Михаил МИХАЙЛОВ

ОСТРОВСКАЯ БЫЛЬ
ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ
       
    Цепь стала медленно углубляться в лес. Солдаты двигались осторожно, как будто по минному полю, напряжённо всматриваясь в сереющую впереди темноту неприветливого молчаливого леса. Сам унтерштурмфюрер в сопровождении автоматчика следовал за ними в небольшом отдалении. Трусом Шрауф не был, но на рожон никогда не лез. Случиться могло всякое, а подставлять голову под шальную пулю, которую здесь можно было словить в любой момент, было бы глупо. И потом, каждому своё: одним — прочёсывать местность, другим — шевелить мозгами…
    Следуя таким порядком, они продвинулись в лес на полкилометра или даже больше, когда на левом фланге началась беспорядочная пальба. Что там такое, чёрт меня побери? Нежели нарвались на засаду? — встревожился Шрауф и поспешил на звуки перестрелки. Слышались то одиночные выстрелы, то автоматные очереди. Потом завершающим аккордом громыхнула ручная граната, и всё стихло. Когда он, утопая по колено в сугробах, таки, добрался до места действия, глазам его предстал воистину пейзаж после боя.
  На небольшой полянке зияла неглубокая почерневшая от копоти воронка, на краю которой лежало изуродованное взрывом тело, вернее, то что от него осталось. По большому счёту, уцелело только то, что находилось ниже живота.  Шрауф отчетливо распознал ноги в каких-то тёмных штанах и серых валенках. Рядом покоился ещё один… как бы это сказать… фрагмент того, что было недавно человеком, состоящий из головы, правого плеча и руки… Всё же остальное было разорвано в клочья. Повсюду вокруг виднелись какие-то кровавые ошмётки, тлеющие обрывки одежды. В радиусе десяти метров деревья были посечены осколками.
  Немного поодаль, обильно окропив кровью снег, покоилось несколько неподвижных тел в шинелях мышиного цвета. Трое, быстро произвёл подсчёт Шрауф. Один, судя по всему получивший пулю или осколок в грудь, лежал навзничь, раскинув руки и остекленевшими мертвыми глазами таращился на небо. Второй скрючившись уткнулся головой в снег, да так и застыл в этой нелепой позе. Третий распластался совсем рядом с воронкой. Этому явно досталось больше остальных — его лицо было сильно опалено огнём и тек обезображено, что, вероятно, и родная мать не узнала бы его без подсказки. Словом, зрелище удручающее.             
    Чуть в стороне, привалившись спиной к сосне, сидел ещё один солдат. Судя по расплывшемуся на шинели бурому пятну, парня ранило куда-то в живот. Он громко стонал и всё норовил зажать рану руками. Хлопотавший над ним товарищ не позволял ему этого делать и неумело пытался оказать первую помощь. Находившийся тут же Мольтке, неодобрительно наблюдавший за действиями этого доброхота, не выдержал. Поскольку необходимость в соблюдении тишины уже отпала, он безо всякого стеснения и не выбирая выражений громогласно обрушился на своего подчинённого:
       — Вилли, что тебя! Что ты суетишься как начинающая шлюшка под клиентом? Из тебя же врач, как из меня пастор. Ему, мать твою, в госпиталь надо, и чем быстрее, тем лучше. Марш за носилками. Да живо. Не то твой дружок присоединится к этим…
       Обершарфюрер выразительно кивнул на убитых. Вдохновлённый речью командира Вилли, не дожидаясь дополнительных указаний, рванул что было сил в сторону опушки.
        — А ты, Ганс, перестань ныть, — значительно мягче обратился Мольтке к раненому. — И без тебя тошно…
        Щрауф приблизился к обершарфюреру. Тот встал навытяжку, как полагается перед старшим по званию.
        — Что здесь произошло? — спросил Шрауф
        — Мои ребята столкнулись с ними нос к носу… — начал, было докладывать Мольтке.
        — С ними? — перебил его гестаповец.   
     — Да. Второй лежит вон там, — Мольтке указал на стоявшую справа сосну. За ней действительно чернело ещё одно тело, которого Шрауф сразу не заметил.              
       — Убит? — мрачно поинтересовался он, не сомневаясь, впрочем, в ответе.
     — Всё произошло слишком быстро, — попытался оправдать действия своих подчинённых командир взвода. — Времени на раздумье не было…
      — Какого чёрта, Мольтке?! — раздражённо накинулся Шрауф на обершарфюрера. — Мне не нужны трупы!
     — Мне тоже не нужны трупы, а у меня на руках их целых три, как вы заметили… — воспользовавшись тем, что никого из рядовых поблизости не было, и услышать их разговора никто не мог, довольно дерзко отреагировал на это замечание Мольтке. — Русские начали стрелять. Я никогда не запрешал своим людям отвечать на огонь. Они — солдаты, а не мишени.
         — Ладно. Оставим эмоции. — Пошёл на попятную Шрауф, чувствуя, что перегнул палку. — Продолжайте.
        — Вы всё сами видели. Мне нечего больше добавить, — нехотя признался Мольтке. — Те, кто наткнулись на русских первыми, мертвы. Когда я подтянулся сюда с подкреплением, тот, что лежит за сосной, уже был убит. А второй, надо полагать, расстреляв все патроны… — Обершарфюрер наклонился, поднял с земли «парабеллум», вероятнее всего принадлежавший партизану, извлёк пустую обойму и удовлетворенно кивнул. — Так я и думал. Когда закончились патроны, этот парень подорвал себя, а заодно и моих ребят…
       Не повезло, подосадовал Шрауф. Ночной костёр оказался отнюдь не пустышкой. Вне всякого сомнения, это были партизаны…
       — Что с костром? — цепляясь за последнюю ниточку, спросил он, окинув взглядом полянку. — Ведь, здесь огня явно не разводили. Возможно там обнаружится что-нибудь интересное. Надо найти.
       — Уже ищут. Есть у меня парочка следопытов-любителей. Эти непременно найдут, — уверил его Мольтке. — Только, что нам это даст? И так ясно, что эти двое заночевали в лесу у костерка и с рассветом тронулись дальше…
       В это время из-за заснеженной разлапистой ели показалась небольшая группа людей. Двое солдат гнали перед собой какого-то человека в долгополой красноармейской шинели без погон с солдатской шапкой-ушанкой на голове.
     — А вот и мои следопыты, — присмотревшись, сказал Мольтке, — Смотрите-ка, господин унтерштурмфюрер, они кого-то сцапали.    
       Интересно кого? — подумалось Шрауфу.
       Солдаты подошли вплотную.     
       — Обнаружили кострище? — спросил Мольтке.
       — Так точно. Метров за двести отсюда, — ответил один из солдат. — Угли ещё тёплые. Лапник настелен. Видно, ночевали они там.
       — Нашли что-нибудь достойное внимания? — полюбопытствовал Шрауф.
       — Ничего, господин унтерштурмфюрер, — отрапортовал следопыт.
       — А этот откуда взялся? — Глазами указал на задержанного гестаповец.
     — На обратном пути прибился. — Усмехнулся шутце. — Вышел из леса с поднятыми руками. Сам.
       — Что сказал? — продолжал допытываться Шрауф.
       — Что-то лопотал, да только мы ничего не поняли. — Пожал плечами солдат.
     — Язык врага следует знать, — наставительно заметил Шрауф, усмехнувшись. — Видно, придётся мне самому его порасспросить, — и перейдя на русский, жёстко, словно хлыстом стеганул, обратился к человеку в красноармейской шинели: — Ты кто такой?
      — Воронов моя фамилия, — неуверенно ответил тот, немного сбитый с толку тем, что этот немецкий офицер говорил по-русски совсем без акцента. — Военнопленный. Неделю назад бежал из лагеря.
        — Из какого лагеря?
        — Из Грызавино.
        Грызавино? Это на окраине Острова. Шрауф стал припоминать содержание сводок недельной или около того давности. Что- то такое было. Точно. Тридцатого октября оттуда, действительно, бежали два человека. Фамилии в сводках не указывались.
       — Из Грызавино бежали двое. Где второй?
       — Вон, за сосной лежит. — Указал взглядом на убитого Воронов.
       — Ясно. А тот, который себя гранатой подорвал, откуда взялся?
       — Он из островского подполья. Проводник…
    Островское подполье? Неужели, шанс? От предчувствия близкой удачи — только руку протянуть, и она твоя! — у Шрауфа даже дрогнуло что-то внутри. А Воронов, между тем, торопливо сыпал словами, словно боялся, что не успеет всего рассказать:
        — …Вел нас в партизанский отряд. Саней его зовут… Звали, — поправился он. — Мы в лесу заночевали, а, как рассвело, так встали да пошли. И сразу на ваших наврались. Я замыкающим шёл. Как стрельба началась, так я развернулся и дёру…
        — Ну-ну. Значит, не пожелал вместе со своими товарищами героическую смерть принять?  — с издёвкой полюбопытствовал Шрауф. — Чего ж так?
        — Жить хочу, — дрожащим голосом произнёс пленный.
     — Ну, это понятно, — цинично изрёк гестаповец. — Только право на жизнь, ведь, ещё заслужить надо.
       — Так, я же сам сдался, — пробормотал Воронин, непонимающе таращась на Шрауфа.
      — Не велика заслуга, — процедил сквозь зубы гестаповец. — Мы бы тебя и так взяли… — и выдержав томительную для Воронова паузу, небрежно бросил: — А вот островское подполье — совсем другое дело…
        — Расскажу всё, что знаю, — поспешно уверил его пленник. 
        — Знаю, что расскажешь. Да стоит ли твоя информация жизни?
        — Всё. Всё расскажу, — продолжал талдычить Воронин.
        Его бил озноб, и, кажется, он был близок истерике.
        — Только не убивайте… — умолял он.
        — Там видно будет, — буркнул себе под нос Шрауф.
        Поплыл, удовлетворённо констатировал он про себя. Выложит всё: от и до. Вопрос, много ли он знает? И обернувшись к Мольтке, приказа по-немецки:
     — В машину его. Я срочно отбываю в Остров. Заканчивайте здесь и возвращайтесь в расположение. Трупы бандитов доставить в морг.

 Опыт нескольких лет работы в гестапо приучил Ольгерда Шрауфа неизменно следовать принципу «Куй железо, пока горячо». Разбуженный в шесть часов утра островский комендант полковник Зассе любезно предоставил ему для проведения допроса отдельный кабинет в комендатуре города. Допрос… Хотя, какой уж там допрос, скорее монолог Воронина, длился больше часа. Его откровения скрупулёзно фиксировала личная стенографистка полковника — довольно милая пышная блондинка. Несомненно, она была зла как чёрт, оттого что её вытащили из поспели ни свет ни заря и заставили трудиться, не покладая рук. Однако на протяжение всего этого часа девушка сохраняла на лице лишь деловую сосредоточенность, и порой даже одаривала Шрауфа — непосредственного виновника всего этого раннего безобразия — кокетливой улыбкой.
        Когда девица удалилась, чтобы сделать расшифровку, Шрауф, дабы не терять времени понапрасну, предложил Воронову собственноручно написать всё то, что тот только что рассказал и подписаться, что тот и сделал. Вообще-то, этого не требовалось. Достаточно было расшифровки стенограммы и, при необходимости, подтверждения стенографистки, да и то лишь в случае, если правдивость предоставленной руководству информации вызовет сомнения у самого руководства. Что же касается соблюдения буквы закона, то, поскольку гестапо занималось расследованиями деятельности всех враждебных Третьему рейху сил, то деятельность самого гестапо была выведена из-под надзора административных судов. Иначе, говоря этой службе позволялось многое в обход закона и суда. Так что, собственноручно написанные и подписанные Вороновым показания нужны ли лишь для того, чтобы при необходимости использовать их в качестве жупела.
 Отправив своего подопечного в камеру Шрауф перечёл его показания.  Удостоверившись, что они, если и не слово в слово, то довольно точно воспроизводят то же, что зафиксировала стенографистка, он сделал кое-какие выписки и взялся, было, за трубку телефона, но, бросив взгляд на часы, передумал. Часовая стрелка почти подползла к девяти, а минутную отделяло от цифры «12» три деления. Бессмысленно. Из дома Рененкампф уже уехал, а до своего кабинета ещё не добрался. Он приходи к себе ровно в девять, вот, в девять и позвоню, решил Шрауф. Не раньше и не позже.
        Он с хрустом потянулся, заложил руки за голову и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула, решив пару минут передохнуть. А всё-таки, я — молодец, мысленно похвалил себя Шрауф. Славно поработал. Повезло, конечно, но победителей не судят. Правда, устал чертовски, и сегодня предстоит ещё немало работы — это уж точно, ну да ничего… Всё. Девять. Можно звонить.
        На сей раз на том конце линии отреагировали после первого же гудка.
    — Слушаю, — прозвучал в трубке бархатистый баритон Рененкампфа.
    — Доброе утро, господин штандартенфюрер, — поприветствовал его Шрауф.
   — Надеюсь, с вашей помощью оно, действительно будет добрым, — несколько напряжённо отреагировал шеф псковского гестапо и поторопил. — Не тяните! Есть результат?
   — Кое-какой есть. — Не счёл нужным скромничать Шрауф и кратко изложил саму суть полученной от Воронова информации.
        Рененкампф внимательно выслушал его.
        — Полагаю, вам потребуется помощь. Могу прислать нескольких оперативников, — предложил он.
        — Не имеет смыла. — Отказался Шрауф. — Комендант Острова полковник Зассе уже выдел мне людей. Через четверть часа я их проинструктирую и направлю группы по адресам.

Повесть Михаила МИХАЙЛОВА «ОСТРОВСКАЯ БЫЛЬ»
опубликована в журнале «ПОДВИГ» №10 за 2017 год (ОКТЯБРЬ)