Николай ИВАНОВ

ЗОЛУШКИ ОБЪЕКТА 217
Глава из повести

В ночь перед пуском пробного состава на стройке никто не спал. Даже туда, где все было перепроверено десятки раз, бригадиры снова и снова отправляли людей, чтобы они прошли ногами путь, по которому днем прогромыхают колеса вагонов.
Со своего участка бригада Натальи вообще решила не уходить до тех пор, пока не пройдет безопасно состав. После смены вытянулись цепочкой по шпалам, уже никуда не спеша и не веря, что то адское напряжение, которое не покидало их целый месяц, больше не потребуется. Возможно, теперь уже никогда в жизни. В то же время результат труда был грандиозен, он лежал под ногами, и кроме усталости, женщин переполняла еще и гордость за сотворенное ими. Ведь всего месяц назад здесь шумели леса, лежали овраги, болота, курганы...
С этими думами и брели, выворачивая ноги на щебенке, женщины в начало участка, где располагался бригадный полевой лагерь. Ближе к нему сбочь насыпи была уже протоптана дорожка, и все с радостью спустились со шпал на ровную землю. Там Стеша и хлопнула себя по лбу:
– Девки, а у бригадира-то нашего день рождения уже наступил! А мы что? Скричим хоровод?
Ушедшие вперед вернулись, отставшие подтянулись, стали вокруг Натальи, шедшей как раз посредине цепочки.
– Да что вы, еле на ногах стоим, – попробовала выйти она из кольца.
Но женщины хоть и устало, медленно, но закрутились в одну сторону, запели:
Как на Натальины именины
Испекли мы каравай.
Вот такой вышины,
Вот такой нижины...
Бригадир предупреждала не зря: опустившись в своем обозначении каравая вниз, женщины уже больше не нашли сил встать. Прилегли, кто где оказался.
– А давайте загадаем, чтобы следующий день рождения Натальи праздновать уже без войны, – предложила Варя. Имела при этом, конечно, и свою семейную выгоду: если без войны, то, значит, и Василь дома...
– Хоть бы одним глазком взглянуть, какая она будет, победа, – помечтала о таком царском подарке именинница, глядя в небо.
Все знала Стеша:
– Думаю, она станет летняя. Летом война началась, летом по правде жизни и должна закончиться.
И когда все вроде согласились на эту красивость, Груня категорически отвергла прогноз:
– Не каркай! Этим летом фрица разбить уже не успеем, а тянуть до следующего – где ж силы взять? На Новый год! Давайте загадаем победу на Новый, 1944-й год!
– Во карикатуры лежат, – усмехнулась недалекости ума молодежи теперь уже баба Лялюшка. – Тяпун вам всем на язык. Природа зреет к осени. Вся работа – она до морозов. И у военных командиров тоже.
Про год не уточнила, подразумевался только этот, сорок третий, и все попробовали представить осенний вариант победы. Но эта осень – она слишком рядом, сразу за августом, как за кустом, осталось-то всего полтора-два месяца до желтых листьев. Ох, не успеют командиры. А если на следующий год, то опять слишком долго ждать...
Примирила всех Варя, первой затеявшая этот разговор, и опять заглянув в самую суть:
– Главное, чтобы все живые вернулись. А мы бы потерпели.
«Потерпеть» становилось невмочь, но Груня охотно поддержала подругу:
– Потерпим. Хотя повыть иной раз так хочется... На всех русских баб, наверное, после этой войны всей луны не хватит. Точно не хватит!
Все снова посмотрели в небо. Нет на нем луны. И повыть не на что. А и впрямь не то что хочется этого, а грудь просто раздирает боль, скопившаяся внутри.
Чувствуя, что бригада и в самом деле начнет завывать от тоски и тяжкой доли, Наталья дотянулась до бабы Ляли, сунула ей в руки булавку:
– Баб Ляля, ты лучше прихвати мне рукав, а то нитки опять расползлись.
Однако спохватилась поздно, тоска уже разлилась среди женщин, и Стеша затянула:
Как бы мне, рябине,
К дубу перебраться?
Я б тогда не стала
Гнуться и качаться...
Варя, как ни разомлела после работы на солнышке, при первых же строчках нашла в себе силы встать и отойти от певицы. Сделала вид, что ее занимает сбор букета. Груня толкнула морячку:
– Ты же обещала не дергать ее. Сколько можно?
– А я что? – не приняла обвинений Стеша, вполне обоснованно поделившись наблюдением: – У нас одна половина песен о несчастной любви мужиков, а вторая – про несчастную судьбу женщин. Любую сама затяни, будет или про нее, или про меня...
– Тогда тем более помолчала бы. Забудь про него!
Имя не произносилось, но всем и так было понятно, о ком речь. Стеша, видя такое единодушие, вроде притихла, потом все же исповедалась:
– Ох, Груня, а вспомни сама, какие у Васьки глаза... Бабья смерть! Бывало, увижу – и мурашки собираю. Я б емутаких деток красивых нарожала! Почему он выбрал Варьку? Чем я не подошла ему?
Скорее всего, Стешу взбудоражили разговоры о победе, о возвращении мужиков, а значит, и думы о том, как жить дальше. В другой момент, может, и сдержалась бы, но силы и у нее оказались на исходе, не только физические, но и духовные. Здесь бы всем промолчать, дать затихнуть вспыхнувшей искорке, но Груня не прочувствовала момента:
– А не всегда любят тех, кого слишком много. Варя же сначала накормит других, а потом только сама сядет за стол.
– А я, значит, не такая? – взвилась Стеша так, что Наталья едва успела осадить ее за руку. – Не такая? Да у меня... вон, глянь, какие бусы для всех – ешьте и пейте, – поправила грудь, хотя прекрасно поняла, о чем идет речь.
– Дура ты, Стешка, – дала характеристику Груня и, как ни было тяжело, встала, присоединилась к Варе – рвать колокольчики.
– Да не дура. – Снова легла на спину, забросив руки за голову, Стеша. Всмотрелась в небо, словно высматривая между редких утренних облачков уже не луну, а свою судьбу. – Просто люблю и не могу забыть. И как после победы жить будем рядом – за себя не ручаюсь, – не дала гарантий ни себе, ни Варе, ни товаркам. Может, тут же и пожалела о прилюдно сказанном, но очистилась пожеланием: – Лишь бы вернулся...
Громче всех вздохнула баба Ляля. И вздох ее этот тяжелый родился, надо полагать, еще в ту, Первую мировую войну. И был он по ее мужу, и означал на собственной судьбе ею уже познанное: войны без вдов не бывает. И что далеки они – желания людей и военная реальность.
– Наташ, к нам гости, – прокричала бдительно, усмотрев на дороге группу мужчин, Груня.
Шли начальник контрразведки Врагов, капитан Бубенец, перевязанный Соболь и, по привычке, замыкающим группу старшина Леша.
– Доброе утро, золушки, – поднял в приветствии руку Врагов. Помог подняться с земли бабе Лялюшке. Оглядел всех торжествующе: – Ну что, запускаем дорогу? Дадим фрицу прикурить?
Прихорашивающаяся при виде мужчин Стеша, дурачась, попросила о дополнительных условиях:
– Фрицу прикурить, а нам, бедным женщинам, чего бы покрепче. А то у бригадира день рождения, а мы как середина недели: воскресенье уже не помним, а до субботы далеко. Хотя... – прислушалась, уловив удар молотком по рельсу. – Нет, ничего не надо. Сейчас придет ревизор и мимоходом просто всех накажет.
Однако вместо Михалыча на путях показался с его молотком в руках Кручиня. Смутившись от большого количества людей, спрятал за спину противогазную сумку с выпирающим из нее пакетом. Зато поднял железнодорожное било, сверкнувшее солнечным зайчиком, привлек внимание к нему:
– Михалыч забыл на шпалах. Отдать бы...
От Соболя не скрылось смущение белогвардейца, попавшего как кур в ощип, в общество контрразведчиков. Да и кто сказал, что опасность снята? С минуты на минуту пойдет поезд, а человек, не снятый с подозрения, что-то слишком поспешно прячущий за спину, заслуживает по крайней мере осмотра.
Не боясь выглядеть подозрительным, а может, показывая свое рвение, желание исправиться перед начальством, в то же время вроде как в шутку, если опасения не подтвердятся, лейтенант подошел к Кручине, прощупал газетный пакет в его сумке. Бумага под пальцами прорвалась, и из тугого свертка начал раскрываться красным бутоном кусочек материи.
– Я даже не сомневался, что будет опять что-то женское, – легко перевел досмотр в подготовленную шутку Соболь.
Кручиня затоптался на месте. Затем, желая снять все подозрения и разом разрешить ситуацию, стал разрывать весь пакет:
– Я бы хотел... Сегодня день рождения... Мы с Семкой говорили... Вот, поздравить.
Словно торговец на рынке или даже фокусник в цирке, он встряхнул освобожденной из газетного плена мануфактурой, и перед взором собравшихся возникло платье с огромными красными маками на ткани. Белогвардеец поднес его к онемевшей, покрасневшей не менее подарка, Наталье. Стеша, охнув, стала вытирать вспотевшие руки о тельняшку, протянула их к имениннице:
– Семь раз споткнуться и столько же раз умереть! – бесхитростно не скрыла зависти Стеша. – Дай поносить!
Наталья по-девчачьи успела и увернуться от Стеши, и чмокнуть Кручиню в благодарность за внимание и подарок. И если мужчинам оказалось достаточно оценить его зрительно, то каждая из женщин еще и потрогала обновку, поцокав в восторге. А баба Ляля тамадой распорядилась:
– Так, обновку не задальниваем. Наряжайся.
Бригадир и сама бы с радостью сделала это, но оглянулась на мужчин. Те деликатно отвернулись, женщины огородили именинницу от нескромных глаз, а Бубенец отвел в сторону виновника приятной суматохи.
– За этим, что ль, отлучались по ночам?
Иван Павлович кивнул:
– По близлежащим деревням обувку чинил, заборы подправлял, столярничал. Подсобралось на такое вот внимание...
– А это, значит, ваш? – капитан вытащил наган.
– Мой, – опустил голову Кручиня. Наверное, прошлое будет тянуться за ним по пятам всю жизнь. Умоляла мать утопить оружие в речке, но не поднялась рука...
– Служили в разведке Деникина? – продолжал скользкий допрос Бубенец.
– Было по молодости.
– Отсидели в лагерях? – продолжал тянуть кота за хвост контрразведчик.
– Отсидел, – уже с неким вызовом, эхом ответил Кручиня. Биография, в отличие от остальных, у него как на ладони. А точнее, в «Личном деле зэка Кручини И.П.». Так что можно говорить сразу, что вменяется в вину на сей раз.
Хотя Ивану Павловичу грех было сетовать на судьбу в этот раз. Судя по дружелюбному тону капитана, выдвигать обвинений тот не собирался. Бубенец даже отвел его еще на несколько шагов от остальных, хотя Кручине нестерпимо хотелось остаться рядом с Натальей, увидеть ее в новом платье.
– Слушайте, Иван Павлович, а ведь у вас прекрасная отрицательная биография врага народа. Для разведчика. Как думаете? – вдруг намекнул на совсем неожиданный поворот в его линии судьбы капитан.
Руки у Кручини вспотели не хуже, чем у Стешки. Тем не менее сам никогда не задумывавшийся о подобной роли, согласился с таким выводом:
– Наверное, да.
– Может, поиграем с фрицем?
Нет, это был не сон. Вся жизнь, судьба словно готовили Ивана Павловича к этому моменту, когда ему станут доверять безоглядно. И кто? Те, кто забирал и охранял...
Ответить Кручиня что-либо не успел, да капитану спешность, скорее всего, и не требовалась. По дороге бежала Полина, за ней, не успевая за здоровыми, быстрыми ногами врача, но и не желая отставать, ковыляла Нина.
– Ура! – закричала издали врач, увидев сразу столько благодарных слушателей для своей новости. – Ура всем! Победа! Мы разбили немца на Курской дуге!!!
Одной ей было не пережить радость, она бежала с ней к людям, и оказавшаяся на пути бригада Натальи закричала, запрыгала, начала обниматься:
– Ура!!!
– Флаг! Надо флаг поднять, – затормошила всех Груня.
Собравшиеся оглянулись, зацепились взглядом за маленький красный треугольничек на проволоке, прикрепленный, скорее всего, по технике безопасности к дрезине. Но новость требовала больших масштабов, большей мощи, и вдруг оказалось, что в центре стоит, сама, как флаг, в красном платье бригадир. Догадываясь о том, что может произойти в следующую минуту, она выставила в свою защиту руки, но Стеша выкрикнула общую идею:
– Девки, даешь бригадира на флаг!

Повесть Николая ИВАНОВА «ЗОЛУШКИ ОБЪЕКТА 217»

и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "РЕВОЛЬВЕР с ГРАЖДАНСКОЙ"

опубликованы в шестом номере журнала «ПОДВИГ» за 2015год