Рафаил ЗОТОВ
ГЕТМАН-ПОДКИДЫШ
Отрывок из повести
Царь Петр, разорвав союз с Польским королем Августом, должен был один воевать с Карлом XII, наводившим ужас на всю Европу своими победами. Сколь ни уверен был Петр в преданности своего народа и храбрости своего войска, наконец, в правоте своего дела, тем не менее он изыскивал средства, чтобы отклонить бурю, грозившую разразиться над Россиею. Два раза предлагал мир Карлу, но тот с надменной дерзостью отвечал, что в Москве он поговорит об этом. Оставалось покориться необходимости и готовиться к решительной борьбе. Все меры к защите отечества были исчерпаны.
Малороссийские казаки, управляемые гетманом Мазепой, несмотря на свою многочисленность, нигде не имели значительного влияния на действия войны. Не имея надлежащей дисциплины и военной регулярной подготовки, они были бессильны против шведов. Но Мазепа, живя в своей столице, городе Батурине, деятельно занимался приготовлениями. Он был мрачен и печален: какая-то забота все глубже и глубже врезывалась в морщины его лица, и никто из приближенных не смел его спрашивать о причине, так как он давно уже стал недоступным.
Однажды поздним вечером, когда уже весь город спал, Мазепа нетерпеливо ходил по комнате и по временам поглядывал на дверь, как бы ожидая кого-то. Действительно, скоро послышался легкий стук в дверь, и по слову Мазепы: «Войди!» – в комнату вошел старик, с виду гораздо старше Мазепы. Но этот старческий вид был обманчив. Всматриваясь внимательно в лицо этого старца, изборожденное глубокими морщинами, можно было заметить в нем признаки бодрости и сильных душевных способностей. Дикий огонь в глазах, быстрые телодвижения и твердый, звучный голос изобличали в нем еще не угасшую телесную силу.
– Я тебя долго ждал, Василий, – сказал Мазепа вошедшему старику.
– Не беспокойся, друг Иван, я никогда и нигде не опоздаю. Это я боюсь, как бы робкая нерешимость твоя не погубила нашего отечества, – сказал старик.
– Что ты сам скажешь решительного? Тебе известны мои и Карла XII предложения, и мы только ждем твоего слова, чтобы действовать с разных сторон. С лишком 20 лет был я верным союзником царя Петра...
– Не говори, Иван, при мне пустых слов: не союзником, а слугою был ты царю Петру. Своими происками ты некогда сверг меня, а потом Самойловича, чтобы захватить в свои руки гетманскую булаву. Теперь Карл предлагает тебе корону самостоятельного, независимого князя. Чего же тебе больше?
– Уверенности! – мрачно ответил Мазепа. – Той, которая убедила бы меня, что Карл победит царя Петра.
– Я не сомневаюсь в этой победе, – возразил старик с жаром.
– Ты прав, Василий! Царь Петр должен пасть. Спасем же себя и свою отчизну. Неси Карлу мое согласие на его предложение.
– Подпиши, Иван, эту бумагу, иначе Карл мне не поверит, – сказал старик, вынимая из-за пазухи сверток.
Дрожащей рукою подписал Мазепа бумагу и подал старику, который бережно положил ее за пазуху.
– Но послушай, Василий! Даром ничего не делается. Какого ты потребуешь от меня вознаграждения при успешном окончании нашего дела? – спросил Мазепа, придя в себя.
– Для себя ничего, но у меня есть сын, которого ты должен достойно вознаградить, – отвечал старик.
– Вот тебе моя рука, Василий. Сын твой будет ближайшим к моему трону. Но где же он теперь?
– В Москве. Служит царю Петру. Теперь прощай, Иван! Скоро ты услышишь о моих действиях на Дону. Будь же и ты готов.
В это время медленно, но грозно подвигался Карл XII к сердцу России. Тяжело было положение царя Петра, войска которого уже потерпели несколько неудач. Но победа над шведами под Лесным, где русские силы были сравнительно большие, воскресили дух царя и всего его воинства. Кормчин и Усердов, причисленные к штабу Меншикова, отличились оба в глазах Петра под Лесным и были щедро награждены.
В октябре главная квартира где был и Петр, находилась в деревне Погребки а кавалерия Меншикова стояла не в дальней деревушке от главной квартиры.
Однажды в ненастную октябрьскую ночь Кормчин и Усердов, обойдя караулы, вошли в избу. Кормчин сбросил с себя промокший плащ, лег на лавку и тотчас уснул, а Гриша Усердов, развесив свой плащ перед печью, услыхал тихий стук в окно. Он отдернул занавеску окна и спросил:
– Кто там?
– Молчи и выйди сюда, – отвечал ему голос, от которого дрожь пробежала по его телу. То был старый монах, скрывавшийся под многими личинами и признавший недавно, что он не дядя его, а родной отец.
Усердов с минуту пребывал в нерешительости, но потом, набросив плащ, вышел наружу. Не успел он выйти за дверь, как отец его обнял его.
– Милый, дорогой мой батюшка! Ты ли это? Откуда ты в такую пору? – шептал Гриша.
– Минуты дороги, сын мой, я пришел за тобою – отвечал тот. – Решительная минута настала, и пора собирать плоды пятидесятилетних трудов моих. За труды свои я для себя ничего не просил, но все для тебя. Пойдем. Гриша, дорогой я все тебе скажу.
– Нет, батюшка! Власть отца бессильна там, где присяга и честь говорят другое! – отвечал Гриша.
– Но ты забываешь свою родину, – сурово сказал монах.
– Она обетом верности и подданства связана с престолом русского царя. Он даже тебе обещал помилование. Зачем же ты хочешь увеличивать свои вины?
– Тебе ли рассуждать о том, что я делаю? Целый народ теперь под предводительством Мазепы, который заключил договор с Карлом и выступает против Московского царя, чтобы возвратить себе прежнюю независимость.
– Боже мой! Какая измена! Мазепа, который столько лет был верен царю и России… – с ужасом проговорил Гриша.
– Замолчи, безумец! Он скоро сам наденет корону и будет царем и владетелем Украины, и ты будешь первым на нашей родине.
– Нет! Боже меня сохрани, батюшка! Ни за что на свете не хочу быть участником в судьбе изменника Мазепы! Не знаю я причин твоей ненависти, но ты ничем не обязан царю; а Мазепа 20 лет был облагодетельствован им, и измена его гнусна и постыдна. Имя его заслужит вечное проклятие, как при удаче, так и при неудаче его планов.
В безмолвии стоял отец пред своим сыном и не знал, что ему еще сказать. Он хотел бы излить на Григория всю свою досаду, все негодование, но какая-то сверхъестественная сила сковывала язык его. Оба они замолчали, и это тягостное молчание прервал отец словами:
– Прощай, Григорий! Буди во всем воля Божия! Ты достоин лучшей участи; а я не могу отступить от стези, на которую меня бросила судьба! Чем бы ни кончилось наше предприятие, мы с тобою еще увидимся.
С этими словами старик вырвался из объятий сына и хотел уйти, но тот остановил его, сказав:
– Постой, батюшка! Выслушай меня одну минуту. Ты мне, к несчастию, открыл обстоятельство, которое долг чести и присяги не позволяет мне скрыть. Я должен донести царю об измене Мазепы, утаив, что ты его соучастник.
– Делай, что Бог и совесть тебе повелевают! Прощай же, друг мой!
Сказав это старик бросился бежать. Вдруг раздался оклик часового, а за ним последовал выстрел, который произвел тревогу. Гриша подскочил к часовому с вопросом и тотчас пустился бежать по следам отца, чтобы узнать, не убит ли он, но едва добежал до рогаток, которыми прегражден был вход в деревню, снова услыхал несколько выстрелов. Гриша бросился по дороге, но отбежав от деревни с версту, ничего не нашел и вернулся назад.
Был уже полдень, когда он прискакал в Погребки. Разыскав хижину, в которой квартировал царь Петр, он с трудом мог добиться, чтобы явиться к царю, который после обеда почивал на голой скамейке с одною кожаной подушкой в головах, в небольшой комнатке, запертой изнутри на крючок. Стоявший снаружи у дверей денщик не решался нарушить царский сон, и Усердов взял на себя смелость постучать в дверь, которую в скором времени отпер сам царь. Усердов подал ему бумагу; во время чтения оной лицо царя постоянно менялось, и он грозно спросил:
– Это ты, Григорий, доносишь на Мазепу? Этого быть не может!
Но когда Гриша рассказал ему все подробности своей встречи с отцом в прошлую ночь, он задумался и после минутного молчания вскричал:
– Гнусный изменник Мазепа! Несчастный Кочубей, пострадавший невинно.
Тотчас царь послал за своими генералами, приглашая их на совет. В скором времени приехал и Меншиков, которому царь обрадовался. На совете было решено идти немедленно на Батурин, чтобы захватить Мазепу с его приверженцами.
Пока Меншиков с сильным отрядом шел к Батурину, Мазепа отправился в лагерь Карла XII, взяв с собою около пяти тысяч казаков. Победа русских при Лесной и плохое состояние войск шведского короля разочаровали Мазепу, который охотно отказался бы от союза с Карлом, но знал, что царь Петр не простит измены. В Батурине оставались главные его приверженцы – полковник Чечель и есаул Кенигсен, которые, в свою очередь чувствовали, что покорность их царю Петру не спасет от заслуженной казни, а потому решились защищаться до последнего. Батурин, как и другие крепости Украины, был окружен рвом и земляными валами. На рассвете вестовая пушка возвестила о начинающемся приступе русских войск. Еще не видя неприятеля, за густым туманом с валов Батурина ответили залпом из всех орудий, но это не устрашило храбрых русских воинов.
В средней колонне, в первых рядах, рука об руку шли Корчмин и Усердов.
Несмотря на убийственный огонь казаков, они быстро продвигались вперед, и некоторые из храбрейших уже опустились в ров, затем быстро поднялись на вал. Защитники Батурина отступили в самый город и, не желая сдаваться, заперлись в дома и стали оттуда стрелять по войскам, что ожесточило солдат, и они стали зажигать дома, из которых стреляли.
Около одного дома столпилась кучка солдат, когда к ним подоспели Корчмин и Усердов. Дверь этого дома была крепко заперта. Разломав дверь, русские солдаты вступили в дом, который казался уже пустым. Вдруг в сенях поднялась половица, и из подполья выскочили казаки с саблями и ножами и напали на солдат. Превосходство сил было на стороне казаков, и разгорающееся пламя дома грозило в скором времени похоронить сражающихся под горящими развалинами. Положение Корчмина и Усердова было отчаянное. Задыхаясь от дыма, друзья разъединились: Усердов успел выскочить в окно и вдохнул свежего воздуха. Он вдруг вспомнил, что Корчмин остался в горящем доме, быстро бросился назад, где солдаты добивали казаков. Бросаясь из угла в угол, он отыскивал между телами Корчмина и, наконец, с ужасом нашел его тело, покрытое бесчисленным количеством ран. Едва Усердов успел отдать приказание вынести его на улицу, как услышал раздирающий душу крик женского голоса, который показался ему знакомым. Протолкавшись между солдатами к месту, откуда был слышен этот крик, он увидел женщину, которую волокли два солдата. Взглянув в ее лицо, он вздрогнул и закричал:
– Братцы, остановитесь! Это моя мать!
Елена Хованская была уже в глубоком обмороке. Гриша, с помощью солдат, узнавших его, вынес мать на улицу, а другие солдаты вынесли труп Корчмина. Едва успели они это сделать, как верх горевшего дома обрушился, похоронив всех оставшихся там, под горевшими головнями.
Так пал Батурин. Узнав об этом, Мазепа впал в крайнее уныние. Отец Григория. которого мы называли до сих пор Ионою, часто являлся к Мазепе, сообщая ему ход дела. Однажды он пришел, когда Карл XII сидел у Мазепы. При новом появлении Ионы он сказал ему:
– Что скажешь, ночная птица?
– Хорошего мало, ваше величество.
– Где же твои высокоумные обещания, столетний мудрец? Где твоя прежняя власть в этой земле? Где приверженцы? – раздражаясь, спрашивал король.
– Вы не слушали, и даже обидели меня, когда я давал вам добрые советы после Нарвского сражения. Теперь гораздо труднее сделать то, что было легко в то время. Однако я еще подумаю, быть может, не все еще потеряно, – сказал Иона.
– Чтобы ты не показывался мне на глаза с этой минуты, если твоей голове не надоело сидеть на плечах! – гневно сказал Карл, топнув ногою. – Ну, что выпучил глаза? Вон отсюда! – вскричал король и, схватив Иону за шиворот, повернул его к двери и так толкнул ногою, что тот очутился за дверью.
– Меня?.. Пинком?.. Береги же ты свою голову, – шептал в исступлении Иона, уходя скорыми шагами от порога.
Повесть Рафаила ЗОТОВА «ГЕТМАН-ПОДКИДЫШ»
опубликована в третьем номере журнала «КЕНТАВР» за 2017 год (АВГУСТ)
Сейчас на сайте 505 гостей и нет пользователей