Андрей ЗАРИН

ПОТЕРЯ ЧЕСТИ
Отрывок из рассказа

Таинственный всадник был найден Патмосовым на другой же день.
В двенадцать часов дня он уже сидел на той скамье, в парке Павловского вокзала, подле которой вчера видел всадника, курил, читал газету, гулял по аллее, а время ползло как черепаха.
Но вот пошел второй час, и на аллее из Царского показался всадник.
Патмосов внимательно разглядел его.
Это был красавец блондин лет тридцати шести, с окладистой русой бородой, с пышными волосами, богатырь по сложению. Он ехал медленным шагом, держа руки на луке седла.
"Теперь ждать, когда поедет обратно", – решил Патмосов и пошел по прямой аллее до первого поворота в Царское. Этого места всаднику не миновать.
И опять потянулись часы ожидания. Но вот раздался лай собаки, и показался всадник. На этот раз он ехал крупной рысью и мерно подскакивал на седле.Патмосов проводил его глазами до следующего поворота и, заметив направление, быстро пошел за ним.
Дойдя до поворота, он увидел сторожа парка и спросил его:
– Скажите, в каком направлении проскакал господин на лошади? Еще с ним большая собака... Я поднял портсигар, который он обронил, – и Патмосов показал серебряный портсигар.
– А прямо в ворота и налево.
Дойдя до Софии, Патмосов с тем же вопросом обратился к городовому.
– По этой улице.
Дальше, на углу Велиовской, городовой ему сказал:
– Господин Санин, дом нумер девять.
Первая часть задачи была выполнена.
Патмосов прямо направился в полицейскую часть, назвал себя и попросил дать справку о Санине.
– В одну минуту, – с готовностью отозвался пристав. – Богатейший барин. Художник. Портреты пишет и, говорят, дешевле двух тысяч не берет. А? Зовут Сергеем Матвеевичем, а живет здесь в гостях, у князя Таруханова, кирасира.
– А в городе?
– В городе у него мастерская. Позвольте, – он заглянул в листки, – Тучкова набережная, три. Ишь, куда занесло.
– Благодарю вас.
Патмосов почувствовал смущение. Такое лицо вряд ли может быть убийцей.
Вдруг он остановился посреди дороги и крепко хлопнул себя по лбу. Он – Сергей, и тот – Сережа. Что же это значит?

***
На другой день Патмосов нарядился денщиком и направился на Тучкову набережную, три.
На тяжелой, массивной двери он прочел дощечку: "Сергей Матвеевич Санин" и смело дернул шнур звонка.
Дверь отворил молодой человек плутоватого вида, без пиджака, подпоясанный зеленым фартуком, с метелкой в руке.
– Чего тебе? – спросил он.
– Полковница прислала, – простодушно ответил Патмосов, – приказала спросить, когда приехать портрет писать?
– Сергей Матвеевич завтра быть обещался, – ответил слуга.
Патмосов не уходил. Он подмигнул слуге и сказал:
– А где тут у вас портерная, мил человек? Пивка бы парочку.
Лицо слуги тотчас изменилось.
– Подожди секунду, я надену спинжак и тебя проведу. Войди пока, – он впустил Патмосова в прихожую и бегом взлетел по лестнице во второй этаж. – Сичас, – крикнул он.
Патмосов огляделся.
Передняя представляла роскошную комнату, уставленную растениями и статуями. Взор Патмосова быстро скользил с предмета на предмет и вдруг приковался к длинной стойке для палок.
Патмосов стал перебирать трости.
Он нагнулся и быстро поднял лежавшую внизу палку. Она была выточена из черного дерева и оканчивалась топориком вершка два шириною. Патмосов взял ее за середину и взмахнул ею.
Лицо его осветилось торжеством.
– Вот и я, – сказал слуга, сойдя с лестницы, – любовался?
– Много палок, – ответил Патмосов, – а с этой хоть на медведя.–>Редко берет. Когда последний раз брал, вернулся, швырнул: "Тяжелая, – говорит, – убери".
– Давно брал? – небрежно спросил Патмосов, идя к двери.
– Нет. С ей он к князю уехал, а позавчера привез.
– Часто бывает?
– Теперь нет. Вот завтра будет.
Он запер подъезд, положил ключ в карман и пошел с Патмосовым, добродушно болтая:
– Мне у его житье как на квартире. Что барин. Ей-богу. Коли пришел кто – на чай тебе. Меньше полтины и не дают.
Они вошли в портерную, Патмосов спросил пива, и слуга продолжил:
– Только комнаты убери, кисти вымой, и все. Кухарка готовит. Совсем барин. А жалованья – двадцать пять.
– Ваше здоровье! Как вас звать?
– Василий Афанасьевич. А вас?
– Петр Демьяныч.
Они выпили.
– А давно вы у него на службе?
– Второй месяц. Раньше у него жил такой непутевый, пьяница: какие-то письма у него украл, ну, барин и выгнал.
Сердце Патмосова забилось.
– Письма? – повторил он.
– Мне Матрена сказывала. Барин, слышь, чуть не убил его. Потом выгнал.
Словно свет озарил Патмосова. Допив пиво, он расплатился, крепко пожал руку Василию и сказал:
– Так передайте барину, чтобы подождал.
– Ладно. Приходи еще.
Патмосов проводил его до дверей подъезда, и они расстались.

***
Патмосов с утра стал готовиться к предстоящему свиданию. Он наклеил себе бороду и на нос нацепил пенсне с темными стеклами. После этого надел форменные военные брюки, белый китель с полковничьими погонами, повесил шашку, взял общегвардейскую фуражку и с удовлетворением оглядел себя в зеркало. Еще раз проверил все мелочи, взял три письма Веры Андреевны, тщательно спрятал их и суеверно перекрестился.
На улице Патмосов взял извозчика и поехал на Тучкову набережную. Василий тотчас отворил ему. Теперь он был одет в серый казакин со светлыми пуговицами.
– Барин дома? – спросил Патмосов.
– Дома-с. Пожалуйте. – И Василий указал ему на лестницу.
На площадке показался художник в серой блузе. Солнце освещало его львиную голову, он был красив как Антиной.
Сердце Патмосова сжалось. Он предпочел бы видеть на его месте типичного злодея.
– Сюда, – произнес звучным голосом Санин. – Ко мне, в мастерскую. С кем имею честь? Дурак-слуга сказал, что ко мне собиралась барыня.
Патмосов поднялся наверх, но не решился пожать протянутую ему руку. Он взял в одну руку фуражку, а другой вынул носовой платок.
– Полковник Снегирев. Вчера, правда, моя жена к вам собиралась и денщика послала, но жара, мигрень, знаете. И вот я вместо нее. А что до барыни, так, может, к вам еще кто собирался?
– Нет-нет, – поспешно ответил Санин, – избави бог. Сюда. – Он отпахнул тяжелую портьеру, и они вошли в громадную мастерскую со стеклянной крышей.
Хозяин двинул мягкое кресло, поставил подле него курительный прибор и сказал:
– Садитесь, курите и говорите, чем могу служить, а я помалюю.
Он сел на табурет перед мольбертом и взял из вазы кисть.
Патмосов опустился в кресло и заговорил непринужденным тоном:
– У вас тут целый музей. Даже внизу: и зверинец, и коллекция палок. Прекрасные палки.
– Да, есть, – небрежно ответил Санин.
– Одна, которая с топором, – продолжал болтать Патмосов, в то же время следя за лицом Санина, – недорогая, но незаменимая. Если ей стукнуть. Я знаю случай, когда одним ударом такой палки разбили голову, как орех. Вам, вероятно, случается бродить по пустынным местам?
Патмосов увидел, как омрачилось лицо художника и дрогнула кисть в его руке.
– Палка дрянь, – сказал он после минутного молчания, – я велел ее убрать, а этот дурак все ее ставит.
Патмосов взял из ящика папироску с толстым, длинным мундштуком и спросил:
– Вы всегда курите эти папиросы?
– Всегда, – уже с некоторым раздражением ответил Санин, – а что?
Патмосов закурил и, стараясь казаться равнодушным, сказал:
– Приметные очень. Если бы вы совершили преступление, по одним этим папиросам вас могли бы найти и обличить.
Рука у Санина задрожала, и он быстро откинулся от мольберта.
– Я бы унес с собой свои папиросы, – сказал он с деланным смехом.–>А окурки? – тихо произнес Патмосов и замолчал.
Санин резко двинулся на табурете и, отвернув лицо, будто роясь в красках, сказал:
– Будьте добры объяснить мне цель вашего визита. Признаюсь, наш разговор начинает меня утомлять.
Патмосову стало жаль этого человека.
– Я хотел просить вас написать мне картину.
– Я картин не пишу, – глухо ответил Санин. – Я портретист.
– Здесь главным образом лица. Если позволите, я расскажу ее содержание.
Патмосов видел, как сбежала краска с лица Санина, и слышал его прерывистое дыхание.
– Расскажите, – глухо произнес он.
– О, в двух словах. – сказал Патмосов. – Ночь, дорожка вдоль оврага, на ней двое. Один энергичный, сильный, молодой, другой – пожилых лет, дряхлый, с хитрым, развратным лицом. И этот сильный поражает его в голову палкой, на конце которой...
Санин вдруг вскочил, и лицо его исказилось бешенством.
– Ты не офицер, ты – агент! – закричал он и бросился на Патмосова.
Тот успел отскочить за кресло.
– Что же, вы хотите и меня убить? – спросил он спокойно.
Санин остановился, схватился за голову руками и со стоном повалился.
Патмосов с глубоким состраданием смотрел на совсем недавно еще гордого и сильного человека, у которого теперь вздрагивали, как у ребенка, плечи.
– Арестуйте меня, – наконец глухо произнес Санин. – Да, я убил этого мерзавца, той палкой.
– Я не буду вас арестовывать, – ответил Патмосов, – Поезжайте завтра в Царское, явитесь к следователю сами с повинной.
Санин поднял голову и с удивлением взглянул на Патмосова.
Тот угадал его мысль.
– Если бы вы убежали, я нашел бы вашу корреспондентку...
При этих словах Санин опять вскочил.
– Откуда вам это известно?
– Из этих писем, – Патмосов показал три письма.
– Ее письма. Но я их все взял, – наивно воскликнул Санин.
– Не все. Дергачев был хитрее и три письма держал у себя в бумажнике.
– О, мерзавец, – проговорил Санин. – Он бы снова нас мучил.
Художник помолчал, потом встал, прошел по мастерской, вернулся и сказал:
– Я вам все расскажу. Все. Судите....
Патмосов молча кивнул.
Санин начал свой рассказ, сперва волнуясь, потом спокойнее, и его прекрасное лицо оживилось воспоминаниями любви.

Рассказ Андрея ЗАРИНА «ПОТЕРЯ ЧЕСТИ»

и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "РОСТОВЩИК"
опубликованы в журнале «Детективы «СМ» №10-2015 (выходит в ноябре)