанного мудростью…»

Прочтя выдержанное в традиционно-витиеватом восточном стиле приветствие, Виктор Валерьевич остановился. Неплохое начало. Эта словесная шелуха позволяла с полным основанием предположить: открытие таки состоялось – обнаружилось третье письмо из еврейско-хазарской переписки. По правде сказать, с учетом того, каким кружным путем удалось выйти на этот документ, Нарымов почти не сомневался, что так оно и есть.

Да и мнение Лимбовского дорогого стоило. Однако, если ты – настоящий ученый, так оставайся им до конца: чтобы исключить вероятность фальсификации, потребуется дополнительная проверка.

«…Я, как и ты, верую в того, кто был, есть и будет – творца всего сущего, – вернулся к переводу Нарымов. – Трижды за день читаю я амиду и, обращаясь с мольбой к Господу моему, устремляю взор свой в сторону Бейт а-Микдаш. Также известно тебе, что в царстве моем каждый волен избирать веру по усмотрению своему. Есть среди народа моего немалое число иудеев, но в достатке и тенгриан, и исмаильтян, и ноцрим. Во все времена в Хамлидже, прекрасном городе моем, синагога мирно соседствовала с килисой*, а близ мечети стоял белый храм приверженцев Йехошуа. Так было.

Истинно не ведаю, за какие тяжкие прегрешения Господь обрушил на голову мою бессчетно несчастий. Случился раздор меж подвластными мне народами, многие присоединились к злейшему врагу царства моего. В месяц тамуз с черной стороны пришел беспощадный барс и одолел мое войско. И принужден был я оставить город мой и все достояние мое. А ненавистный гонитель мой предал его разорению. Мне донесли, разрушено и сожжено все. Волею случая уцелел только молельный дом ноцрим. Прочее же обращено в тлен…»

На этом заканчивалась первая часть письма, написанная на древнееврейском. Академик прервал чтение. С чего бы это бек все в кучу свалил? – озадаченно поскреб подбородок Нарымов. С черной стороны – читай, с севера, – пришел барс – конечно же, это был князь Святослав Игоревич, его в арабских источниках иначе и не величали. Значит, в последние годы правления Йосефа Киевский князь-воин нанес одряхлевшей Хазарской державе удар, от которого та не смогла оправиться.

А сколько споров по этому поводу отшумело! Кто-то считал, что так и было. Кто-то придерживался той точки зрения, что, мол, разгром каганата случился позже, уже после смерти Йосефа. И ни одна из сторон не имела возможности доказать свою правоту. Дискуссия между оппонентами напоминала гаданье на кофейной гуще. Теперь же появилась надежда, что белых пятен в этом споре станет меньше… Но Йосефа явно не туда понесло. У него крушение всего и вся, а он разглагольствует о веротерпимости, процветавшей в Хазарии. Попахивает бредом слабоумного…

   

И сразу вспомнилось: «Дураку полдела не показывают». Так, уча внучка уму-разуму, частенько говаривала его бабушка Анна Ефремовна – женщина простая, но по-житейски, несомненно, мудрая.

А еще, когда она читала сказки, и он начинал выспрашивать, чем дело кончится, бабуля урезонивала: «Вот дочитаем и узнаем». И это верно! – констатировал Виктор Валерьевич. Вот чего ради я тормознул на полпути? Пока не прочту клинописную часть, гадать бессмысленно. 

И он погрузился в чтение второй части текста.

«Теперь не правитель я, но изгой. Всеми оставлен. Сомневающиеся предали. Самые верные пали. Царство мое обращено в прах. С малым числом слуг нашел я убежище в Старом городе. Знаю, настигнут меня и здесь. Нет надежды на возрождение царства моего. Не прошу у тебя приюта в стране твоей, ибо полагаю, груз лет не позволит достичь ее, сил на то недостанет.

Язык черноголовых*(шумеров), на каком теперь обращаюсь я к тебе, стерся из памяти народов ныне живущих. Не позабыт он лишь нашими мудрецами. Тебе, как и мне, он ведом. Знай же, достояние мое вынужден был оставить я – то истина. Но не достанется оно врагу моему. Ибо нет среди живых тех, кто мог бы указать тайное место, где сокрыто сокровище. Мне одному оно известно. Я же готов собственной рукой прервать жизнь свою, но тайны этой не выдам никому. Тебе одному поверю ее. Если будет на то воля Господа, приди в город мой и войди в дом бога матери врага моего. Встань подле жертвенника и обернись ликом в сторону благородного святилища. Отмерь две ашлы (59 метров) и гар (5,9 метра). Углубись в землю на пять амматумов**(локтей) и отыщешь бесценное. Употреби его на благо детей Израилевых, на воссоединение народа нашего и обретение им царства своего, как нам с тобой мечталось… Мне же, увы, остается лишь оплакивать горькую участь мою».

Нет, с головой у Йосефа все было в порядке! – резко поменял свое мнение о правителе Хазарии Нарымов. Бек, выходит, отправил в Кордову квест, говоря современным языком, самое обычное квестовое задание. Не о веротерпимости он рассуждал, а ненавязчиво выводил на стартовую позицию. Сперва упомянул, что из всех зданий Итиля уцелел только храм ноцрим, то есть христиан. Во второй части дал уточнение: «войди в дом бога матери врага моего». Враг – Святослав. Мать врага – княгиня Ольга, в крещении Елена, – в отличие от сына-язычника, ревностная христианка. Адрес, как говорится, точный.

Ай да бек! Небойсь, когда богатства свои несметные закапывал, заранее расчет строил на том, что из уважения к религиозным чувствам матери князь Киевский не станет крушить христианский храм – все порушит, весь город спалит, но храм оставит. И, похоже, Йосеф не ошибся. Далее следует: «встань подле жертвенника и обернись ликом в сторону дома святости».

Жертвенник – это, само собой, алтарь. Дом святости – тоже не бог весть какая тайна. Упомянутый уже Бейт а-Микдаш, то бишь Иерусалимский Храм, в переводе с иврита, именно «Дом святости» и есть. Так что направление понятно – зри на Храмовую гору в Иерушалаиме, и не ошибешься. Ну а последняя стадия проще простого: отмерь, отрой, извлеки...

В историческую канву все изложенное вполне вписывалось. 965 год. Святослав наголову разбил хазарское войско. Итиль пал. Бек вынужден бежать в Семендер – бывшую столицу Хазарии, которую он в письме называет Старым городом. Йосеф то ли не успел, то ли не пожелал забрать казну с собой, но позаботился о ее сохранности: припрятал так, что найти ее кроме него никто не смог бы.

И в то же время он отправил в Кордову доверенного человека с зашифрованным описанием места, где скрыта казна. Могло такое быть? Вполне. Йосеф был немолод. И власть, и жизнь его висели, что называется, на волоске. Преданный теми, кто клялся ему в верности, не доверяя своему окружению, он решил, что такой поборник восстановления Иудейского царства, как Хасдай ибн Шафрут, лучше прочих сможет распорядиться хазарской казной во благо еврейского народа.

Но посланник бека Рахмиэль прибыл в Кордову уже после смерти Хасдая, и вручать письмо было некому. Рахмиэль на родину  не вернулся. Видимо, резонно рассудил, что от добра добра не ищут, и осел в Испании…

Никаких явных противоречий с общеизвестными фактами нет.

Предусмотрительности Йосефа можно только позавидовать. С учетом гипер-конфиденциальности послания прибегнуть к использованию двух древних языков – отличная задумка. Хитроумный иудей прекрасно осознавал, что в силу непредсказуемых обстоятельств письмо может оказаться в чьих угодно руках, и, не будь дурак, основательно подстраховался на сей счет. Завладеть посланием мог кто угодно, но прочесть его целиком едва ли кому-нибудь удалось бы.

Библейским ивритом по определению обязан владеть каждый уважающий себя раввин. Но первая часть письма – ничто без второй, где было изложено самое интересное. Что же касается аккадского, то к середине десятого века этот язык был мертвее мертвого, и справиться с ним не по силам было никому… Почти никому, поправил себя Нарымов.

По крайней мере, двое им все-таки владели: хазарский бек, который собственноручно письмо написал – и высокоученый Хасдай ибн Шафрут, коему предстояло письмо прочесть. Будь оно иначе, затея с двуязычным текстом не имела бы никакого смысла.

Воздавая должное мудрости хазарского бека, к информации о припрятанном кладе Нарымов, тем не менее, остался безучастен. За годы, проведенные в экспедициях, он выработал устойчивый иммунитет к сенсационным документам, типа «карты старого пирата». И хорошо усвоил правило: в кладоискателях во все времена недостатка не было, а успешных можно по пальцам сосчитать.

Клятвенное уверение бека Йосефа в единоличном знании о месте сокрытия сокровищ Хазарии показалось Виктору Валерьевичу по меньшей мере наивным. Даже если бек, как ему представлялось, избавился от всех свидетелей, ни черта это не гарантировало тайны вкладов! Увы! – всегда отыщется никчемный человечишка, который что-то подслушал, что-то подсмотрел и что-то кому-то сболтнул...

Да и за тысячу с лишним лет много могло произойти такого, после чего и концов клада не сыщешь – наводнение, землетрясение, оползень…. Так что, когда речь заходила о скрытых сокровищах, ни малейшего желания в щенячьем азарте немедленно кинуться на поиски у Нарымова не возникало. Да, все возможно, но вероятность успеха ничтожна. Почти стихи, ухмыльнулся Виктор Валерьевич.

Его занимало другое. Между двумя посланиями Йосефа в Кордову прошло не больше восьми лет. Однако в первом письме не было даже намека на возможность краха Хазарского государства.

Неужели бек не подозревал об угрозе в виде набирающей силу Руси, нависшей над ним с севера? Не догадывался, что дни его царства сочтены? При его-то прозорливости? Едва ли.  Вероятно, он предвидел грядущую беду, но не желал выглядеть беспомощным в глазах далекого соплеменника-единоверца.

Или все случившееся действительно стало для него полной неожиданностью? – как знать. Но в первом письме Йосеф вальяжно именовал себя «могучим царем, которого не обращают в бегство никакие войска», и благодушно похвалялся «благоденствием и процветанием» своего царства, во втором же – не было ничего, кроме безысходности. Куда что делось?! Вот же судьба-злодейка! Кстати, о судьбе… Где, когда и как закончил свои дни бек Йосеф – до сей поры остается загадкой.

– Сие есть тайна великая, однако к предмету моих изысканий отношения не имеет уж точно! – вслух констатировал Нарымов, снимая очки и массируя подуставшие глаза.

Академик взялся за смартфон, и через минуту на экране появился испанский профессор Вальдес. 

– Как движется перевод письма? – поздоровавшись, спросил Виктор Валерьевич.

Профессор скривился в недовольной гримасе и неопределенно пожал плечами:

– Обещали недели через две, не раньше.

– Маньяна? – усмехнулся Нарымов.

– Маньяна, – нехотя согласился с ним испанский коллега.

Они прекрасно понимали друг друга: заставить испанцев что-либо сделать быстро – задача непосильная. У них один ответ: «Маньяна»… Завтра… Все завтра. Ничего не поделаешь, менталитет.

– А у меня он есть уже сегодня, – не удержался и похвастался Нарымов, после чего зачитал текст в своем вольном переводе на испанский.

Вальдес внимательно слушал, оглаживая холеную бородку.

– Полагаю, тебя можно поздравить! – закончив пересказ, резюмировал Нарымов.

А что, собственно, тянуть?! Все идет к тому, что свиток – ну, или его список, неважно! – имеет самое непосредственное отношение к еврейско-хазарской переписке, в чем Нарымов уже практически не сомневался. Как и в том, что не мытьем, так катаньем Игнасио Вальдес этот документ заполучит, и третье письмо переписки, наравне с двумя предшествующими, станет предметом гордости библиотеки Университета Кордовы.

– Поздравить? Почему только меня? – после довольно продолжительной паузы полюбопытствовал кордовец. – Ты, по-моему, тоже не в убытке.

– Брось! Это ваши чисто испанские дела, – отмахнулся Нарымов. – При чем здесь я?

– Но ты же получил уйму полезной информации, – возразил на это Вальдес.

– Какой информации? О зарытых сокровищах? – иронично усмехнулся Нарымов и отрицательно помотал головой. – Кладоискательство – не мой профиль. А кроме того, чтобы начать искать клад, надо сперва найти Итиль, к которому я по-прежнему так ни на шаг и не приблизился.

– Как знать… – буркнул Вальдес. – Ты же рассказывал, что несколько лет ведешь раскопки в Само… си… делке? – непроизносимое русское название профессор смог выдавить из себя только по частям.

– В Самосделке, – снисходительно улыбнувшись, поправил его Нарымов. – Ну, рассказывал, и что?

– Ты говорил, что по ряду примет это очень похоже на Итиль, – упрямо гнул свое Вальдес.

– Допустим, – снова согласился с ним академик, не понимая, куда тот клонит.

– Вот и проверь! – предложил профессор.

Проверить что? – готово было сорваться с языка у Виктора Валерьевича, но не сорвалось. До него дошло, о чем толкует испанец. А ведь он прав. Если удастся найти в Самосдельском городище, которое наиболее соответствует местоположению Итиля, тайник – пусть не сам клад, но хотя бы намек, что он там вообще был, – то, стало быть, городище и есть Итиль. И тогда – бинго! Многовековая загадка будет разгадана! У меня на руках квест. Если строго пошагово следовать указаниям, содержащимся в послании Йосефа, можно выйти на тайник…

– Спасибо за совет! – заторопился Виктор Валерьевич. – С твоего позволения, пойду займусь делом.

– Рад, что ты меня, наконец, понял. Я и не подозревал, что ты – такой тугодум, – подпустил шпильку Вальдес и по-доброму напутствовал на прощание: – Удачи тебе, амиго!

 

Роман Святослава ЯРОВА «СОКРОВИЩЕ ИТИЛЯ»

опубликован в журнале «ПОДВИГ» №11-2020 (выходит в НОЯБРЕ)