ДЕТЕКТИВЫ СМ

ПОДВИГ

КЕНТАВР

 

 

Николай ИВАНОВ

 

 

 


СУВОРОВЕЦ ВОЕВОДА
Глава из повести

Нулевой день войны

– Хочешь почитать Чехова?
Майор, увешанный оружием так, словно собирался воевать вечно, выставил на остаток кирпичной стены книгу «Три сестры».
– Самостоятельная, сама стоит, – не забыл похвалить автора за толщину написанных пьес.
Отошел на десяток шагов и с разворота, практически не целясь, выстрелил из пистолета в книжную мишень. Сестры, безмятежно гулявшие в белоснежных платьях по центру обложки, кувыркнулись припудренными носиками в пыль. Майор-артиллерист, словно за шиворот, поднял их двумя пальчиками, пролистал пробитые страницы. Отвесил щелбан пуле, застрявшей внутри книги, словно она оказалась виновной в плохом скорочтении стрелка:
– Вот так становятся двоечниками: всего 18 страниц. Попробуешь?
Протянул пистолет Артему, сидевшему в роли зрителя на снарядном ящике в солдатской «Отдыхайке», невольно ставшей летним театром. Все его попытки поймать головой тень от обтрепанного ветрами, выгоревшего на солнце украинского флага не приносили плодов. Впрочем, тому самому наверняка мечталось спрятаться в какую-нибудь тень, но вынужденно плескался на флагштоке в таком же выгоревшем, бледно-синем небесном озере, наполненном по краям пеной облаков. Когда же осень натянет погоду на дождик? Народ ждет с середины лета...
По поводу оружия офицер явно шутил: кто доверит его незнакомому человеку, даже если это голодный безобидный пацан?
Но «Макаров», пусть и с долей сомнения у хозяина, замедленно, перекочевал к Артему. Правда, артиллерист тут же выудил себе увесистого «Стечкина», по убойной силе и скорострельности способного трижды перестрелять «Макара», – оружию, как болезням, дают имена их прародителей. С улыбкой наставил его на поднявшегося с ящика Артема: не вздумай баловать, не подводи меня. Скорее всего, где-то в мирной жизни у него остался сын, по которому майор скучал, и общение с задержанным около позиций пареньком заглушало тоску по дому. Кто их поймет, этих людей с оружием: скучая на войне по своим детям, легко убивают чужих...
– Мне бы жратвы бабуле раздобыть, – Артем сгладил напряжение, кивнув на выпотрошенные при обыске из рюкзака деревенские пожитки. А пистолет приятной тяжестью оттягивал руку, просился в дело. Если и впрямь испробовать его на артиллеристе, успеет тот нажать курок в ответ?
Отгоняя соблазны, втянул носом сытные запахи от костра, огненные языки которого шлифовавали дно висевшего на треноге казана.
– Жратва у «нациков», – майор кивнул на лесополосу, где на фоне пожухлой листвы болтался, даже не пытаясь отмыться в небесном озере, черный флаг с остроконечной свастикой. Воистину черного кобеля не отмоешь добела. Прибывший из Луганска, а по слухам, просто изгнанный из родных мест за мародерство батальон «Азов» – только они могли позволить себе демонстрировать любовь к Гитлеру. – Это им не западло грабить местных, а у нас казенный сухпай. Но голодным не оставим, – повторяя Артема, втянул запах куриного бульона. Подмигнул, выдавая доверительным шепотом военную тайну: – Все, что отошло от дома на сто метров, считается диким и подлежит уничтожению. Огонь!
Пуля Артема пролетела над головами чеховских барышень, но те, напуганные первым выстрелом, сами от страха повторили предыдущий кувырок. Артем с сожалением вернул пистолет – не умею…
Майор по-детски счастливо улыбнулся своему превосходству, расправил плечи и, демонстрируя новые возможности, вытащил из чехла финку. Теперь уже тщательно нацелившись вытянутой рукой в щит из снарядного ящика, метнул в него нож. Острие впилось в нарисованный углем круг, заставив бабочкой трепыхаться разноцветную инкрустированную рукоятку.
Опережая майора, Артем услужливо обошел столик с разложенной на нем штабной картой, не без усилий вытащил из выщербленных досок нож. Повторяя какого-то героя из какого-то фильма, поцеловал лезвие: холодное оружие настоящим джигитом без нужды не вытаскивается, только для боя. Если его не случилось, то извинись перед сталью поцелуем и верни в ножны для следующего раза.
Артем принес финку с уважением и к хозяину – рукояткой вперед. Майор в благодарность окликнул повара, пританцовывающего от жара у костра:
– Петро. Нам би з гостем трошки перекусити. I туесок збери, нiж багатi. И побыстрее, топчешься як квочка.
Военные легко переходили с русского на украинский и обратно, хотя именно из-за требования Киева говорить всем только по-украински и началась война на Донбассе. Или язык все же стал лишь предлогом проверить реакцию России? Причем в интересах американцев?
А суп оказался отменный. Артем не помнил даже в мирной жизни случая, чтобы бульон варился сразу из нескольких кур, а мясо к столу подавали не мелкими ощипками, а на отдельном подносе: бери сколько хочешь, хоть три ножки. Но он возьмет две, чтобы потом, как будто в первый раз, взять еще и кусочек белой грудки – мясо из ниточек, как говорила мама. Больше съест он – меньше останется врагу.
Для полного счастья оставалось выцыганить пистолет. А что, раз пошло такое везение, то почему не помечтать о подобном? Это майор думает, будто перед ним мазила-малолетка. На последних соревнованиях он, Артем Воевода, перестрелял по очкам даже командира блок-поста. Помог, конечно, крестный, научив коптить спичкой слепящее глаз острие мушки…
– Что, понравилась игрушка? – майор перехватил взгляд на кобуру, вытащил «Макарова». Погладил костяную рукоятку с частым рубчиком против скольжения в потных ладонях стрелка. У оружия ничего нет случайного.
– У нас на улице у многих что-то имеется, один я как сирота шепетовский на одесском Привозе, – посетовал Артем на неустроенную жизнь без оружия во время войны. Даже намекнул доброму артиллеристу, как обойти закон: – Пацаны сбивают номера, чтобы никаких следов. Зато чужие не суются. Знают, что получат по мордасам.
– И это правильно, – неожиданно поддержал народную самооборону майор. – Само оружие, брат, ни в чем не виновато. За все отвечает тот, кто стреляет из него.
Повертел «Макарова» и, не вернув в кобуру, оставил лежать на столе. Стоявшие рядом автомат и гранатомет словно подтверждали слова Артема: если на улицах сел и городов неучтенного оружия выше крыши, то что говорить про боевые позиции на фронте.
– Как супец? – поинтересовался майор, снова отвалившись на спинку театрального кресла. Наверняка на пути артиллерийского полка попался под разграбление театр. Так что командир в роли главного героя развернувшейся на Донбассе пьесы мог позволить себе сытно развалиться пусть и перед единственным, но зрителем.
– Первый раз за войну наелся, – почти не соврал Артем. Вычистил корочкой хлеба тарелку: – Вкусно – ум отъешь. Где помыть?
– У нас вон, рагуль есть для таких дел, – кивнул на повара с обидным прозвищем, прикрепившимся к выходцам из Западной Украины. Зря он так, у Артема мамка тоже западенка, с Волыни. Он ездил туда к родственникам в гости до войны, нормальные люди. – А ты у меня в гостях, – так и не разрешил работать артиллерист, доставая сигарету.
Артем суфлером вытащил спички – крестный дядя Степан еще до войны начал собирать их коллекцию. Чего только не нашлось: коробочки с ноготок всего на пару спичек, короба на две тысячи штук. А треугольные упаковки Артем вообще впервые у него увидел. Как и круглые, словно из-под девичьей пудры. Имелась в коллекции даже стеклянная упаковка в виде банки. Спички на пластинах, отламывающиеся поштучно. Каминные спички в два пальца толщиной. Повторяющиеся образцы крестный дарил Артему, что сейчас и пригодилось для демонстрации уважения пану майору, – поджечь сигарету горящей на любом ветру и даже под водой охотничьей спичкой. А в благодарность за обед можно поделиться с ним половиной коробка.
Майор охотно принял подарок, высыпал спички в сигаретную пачку. И, наконец, признался в понятном:
– Авось и моего сына кто-то покормит в случае чего.
Разбередил себя, прикрыл глаза, сладостно погружаясь в воспоминания. Артем в освободившуюся минуту спокойно оглядел наблюдательный пункт со стереотрубой, выпученным удавом осматривающей местность, столик с придавленной камешками картой. Пересчитал хоботы орудий с наброшенными на них кусками маскировочных сетей, штабеля снарядных ящиков.
Рассмотрел сразу за боевыми порядками памятник советскому солдату с грустно склоненной головой. Плиты с именами похороненных в братской могиле солдат были покрыты оспинами от пуль, ограда выкорчевана под нужды артиллеристов. Стоял солдат на страже мира, а оказался в плену...
Отнес повару грязные тарелки. Петро, перевязывая лейкопластырь на пальце, поинтересовался:
– Родителей и вправду нету?
– Отец пил, умер, – подсочинил немного Артем. Где бы батю ни носило, но если жив и за время войны ни разу не показал глаз, то и впрямь для него умер. – А мамку… Мамку убило. Недавно.
Повар замер над походным термосом, в который переливал суп для разноса бойцам в окопы. Уточнять не стал, от чьего обстрела погибла мать: стреляют нынче только они. Снаряды хоть и старосоветские, а летят, выходит, прицельно.
Артем уловил смущение бессловесного солдата, возрастом и повадками напомнившего крестного. Осторожно обозначил место рождения матери:
– На похороны приезжали ее родственники с Волыни.
– О, почти землячка. Я из Тернополя, – порадовался, насколько это было возможно в данной ситуации, Петро. Одновременно сумел и погоревать: – Война идет на одном малом клочке, а собрала всю Украину.
Оба понимали, что углублялись в слишком больную, не зависящую от их мнения тему, которую требовалось прекращать. Кивнули, понимая и прощая друг друга. Вернувшийся к столу Артем поклонился открывшему глаза майору, с сожалением оторвавшемуся от воспоминаний:
– Спасибо, пан командир, – обозвал его на новый лад. Офицер удивился неожиданному для себя обращению, но промолчал. Значит, привыкает. Начинает нравиться быть паном… – Мне пора. Пока доберусь до дома, и комендантский час наступит.
Кашевар, которому по возрасту и впрямь заниматься внуками, уже наполнил супом трехлитровую банку. Обмотал ее от случайных ударов солдатским вафельным полотенцем, помог гостю уложить презент в рюкзак. Незаметно для командира запихнул еще что-то наверняка вкусное на дно сидора, подмигнул. И впрямь соскучились мужики по семьям.
Майор заметил излишки, и хотя в шутку, но пнул повара ногой в зад. Петро безропотно вернулся к костру, хотел подбросить в огонь дровишки, но руки дрожали: кому приятно, когда тебя пинают, как собаку, при детях...
Пана майора переживания подчиненного не тронули, он их даже не заметил. Указал лишь Артему в сторону черного флага:
– Туда нос не совать. Отмороженные на всю голову. Из-за таких не можем закончить эту канитель.
За политику на Украине карали тюрьмой не только поваров, но и командиров, поэтому майор вернулся к отцовскому наставлению:
– И не вздумай бросать учебу. Иначе уши надеру.
– Ладно.
– Не ладняй горбатого к стенке, – присказки продолжали оставаться одни и те же по обе стороны фронта.
Майор неожиданно прижал к себе Артема, поцеловал в макушку. Подтолкнул в рюкзак – иди, не сбивай с панталыку воспоминаниями и не мешай нести боевое дежурство.
Некоторое время грустно глядел вслед уходящему парню. Потом поднял книгу, перелистал пробитых «Трех сестер». Просмотрел остановившую пулю страничку – как смогла? Заглушая тоску по дому и сыну, попробовал читать. Действие постепенно увлекло, и майор, щелчком пальцев приказав повару сготовить чаю с вареньем, тоже «ушедшим» прямо в банках за сто метров от села, перенес кресло под масксеть – и продувает, и не печет голову. Тень от одноногого флага попробовала потянуться за ним, но командиру оказалось не до него, зовущего в бой за чистоту украинского языка: увлеченный чтением русского писателя, превратился из вояки в добродушного мужичка, улыбающегося уголками губ.
Артем же, едва скрывшись за кустами, сделал крюк к лесополосе, идущей вдоль линии электропередач – к флагу черному. «Азовцы» веровали в свою неприкасаемость, постов не выставляли, и Артем от акации к акации, от клена к клену, от кустов маслины снова к кленам подполз к лагерю боевиков. Затих, вслушиваясь в голоса. «Нацики», если поймают, за обеденный стол не пригласят, скорее, поставят вместо мишени. Так что на случай задержания снова придется прикинуться голодной овечкой, для чего банку с супом лучше выбросить. Он грибы собирает. Вон, стайка рядовок вылезла в ожидании дождика.
Сорвал несколько бледно-розовых шляпок, распахнул рюкзак. И обомлел: поверх укутанной полотенцем банки лежал пистолет. Майор? Все же подарил?! А патроны? Оружие без них – кусок металла, которым лишь заколачивать гвозди.
Выдавил магазин из рукоятки. Золотоголовые крутолобые братья-близнецы подпирались снизу тугой пружиной, готовые нырнуть в ствол, подставиться под боек и, воспламенев, умчаться на простор. И неважно, кто окажется на пути – «Три сестры» Чехова, «Идиот» Достоевского, «Война и мир» Толстого или даже сами авторы. Мечта любой пули – освободиться от металлической хватки затвора, вырваться из темноты, запаха подгоревшей смазки, расправить плечи, вдохнуть вольный встречный ветер. Что станется потом, после выстрела, – про то неведомо, еще никто не возвращался из заствольной жизни обратно в магазин. Да и не для того они появились на свет, чтобы вечно жить взаперти! Много повидавшие в своей жизни солдаты тоже утверждают, что лучше сгореть, чем сгнить…
Самому Артему требовалось без грохота и спецэффектов возвращаться на свой блок-пост, доложить командованию о высмотренных боевых позициях на карте командира. Майор-артиллерист, конечно, добрый для жизни, но глупый для войны. Война – время закрытых ушей, глаз, рта, сердца и души.
Хотя шел в этот район Артем не ради карты артиллеристов. Она случайна и второстепенна. Он ищет минометы, и не все подряд, а конкретно «Васильки». Орудиям придумано множество красивых букетно-цветочных названий – «Гиацинты», «Тюльпаны», «Гвоздики», «Акации», а ему бы отыскать позиции самого простенького синего полевого «цветка». Потому что уже несколько месяцев из этого района каждое воскресенье ровно в 6 часов вечера, словно отбивая время вслед за курантами Спасской башни Московского Кремля, прилетают шесть «васильковых» мин. В первое воскресенье мая, сразу после Пасхи, одна из мин-курантов разорвалась у них в огороде, где мамка поливала проклюнувшиеся на грядке огурцы…
Не стало мамки, засохли огурцы, прошло лето. Самого Артема крестный после некоторых раздумий приписал сыном полка на свой блок-пост, а какой-то маньяк продолжает упорно, придерживаясь расписания, извещать выстрелами о нулевом дне недели – воскресенье. Сегодня как раз оно. И потому Артем здесь. И скоро 6 часов вечера. И у него появляется возможность высмотреть, откуда и кто стреляет. Раз у артиллеристов минометов нет, то стопудово, это нашел себе забаву «Азов». Осталось увидеть, где позиция. Никто никогда из разведчиков так близко не приближался к фашистскому батальону, так что можно показать класс игры на патефоне!
– Микола, напиши «С пер-рльшим вер-рлесня». Нехай життя повчить, а не р-рлоссийску мову, – выделился в вялом гомоне лагеря властный командный голос, спотыкающийся о букву «р».
Кто там и кого хочет поздравить с первым сентября? Чем поучить жизни взамен русского языка?
Артем выбрал клен потолще, допрыгнул до веток, полез наверх. Рискуя сорваться с закачавшейся под весом верхушки, раздвинул ветви с резными листочками. За ними увиделись искаженные маревом жаркого дня фигуры солдат. Однако стоило вглядеться, и первым распознался боец-художник, сидящий с красками перед минами-крылатками. Так это они – подарок к первому сентября? Снаряды – вместо русского языка?
Командир окликнул несколько солдат, те взяли каждый по надписанной мине и направились к узкоколейке, тянувшейся от террикона. Шестеро! Четыре в кассете, две дополнительно. Неужели оно! Пока все сходится.
Обдирая живот о кору и сучья, Артем соскользнул вниз. Выхватил припрятанный в траве вместе с банкой супа пистолет. С усилием сдвинул вниз флажок предохранителя, передернул затвор, загоняя старшего золотистого братца в ствол. Пока не представлялось, что делать дальше, следует ли вообще приближаться к «нацикам», не хуже майора-артиллериста увешанным оружием. Эти ведь стреляют не по книгам, а сразу по людям. По его мамке точно. 57 осколков насчитали врачи! 57 из стандартных 400. Он изучил про «Василек» все!
Вид на узкоколейку перекрывала арка каменного мостка, под которой протекал ручей. Проскочив его застоявшуюся вонь, Артем сусликом высунул голову из ковыля, отыскивая «азовцев» с минами. Помог голос командира:
– Швыдка медична допомога.
Он не зря сравнил себя со скорой помощью: к отряду со стороны террикона, разгоняемая двумя бойцами, по рельсам катила вагонетка. А на ней… на ней стоял миномет. Короткоствольный «Василек», распознанный по полету мин крестным дядей Степаном. Изучая осколки от мин, вымеряя у воронок углы прилета снарядов, после каждого воскресного обстрела убеждался все больше и больше:
– Точно мой родной «Василек». Два года наводчиком при нем состоял.
Сделал даже рисунок, припомнив практически все детали. И главный показатель – стрельба совпадала: от 800 метров до четырех километров. Не только по прямой, но и с навесом, из-за террикона. А теперь Артему стала понятна и причина, по которой не могли засечь огневую позицию «часовщиков»: мини-бронепоезд! Стрельба каждый раз с нового места! И через каких-то полчаса мины с поздравлениями к новому учебному году полетят, возможно, в сторону его родной школы! Учителя, небось, как раз развешивают в классах карты и плакаты. Им стопудово помогают рыжая Валька Почечуева, Костик Алимов, Славик Непейвода… Да он готов в алфавитном порядке перечислить весь класс. Правда, может, кто-то за лето и уехал от обстрелов в Россию, с мая не навещал класс. Даже не знает, поставили ли ему годовые оценки. Но беда в другом – он не знает, как спасти ребят, с одним пистолетом вагонетку на абордаж не взять. И даже если каким-то образом взорвать «Василек» или просто вывести его из строя, «нацики» легко прикатят новый.
Минометчики тем временем буднично загрузили на платформу боеприпасы. Оседлали ее, как ишачка, со всех сторон, покатили вдоль электрических столбов выбирать огневую позицию. Бежать следом? Но высунуться из укрытия не дает картавый командир, оставшийся сидеть рядом с насыпью на деревянном чурбачке. Вытащил из нагрудного кармана мобильную рацию, глянул на часы. Артем торопливо сверил циферблат на своих: до стрельбы пятнадцать минут. Если ровно в 18 часов прозвучит по рации команда, то на топчане – точно он, убийца его мамки. И это лучше, чем взрывать миномет. Оружие, как сказал майор, не виновато в войне, за все отвечает тот, кто стреляет!
И даже не он, а тот, кто дает команду на открытие огня!
Командир с картавым «р»!
Оглохнув от собственного громового дыхания, Артем принялся ползти к картавому. До выстрелов – 7 минут. Часы у него «Командирские», с красной звездочкой на темном фоне. Отцу подарил какой-то московский генерал. Батя гордился, что в Афганистане вытащил раненого командира взвода из-под огня. Тот остался жив, дослужился до генеральских погон, а батяня… Эх, папка, папка! Зачем нужна эта водка! Куда сгинул? Ни ты ничего не знаешь про мамку, ни она про тебя так ничего и не нашла. Стыдилась, а все ходила, выпытывала у людей и милиции…
Минометчик спокойно курил, сбивая пепел женским постукиванием пальца по отставленной в сторону сигарете. На черной майке по спине надпись огромными буквами «АЗОВ». Заглавная «А» напоминает мишень для метания ножей у майора-артиллериста и аккурат расположилась под левой лопаткой, где сердце. У него, Артема Воеводы, финки нет, но на последних соревнованиях и впрямь перестрелял по очкам командира блок-поста, выбив две десятки из трех. А сейчас у него в пистолете целая обойма близнецов.
Три минуты до стандартных шести выстрелов. Не война, а нервы и сплошная арифметика. Для первоклашек. Только вот школу сейчас разбомбят. Две минуты! А часы после смерти отца носила мама. Они ей нравились крупным циферблатом. Когда после взрыва Артем подбежал к ней, смотревшей прямо на солнце, то поначалу тормошил ее, потом догадался приложить ухо к сердцу. Тиканье часов на оказавшейся рядом руке заглушило все остальные звуки…
Картавый поднял рацию, и Артем подставил под рукоятку пистолета левую ладонь. Так меньше отдача, а это важно, если придется стрелять повторно. А он будет вести огонь до последнего патрона. За мамку. В эту ненавистную букву «А», охотно легшую в прорезь прицела.
И тут совсем не вовремя на мушку опустилось солнце, девочкой на шаре забалансировав на ее отполированном острие. Закоптить бы прицел, как научил крестный, но кто знал, что все так удачно сложится и с пистолетом, и с картавым! На войне удача – птица залетная. Глаз заслезился, совсем некстати стал стекать по спине и со лба разъедающий тело пот. Выгораживает убийцу, спасает от мщения? И время остановилось. Ну же!
«Азовец» внял мольбе, поднес к губам рацию.
Он!
Больше не раздумывая, опережая картавый приказ на открытие огня и вылет мины с белой школьной надписью, Артем нажал на курок.
Минометчик, словно повторяя книгу Чехова, взмахнул руками-страницами и кувыркнулся с деревянной сидушки в железнодорожную гальку. Но Артем продолжал стрелять в неподвижное тело, пока пистолет желторотым птенцом не распахнул рот от недостатка пищи. Отбросив ставшее бесполезным оружие, Артем рванул назад. По ручью. Под аркой. Вдоль линии электропередач. В лесополосу. У кленового наблюдательного пункта подхватил рюкзак. Полотенце, словно сползшие белые чулочки, оголило крутые коленки суповой банки и, теряя секунды, но забрал и гостинец повара. Задирая ноги в высокой траве, бросился прочь от автоматных очередей, раздавшихся у железной дороги.

Повесть Николая ИВАНОВА «СУВОРОВЕЦ ВОЕВОДА»

опубликована в журнале «ПОДВИГ» №09-2022 (СЕНТЯБРЬ)

 

Реклама

Патриот Баннер 270

Библиотека

Библиотека Патриот - партнер Издательства ПОДВИГ