Марфа ЕФИМОВА

ШИРОКИЙ ВЗГЛЯД
Отрывок из рассказа
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Cтажер, нежно именуемый Заем, он же Тимур Зайнуллин, чью принадлежность к гордому татарскому этносу можно было определить лишь по фамилии, сразу после обеда направился к месту зловещего преступления – в ЧУГуН, к Забугорному А.В. Новенькое здание пафосного стиля располагалось неподалеку от конечной станции метро. Географически – у черта на рогах, но добираться до него было удобно, к тому же места вокруг университета достаточно и для недавно разбитого парка, и для приличного стадиона, и для огромной парковки, сплошь забитой дорогими авто.
– Неплохо живут! – присвистнул Тимур, вспомнив свою Академию с вечно текущими трубами и Таткин институт, раскиданный по крохотным флигелям на всей территории города. Стажер зачем-то пригладил волосы, занервничал: снял очки, снова надел и снова снял, сунул их в футляр и взбежал по ступеням, поглядывая искоса на стайки студенток модельного вида.
– Милости просим! – радушно раскинул руки Александр Викентьевич Забугорный, вставая из-за монументального дубового стола, как только Зайнуллин переступил порог его кабинета. Секретарша – знойная помесь Анджелины Джоли и стюардессы рейса Ашхабад-Бангкок – очаровательно улыбнувшись, прикрыла за детективом дверь. Тимур пожал нежную ректорскую ладошку, гармонично соответствующую невысокому росточку и субтильному сложению хозяина кабинета, затем уселся на мягкий стул с изысканной резьбой.
– Мне бы очень и очень хотелось, чтобы вы нашли настоящего преступника, – вкрадчиво запел Забугорный. – Вы, я надеюсь, понимаете, что университет не виноват в этом... ммм... казусе.
Мысленно усмехнувшись, Зайнуллин кивнул. Пострадавшая сторона, Светлана Гулькина, в поданном заявлении высказывала претензии именно к родному учреждению и требовала возмещение морального ущерба. Свои страдания она оценила кругленькой суммой.
– Расскажите, как все произошло, – попросил Тимур.
Ректор откинулся в кресле и взметнул бровки, сложив ладошки домиком:
– Рассказывать, молодой человек, особо нечего. Все случилось мгновенно. Светочка вышла последней. Конкурс следовал четкому плану: где надо, играла музыка, когда надо, включали освещение, Любаша колдовала за кулисами. Мой помощник в жюри объявил выход Гулькиной, Светлана вышла, вспыхнули софиты, грянул марш из "Щелкунчика", и тут Светочка закричала. Дым я заметил только после ее крика. Девочкам за занавесом сбоку лучше было видно, чем мне, что там произошло, поэтому, пока я соображал, что делать, Шмидт уже прыгнула со сцены, выдернула с нашего столика скатерть, вбежала по ступенькам обратно и скатертью обмотала Светочку. Меня, кстати, водой облила из-за упавшего графина. Очень неловко получилось, очень неловко! Я встал, а у меня брюки мокрые!
– То есть, когда Гулькина выходила на сцену, ничего подозрительного вы не заметили? Дыма, огня?
– Нет, ничего.
– И платье на ней загорелось само собой?
– Выглядело все так, как будто все произошло спонтанно, само собой, но мы же понимаем, – Забугорный доверительно подался навстречу собеседнику, – что чудес не бывает. Кто-то из-за кулис швырнул в Светлану спичку или еще что-нибудь в этом роде.
– Ну почему не бывает? – улыбнулся Тимур. – А этот конкурс красоты? Разве не чудо? Живет себе простая красивая девчонка, и тут – бац, она – уже супруга уважаемого человека! Деньги, положение и все, что к нему прилагается, – чем не сказка про Золушку?
Александр Викентьевич саркастически сощурился:
– А почему бы и нет? Разве уважаемый человек не имеет права выбрать себе по душе спутницу жизни? И разве предполагаемую спутницу жизни тащат к уважаемому человеку на аркане? Вы, юноша, свое дешевое морализаторство бросьте. У меня-то как раз выбор честнее, чем у остальных покупателей, прикрывающихся высокими словами о любви. Я, по крайней мере, открыто признаю, что красота – самая весомая женская добродетель. Вы, товарищ следователь, шли бы на сцену, осмотрели бы место преступления. Людочка! – он привстал с кресла и неожиданно зычно для своего роста воззвал, – Людочка! Проводите товарища в актовый зал!
Зайнуллин хотел было сказать, что он пока лишь стажер, но, сожалея о вырвавшемся замечании и решив не лезть на рожон, вышел вон.
– Девушка, а вы тут учитесь? – сурово, как подобает следователю, вопросил Зайнуллин, пожирая глазами вышагивающую модельной походкой Людочку.
– Я уже закончила, – сообщила она, не поворачивая головы.
– А что вы закончили?
Людочка резко остановилась и обернулась – стажер, продолжая по инерции движение, невольно ткнулся в юную грудь девушки и покраснел.
– Связи с общественностью, – обворожительно изрекла девушка.
Тимур промокнул платочком лицо.
– Связи, – сказал он, – это хорошо. Особенно с общественностью.

Помещению, названному актовым залом, вполне мог бы позавидовать имперский театр какого-либо средней руки монархического государства: тяжелые портьеры с кистями, пышное поле бархатных сидений, затейливая лепнина под потолком и многоэтажные, подобные перевернутым новогодним елкам, люстры. Специалист по связям с общественностью Людочка по заданию Тимура удалилась на поиски невест-финалисток, а сам Тимур, оставшись в одиночестве, принялся изучать антураж преступления. Усевшись на первый ряд и закинув ногу на ногу, быстро и с удовольствием перелистал на планшете снимки злополучного мероприятия. Фоторепортаж из нескольких десятков кадров предоставила все та же роковая Людочка, подсказав ссылку в закрытой сети университета.
Четыре красавицы и координатор конкурса Любаша находились в правой части сцены – за тремя рядами выступающих друг из-за друга занавесов. Вот пошла Вера Каминская в хрустко-морозном платье – обнаженные плечи и кремовые перчатки до локтя, в правой руке – крохотная белая сумочка толщиной в тетрадный листок. А вот Мальцева. Наряд не морозный, напротив – тёплый,сливочный. Вместо сумочки букет медовых роз. Затем Шмидт, на ней – озорной наряд в стиле шестидесятых бэби-долл, серебристое платьице-трапеция. Но она тоже в длинных кремовых перчатках, схожих с перчатками Каминской. Скромная пузатенькая сумочка с неярким геометрическим рисунком, отчего-то вызвавшая аналогии с кисетом для табака. И, наконец, Гулькина в «классическом» наряде а-ля "баба на чайник" с кучей всевозможных финтифлюшек по широкой каркасной юбке. И снова в тех же перчатках!
На последнем фото Светлана сочилась улыбкой, стоя посредине сцены, и пока еще не замечала, как сзади струится чуть видимый дымок. Тимур, увеличив фотографию, покрутил планшет то так, то сяк, затем выключил и легко вспрыгнул на сцену. Там он, положив носовой платок на тот квадрат, где некогда стояла дымившаяся Гулькина, принялся швырять горящие спички. Спички прозорливый сыщик запасливо прихватил для следственного эксперимента. Ни одна из десятка потраченных спичек не долетела до цели. Разозлившись, стажер метнул зажигалку, но без отжатой клавиши та мгновенно погасла. Оставив безнадежную затею, Тимур переключился на закулисье.
За первым занавесом на ближайшей к зрителям линии сцены он расчихался – пыль с потревоженного бархата взметнулась серым фонтанчиком и гадко защекотала нос. Мужественно преодолев приступ ринита, Зай на корточках изучил содержимое горстки мусора: фантик от ириски, мятую, но целенькую сигарету "Гламур", кусок листа в клеточку, шелуху от семечек. По глазам резанул отблеск от зеркального бокового подсвета прямо напротив Зайнуллина, когда тот бросил взгляд на воображаемую Светлану Гулькину. Сунув фантик, листик и сигарету в пластиковый мешочек, Тимур переместился к следующей кулисе. Подсолнечной шелухой он побрезговал.
За второй кулисой отсвечивающий прожектор был уже не виден, и сама кулиса выглядела чище. Мусора Тимур не обнаружил – мимо второй кулисы пролегал путь к гримеркам и уборным. За третьей портьерой также ничего не нашлось, однако внимание царапнул лист фанеры, прислоненный к стене и чуть сдвинутый относительно плинтуса. Тимур поправил лист – что-то тихо звякнуло. Протащив фанеру чуть в сторону, он заметил маленький бутылек с содранной этикеткой.
– Товарищ следователь! – услышал стажер призывный глас Людочки. – Вы где? К вам Мальцева!
Тимур быстро отправил пузырек в компанию к бумажкам и сигарете, неожиданно припоминая, что точно такие же коллекции казались ему невероятно ценными лет эдак в шесть.
– Ой! Вы из милиции, да-а-а? – рыженькая Настя Мальцева встала рядом с Людочкой и затмила ту решительно и бесповоротно. Огненные сполохи ее роскошной гривы заплясали перед очами оробевшего Зая. Устыдившись минутной слабости, он мысленно напомнил себе, что, возможно, перед ним не сногсшибательная красотка, но закоренелая преступница.
Приняв на всякий случай непроницаемо-ледяное выражение лица, стажер неспешно прошелся по сцене, подобрал платок, до которого так и не долетели спички и зажигалка, после чего позволил себе небрежно кивнуть:
– Из полиции, – о том, что в полиции он всего лишь на летней практике, Тимур скромно умолчал. – Я не задержу вас надолго. Понимаю, у вас сессия...
– Ой, да ладно! – перебила его Мальцева, забавно и вместе с тем плотоядно сморщив носик. Ни дать ни взять – лисичка под деревом с сыром и вороной. – Всего один ерундовый экзамен остался. Вы про машину Полетаевой пришли спрашивать? Нет? Значит, про айфон Кукушкиной?
Узнав, что Зайнуллин интересуется сгоревшим нарядом, Настя поскучнела.
– Да чего там расследовать? Это Любаша нам обзавидовалась. Не выдержала, что вокруг такие приличные девочки ходят, терпела-терпела, да и не стерпела! В состоянии эффекта! А чего завидовать? Лучше бы собой занялась, а то ходит, как мальчишка. В состоянии эффекта!
– Вы на кого здесь учитесь? – невинным тоном спросил Зай. – Не на юриста случайно?
– Ой! А как вы догадались? – Мальцева захлопала глазками.
– Вам, наверное, только что уголовное право почитали?
– Ой! Вы прямо мои мысли читаете!
– Читаю, – вздохнул Тимур, – в состоянии эффекта.
Робость его прошла, Мальцева перестала казаться образцом неземной красоты. Изложить события на сцене он попросил ее уже совершенно спокойно.
– Да прямо не знаю, – девушка засеменила на шпильках к первой кулисе. – Здесь стояла я. – Мальцева перебазировалась ко второму занавесу. – А тут все остальные. А потом музыка заиграла, ну, знаете, такая в телевизоре все время, и тут Светочка пошла, потому что ее по микрофону объявили. Она вышла, и давай носиться. Мы с девочками не сразу и поняли, что у нее платье горит. Только Линочка сообразила. Она прыгнула к Александру Викентьевичу, схватила скатерть и стала обертывать Светочку. Пламя и погасло. А Александр Викентьевич разволновался, стал кричать и очень рассердился, что конкурс испортили. И распорядился, чтобы не снимали его. И вообще никого.
– Его послушались? – на всякий случай спросил Тимур. Судя по резко оборванному репортажу, ректора действительно послушались.
– А то! Кому охота из универа вылететь!
– Вы знаете, мне так понравился ваш наряд, – нисколько не кривя душой, проникновенно произнес Зайнуллин. – Цвет, букет роз. Вы отличались от остальных.
– Дурочки они все, – снисходительно ответила Настя, наконец-то почувствовав привычную атмосферу обожания. С такой снисходительностью, что прозвучала в ее голосе, могла бы говорить породистая коровушка на альпийском лугу, которой пастухи доверительно сообщили, что Все одуванчики с окрестных лугов готовят против копытных безжалостный бунт. – Кто-то пустил слух, что Александр Викентьевич фанатеет от девочек в перчатках, они и давай друг у друга перчатки одалживать. А я не такая. У меня индивидуальность.
– А кто пустил этот слух?
Настя пожала плечами:
– Да не помню. Может, Гулькина. А может, Любаша, чтобы мы тут понервничали.
– А вы курите?
– Ой, да не я это сделала! – рассмеялась барышня с индивидуальностью, радуясь своей сообразительности. – Любаша курит. Говорю же – она это сделала. А наши девочки не курят. Александру Викентьевичу не нравится, когда женщина с сигаретой.
Сыщик помолчал, а затем вдруг поинтересовался:
– Скажите, а вам действительно хотелось бы стать женой вашего ректора?
– Конечно! – воскликнула Мальцева. – Александр Викентьевич такой милый! И умный!
– А я милый?
– Молодой человек! – кокетливо пожурила его Настя, – ну, ей-богу, вы прямо как маленький.
Она удалилась, героически водрузив на хрупкие плечи груз собственной неотразимости, а Тимур вновь бросился за кулисы, покуда секретарша не привела очередную свидетельницу несчастного случая.
Он нырнул вглубь за сцену, прошелся по коридору вдоль нескольких служебных комнат, обследовал туалет, подергал ручку пожарного выхода. Выход оказался заперт, но ручка ходила плавно. Повинуясь интуиции, Тимур складным ножичком поддел язычок защелки и без особого труда очутился за дверью – в тамбуре, пространство которого ограничивалось примерно одним квадратным метром и двумя дверьми. Вторая дверь – на улицу – была закрыта по-настоящему. Зато на вышеозначенном квадратном метре нашлась банка из-под растворимого кофе, до краев наполненная окурками. Шагнув обратно в коридор и рассмотрев бычки, Зайнуллин с радостью заметил среди прочих останков сигарет палочку наполовину скуренного "Гламура". Почему-то он сразу решил, что этот окурок непременно окажется важной «зацепкой» для расследования, а может, даже и уликой.

Рассказ Марфы ЕФИМОВОЙ «ШИРОКИЙ ВЗГЛЯД»
опубликован в журнале «Детективы «СМ» №04-2021 (август)