Ирина ДЕГТЯРЕВА

ОПЕРАЦИЯ «СЕВЕРНЫЕ ПОТОКИ»
Отрывок из романа

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Пластинка крутилась на старом польском проигрывателе на веранде. Окна распахнуты, видно море. На календаре все еще апрель, когда Влад улетал в Турцию, пробыв весной в Крыму полтора месяца, повидавшись с родителями и с половиной Севастополя.
Все те дни он ходил под хмельком. Наливали вина то тут, то там, а то и чего покрепче, особенно с батиными приятелями. У тех-то в ходу до сих пор было шило, особенно вдали от жен и врачей, в лодочном сарае бывшего командира подлодки, – адской крепости спирт, разбавленный водой в зависимости от настроения и политической обстановки. Среди удочек, пластиковых коробок с блеснами и бойлами, источавшими запахи банана и клубники, призванными привлекать рыбу и пригодными, чтобы занюхать шило, которое, впрочем, и у пловцов было в ходу.
В шутку седые каперанги и кавторанги прозвали Влада водолазом, прекрасно зная специфику его недавней службы. Боевой пловец – это не котелок*((жарг.) – водолазный шлем 12-болтовый или 3-болтовый, водолаз.) .
Стариков до сих пор бог здоровьем не обидел. Мужики как скалы холодного Северного моря. Подводники, которым за шиворот при авральном погружении из-подо всех болтов лодки льется морская или океанская соленая водичка.
С тех пор как услышал новости о подрыве газопровода, Влада преследовало ощущение, что он ходит под азотной белочкой**((жарг.) – неадекватное поведение аквалангиста при азотном опьянении) или попал в водоворот, вернее, в карстовую воронку, а прилив уже вот-вот начнется и тогда не выбраться, накрыло его, как жестокий бичбрейк*** ((beach break) (англ., жарг.) – волна, разбитая о выпуклости на песчаном дне). Это сёрферам от банок (возвышение морского дна, песчаная отмель) на дне одно удовольствие, гребни возникают, катайся – не хочу. Но такая радость не для подводных пловцов – закрутит, и не поймешь, где дно, а где поверхность.
Вернувшись от военных контрразведчиков, сделав вынужденное заявление, Влад бросился на скрипучую тахту в своей комнате, положил руку на лоб, чувствуя жар и смятение.
Он не мог подставить своих стариков. Не имел права. Отец не вынесет позора. Еще, чего доброго, по-гусарски пустит себе пулю в лоб. А ему ведь есть из чего – наградной лежит в сейфе в мастерской, где пахнет ПВА и деревом. Батя на старости лет увлекся судомоделированием. Мало ему походов по полгода, болтанки без всплытий – он все еще бредит морем.
Влад же давно избавился от романтики. Она вышла из него вместе с соленой горечью морской воды, которой он нахлебался за долгие годы учебы и службы – погружаться приходилось и без акваланга, работать на задержке дыхания.
Отец предлагал посодействовать с устройством боевым пловцом в отряд, обеспечивающий безопасность Крымского моста. Но впрягаться в службу снова Влад не хотел, он уже глотнул воздуха свободы, и тот его расслабил до невозможности.
Становилось мучительно-тоскливо, стоило лишь представить прохождение всех комиссий, психологические тесты, полиграф, сдачу нормативов, восстановление физической формы, а он ее, конечно, подрастерял, хотя внешне этого не заметно.
Однако еще более тревожила мысль, а что, если не поверят, если недостаточно будет ручательств отца, если полиграф покажет неоднозначные результаты... Влад не хотел обращать на себя внимание. Когда началась специальная военная операция, даже порадовался, что не ввязался в эту тягомотину с восстановлением на службе.
Контрразведывательный контроль, естественно, усилился до предела. Искали спящих агентов СБУ и ГУР во всех государственных структурах, в том числе и в Министерстве обороны. Наверняка вылетел бы со службы и он – бывший боевой пловец 73-го центра. Хотя знал случаи, когда бывшие украинские военнослужащие, не ушедшие на Украину, после того как Крым уплыл у незалежной из-под носа, не просто оставались на полуострове, но и присягнули уже России и до сих пор служат. Никто их не трогает, но приглядывают за ними довольно внимательно. Влад непременно приглядывал бы, будь он на их месте.
Не хотел он попасть в поле зрения контрразведки, а все же угодил, да еще и по собственной инициативе нырнул в этот омут. А всё его стремление заработать на собственную школу дайвинга – не в Турции, так в Египте! Не влез бы в авантюру, если бы не посулили ему столь существенный гонорар, который можно заработать только раз в жизни, а порой и последний раз в жизни... Риск очевидный, сомнительность проекта ясна, как море на приглубом месте в ясный штилевой день. Хотя ясности на больших глубинах в принципе не существует...
Ожидаемого облегчения заявление, сделанное им военной контрразведке, не принесло. Встретивший его сотрудник выглядел так, словно наперед знает все, что ему скажут. Впрочем, Владу именно такой и нужен был, который просто выслушает, запишет, зафиксирует, но чересчур любопытствовать не станет, не принимающий решений, дежурный.
«Это идеальный вариант. Пока чухнутся, меня и след простынет. Обвинить в чем-то не удастся, я ведь сам пришел с заявлением», – рассудил он, поймав себя на том, что ищет в недрах телефонного интернета билеты в Стамбул на ближайший рейс. До этого, пытаясь успокоиться, он пролистывал на экранчике фотографии, сделанные весной в Турции. Алена в красном купальнике, ее черная коса лежала на плече, мокрая и тяжелая. Она не желала ее срезать, хотя это порой мешало надевать снарягу.
Ему нравились ее волосы, смоляные, густые, как поток нефти с тусклым блеском, как застывшая и почерневшая магма. В ней вообще чувствовалось нечто природное, стихийное, могучее, первобытное. Крепкое пропорциональное телосложение пловца, широкие и чуть покатые плечи, узкие бедра, длинные ноги и руки. Татуировка на плече – небольшой морской конек – нисколько не опошливала ее образ. Напротив, придавала флер загадочности, понятный одному Владу, ведь он знал, что означает силуэт этой морской рыбки. (Морской конек – эмблема 73-го Морского центра специальных операций).
Она уехала сейчас на Украину через Польшу к своим. И Влад устроил себе короткий отдых дома, однако обернувшийся стрессовой ситуацией.
Одним из камней преткновения в их отношениях было то, что в Крым она не могла ездить, иначе ей закрыли бы въезд на Украину к родителям. Таких камней хватало и без политических мотивов – между ними можно было соорудить из них невысокую ограду. С годами забор не уменьшался, наоборот, к нему то и дело добавлялись мелкие камешки, укреплявшие кладку. Воображаемую ограду обвили вьюнки, между камней заселились ящерицы. Однако Влад и Алена все еще оставались вместе. Их связывало нечто большее, чем просто отношения, – общая память, общие тайны, общая профессия и стремление совместно создать школу подводного плавания.
Их уроки и сейчас пользовались повышенным спросом в Турции, причем не у чайников-туристов, а в большей степени у местных начинающих пловцов. Такой интерес к этой парочке вызывал глухое раздражение у коллег-инструкторов и увеличивал прибыль Кадира – хозяина дайвинг-центра в Бешикташе с филиалом на Принцевых островах.
Внимание Влад и Алена привлекли не только в профессиональной среде. Он осознал это, когда к нему пришли двое, якобы для обучения. Они и так все умели, им было скучно – во время чек-дайва (пробное погружение с целью проверки навыков давно не практиковавшего ныряльщика или для обкатки нового элемента снаряжения) он сразу заметил, что их навыки соответствуют как минимум OWD (сертификат дайвера, соответствующий двумстам зарегистрированным погружениям). Больше чем погружение их интересовал сам инструктор. Попытались разговорить, откуда у него такие навыки, намекнули, что неплохо бы их не растрачивать на дилетантов и можно получить более выгодное предложение.
Влад сразу подумал про турецкие спецслужбы. Только MIT ему и не хватало (MIT – Милли Истихбарат Тешкиляты – национальная разведывательная организация Турции, занимающаяся как разведкой, так и контрразведкой). Уж очень походило это занятие за семьдесят баксов на попытку вербовочного подхода. Во всяком случае, они постарались его прощупать. В конце урока Владу стали намекать, что можно пойти куда-нибудь вместе, посидеть в ресторанчике или попариться в хамаме после погружения. Все за их счет.
Он сослался на то, что его ждут еще несколько учеников. Хотя несколько секунд Влад боролся с провокационным желанием согласиться, посмотреть, к чему это приведет, и вообще... Почему бы не продать свои умения, если они востребованы. Он не отличался щепетильностью в данном вопросе. Еще когда служил в 73-м, не испытывал щенячьего патриотизма. Только лишь любопытство к самой профессии боевого пловца. А к моменту окончания службы наросла и вовсе циничная броня.
Но в данном случае существовал риск попасть в жернова противоборствующих спецслужб. Они сцепляются шестерня к шестерне, заставляя одна другую задействовать все больше ресурсов и механизмов. Попавший между зубцов камешек скоро окажется в самом низу в виде песчинок. Раскрошат и не заметят, продолжат со скрежетом двигаться. Одна провоцирует другую, и начинается контрразведывательная или разведывательная игра.
С биографией Влада лучше складывать ладони над головой и, как в детстве, говорить: «Я в домике». Если разведают, что он бывший боевой украинский пловец, захотят либо задействовать его в игре против русских, либо заподозрят в работе на них – ведь он ушел из 73-го, когда Крым откололся от Украины. Если русские за него возьмутся, то будут видеть в нем спящего боевика ГУР МОУ или завербованного еще до 2014 года церэушниками. Такое вполне возможно – тогда по Крыму шныряли их спецы, улыбались, заглядывали в глаза, искали подходящий материал для своих далеко идущих планов.
При подобном анамнезе лучше не попадать в зону внимания любой из спецслужб. Его есть чем шантажировать, во всяком случае, несложно подтасовать некоторые факты и обстоятельства – и вот он уже не за деньги начнет работать, а за то, чтобы не посадили.
Последнее время Влад постоянно ощущал, что жизнь проходит стороной. Наблюдал как бы с расстояния за восходами и закатами над Босфором. Проезжая на машине по набережной, вдруг замечал, что свет осенний скользит по поверхности воды или уже и снежные хлопья начинают кружить над древним городом, над Голубой мечетью, цепляясь за полумесяцы на минаретах, а то вдруг ветром нанесет дым от жаровен от Айи Софии, где весной жарят каштаны, и аромат роз, которые цветут в Стамбуле повсюду. Недели скачут вприпрыжку за месяцами, сталкивая годы с календаря. Где-то грохочут взрывы и раздается стрельба, кто-то проживает каждую минуту и час с полной выкладкой, чувствуя вкус крови и смерти на губах, что обостряет ощущение существования, а кто-то созерцает смену времен года, словно слайды просматривает.
Можно было сказать, что Влад живет полной жизнью. Поездки по разным странам мира, погружения в самых красивых местах Мирового океана, порой с риском, который, впрочем, только пощипывал его, как соленая вода незамеченную царапину на коже, много встреч и бессмысленных знакомств... Но все проскальзывало между пальцев, как песок на дне моря, который не удается набрать в горсть – он не высыпается, а тает, как прошлогодний снег, в гидроперчатке.
Когда объявились на горизонте другие вербовщики с предложением заработать, Влад сопоставил их появление с предыдущим и не увидел судьбоносного сходства, разве что и там, и тут его ожидала острота предстоящего бытия и деньги. Но в данном случае их интересовали только его умение погружаться на большие глубины и работать со взрывчатыми веществами. Ни о чем не расспрашивали, ни во что не вникали...
Чувство опустошения, которое преследовало Влада, настолько измотало его, что он рассчитывал, схватив куш, открыть собственную школу дайвинга, хоть в Турции, хоть в Египте, и зажить в самом деле тихо, обыденно, жениться на Алене, обзавестись потомством... Верил ли он в реальность собственных планов и в то, что именно этого желает, Влад не признавался самому себе. Просто стремился к достижению цели, не задумываясь, устроит ли его конечный результат.
«Теперь остроты прибавилось... Теперь ее выше крыши! – Влад пнул, не вставая с кровати, стул с висящим на нем свитером. Тот задумчиво завис, теряя баланс, и мягко осел на пол, смягчив падение свитером. – Со своей гиперосторожностью и гиперхитроумностью вляпался».
Влад еще пытался выкрутиться. Их учили инструкторы выбираться из затонувшей машины, дождавшись когда она наполнится водой, – только тогда дверца поддавалась напору, когда сравнивалось давление внутри и снаружи. Он теперь словно сидел в этой затонувшей машине своей самоуверенности и наблюдал, как вода поднимается до колен, до пояса, до шеи, и ждал момента, когда надо начинать всерьез трепыхаться, выдавливая ногами дверь. Еще момент не наступил. Пока что он только наблюдал за тем, как в СМИ, словно вместе с мутной водой в машину, вливаются дезинформация и крохи достоверных сведений. Когда информационное поле переполнится как салон машины, тогда и надо действовать более решительно.
Отец подошел тихонько сзади. Тахта нелепо стояла изголовьем к двери, и он заметил на экранчике телефона перечень рейсов и доступных билетов до Стамбула.
– Что, намылился к своей шалаве? С родителями побыть не можешь? Вырастили сына, нечего сказать! Кинет денег, и только его и видели. Разве это нам от тебя нужно? Ни тепла, ни души...
Влад промолчал, что на «кинутые» деньги батя достроил и отремонтировал дом, купил новую моторку и машину. Он не хотел попрекать, давал деньги не для того, чтобы затем испрашивать за них вечное уважение и почитание. Давал по велению души, видел, как старикам стало удобно жить после ремонта, но большего, чем только лишь деньги, дать не мог и понимал обиду отца.
В самом деле теплота из отношений ушла. Алена к его родителям не привязалась, увидев их лишь однажды во время первого и последнего визита к ним в дом на Молочной балке. Возникло молчаливое обоюдоострое отторжение. Однако для Влада ее мнение не стало решающим в его отстраненности от родного дома, старинные камни которого покрыты теперь свеженькой штукатуркой, дома, заставленного отцовскими поделками по дереву, моделями кораблей, завешенного мамиными рукодельными ковриками и вышивками, шторками, с кошкой Муськой – вечно дряхлой и вечно живой, псом Шариком, маленьким черно-белым веселым барбосом, охраняющим подходы ко входной двери по узкой бетонной дорожке под густой виноградной сенью, с заросшим садом, где плодоносят инжир, груши и гранат.
Нет, чувство опустошенности, внутренней потерянности не позволяло ему быть прежним. Считается, что человек меняется с возрастом. Влад убедился в другом: если и происходят изменения, то лишь физиологические. В двенадцать он мог кинуться в драку на любого обидчика и сделал бы это и в свои тридцать восемь, только уже используя не одни кулаки, а весь свой наработанный за годы службы опыт – вот и вся разница. А критерии, по которым он приговорил бы своего врага, остались абсолютно прежними. Не меняется человек, только черты характера приобретают более яркий окрас, как у цветка в момент наибольшего раскрытия бутона. А затем все сходит на нет, меркнут краски, жухнут лепестки и опадают. Остаются слабые отблески былого характера и силы, но человек все тот же внутренне.
Влад в своем самокопании пришел к выводу, что он и был пустоцветом. Расцвел пышно и бурно, а плодов как не было, так и нет. И все с разочарованием отвернулись, в том числе и родители. Ожидания были большие, а на выходе тишина и паутина, подернувшая взгляд некогда ярких и живых глаз. Не зря его в Центре прозвали Философом, сократив позывной до собачьего Филя.

Роман Ирины ДЕГТЯРЕВОЙ «ОПЕРАЦИЯ «СЕВЕРНЫЕ ПОТОКИ»
будет опубликован в журнале "ПОДВИГ" №08-25 (АВГУСТ) 
ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ на ж-л «ПОДВИГ» можно
НА САЙТЕ (АКТИВНАЯ ССЫЛКА) или в отделении связи «ПОЧТЫ РОССИИ».