Анатолий ГАЛКИН «КОРОНА ЕЛИЗАВЕТЫ». Отрывок из повести

«После полуночи маленький переулок погрузился во мрак. Фонари погасли. И только в окнах низких домов горел тусклый свет, который почти не проникал на улицу сквозь плотный строй старых тополей.
 Это удивляло. Темный переулок был в самом центре Москвы,  за два квартала до Садового кольца.
 Здесь не было современных башен или просто высоких домов позапрошлого века, плотно стояли купеческие особняки в два-три этажа. И их крыши плавно переходили одна в другую. На каждой покатой крыше были построены слуховые окошки, ведущие на чердаки старинных домиков.
 Ровно через минуту после того, как погасли фонари, из одного чердачного оконца вылез молодой черный мужик. Нет, не негр. Одет этот шустрый парень был во все черное, а лицо слегка измазано темным кремом. Парень прополз  два метра, прислушался и постучал по ржавой крыше. И тогда из слухового окошка вылез второй «негр». У каждого из парней за спиной было прилажено по черному рюкзаку с веревками, инструментами и приборами.
 Они продвигались по крышам быстро, но осторожно. Где-то ползли, где-то двигались на четвереньках, где-то перебегали, согнувшись в три погибели. Отдыхали они сидя, прижавшись спинами к старым кирпичным трубам. Говорили редко, называя друг друга не по именам, а по кличкам. Старший был Трубочист,  его подручный откликался на прозвище Гусак.
 Совершив последний бросок, сообщники оказались на крыше старинного особняка. Он был значительно больше и выше купеческих домишек. Крыша этой усадьбы даже под тусклой луной сверкала новыми листами оцинкованного железа. На крыше было пять невысоких труб. Люди в черном быстро пробрались вдоль заднего карниза к центральному дымоходу.
 Очевидно, Гусак был специалистом по технике. Он вытаскивал из своего рюкзака какие-то приборы, провода и наушники. И ворчливо приговаривал:
 – Ты, Трубочист, всегда торопишься и работаешь на ощупь. А сейчас век прогресса.
 – Не возникай, Гусак. Гонора у тебя много. Хоть я и отсталый, но за десять лет ни одной ходки не имел.
 – Слепой фарт! Чистая случайность и удача.
 – Да, я вор фартовый.
 Гусак закончил монтаж  техники, освободил провода с микрофонами и встал над трубой.
 – Удача – это хорошо. А я с техникой дружу. Держи, Трубочист, вот это и опускай вон туда. Сейчас мы их послушаем.
 – Нет там никого. Я точно знаю. Охрана в холле спит.
 – А мы все-таки послушаем.
 – А вот корона уже здесь. Она точно должна быть на месте. Ты посмотри, если сможешь.
 – Послушаем, а потом посмотрим. Хорошо, заслонки в камине нет. Застрял бы ты там, Трубочист.
 – Справлялся я и с заслонками. Возни с ними  побольше, но это не вопрос. Что  внизу, Гусак?
 – Там полный порядок. Темно и тихо.
 – А корона?
 – Плохо видно, но что-то в центре зала блестит.
 – Это она!
Трубочист обвязал вокруг трубы канат с узлами и сбросил его вниз. Лег на кирпичи, свесил ноги в дымоход и начал спускаться.

 Старенькая черная «Волга» въехала в распахнутые ворота, обогнула круглую клумбу и остановилась у массивных дверей особняка. Из машины вышел очень невзрачный человек небольшого роста. Сказал что-то шоферу и стал подниматься по мраморной лестнице. Все действия  коротышки были неторопливы и величественны. Он не шел, он плыл, расправляя плечи, как горный орел.
 Семену Мамлееву было сорок с хвостиком, но никто пока не сообщил ему про  явный комплекс Наполеона. Это не болезнь, а маленький сдвиг по фазе. Такой заскок бывает у низеньких мужиков. Они страдают из-за своего роста, но при этом  имеют имперские амбиции. Месяц назад Семен Петрович Мамлеев начал быстро расти в собственных глазах. Ему, простому директору московского музея, вдруг дали машину с водителем и провели срочный ремонт в особняке. Начальники из министерства резко усилили охрану музея.
 В центре Москвы множество  особняков, но для предстоящего торжества именно этот дом подошел по всем параметрам. Его одобрили сразу три чиновника из Кремля и группа экспертов от королевы Нидерландов.
 Дом в три этажа  в одном из переулков у Садового кольца был не слишком популярным музеем с пустующими залами. Здесь выставлялась всякая восточная экзотика и народные промыслы стран Африки, Азии и Австралии. Само здание было в стиле модерн. Просто красавец-дом. Именно в такой не стыдно привезти королеву. Директор музея Мамлеев успешно миновал вторую зону охраны и подошел к своему кабинету. За последний месяц ему разрешили увеличить штат на шесть единиц. Вот уже три дня под его началом работала девица по имени Екатерина Вайс.
 Потрясающая девушка, в смысле восточной красоты и пышности форм, Катя произвела такое впечатление на директора, что он сразу назначил ее на должность старшего научного сотрудника. Этот чин музейные дамы получали лишь к пенсии. Но кареглазая девушка по фамилии Вайс просто приворожила директора. У нее было характерно утонченное лицо, как на старых полотнах на библейские темы. А еще она передвигалась с восточной грацией. Как бы слегка танцевала танец живота и других частей тела.
 Катюша была не москвичкой. В Самаре закончила исторический факультет университета и там же сделала первые попытки найти свое счастье. Ее ожидал полный облом. Каждый из её трёх женихов был ласков, умело доводил бедную девушку до пика страсти, получал свое и сразу сбегал, при первом намеке на загс.
 И тогда Катя Вайс приехала в Москву.  Началась ее столичная жизнь…Она с волнением ждала директора у дверей его кабинета. Появился нервный и озабоченный Мамлеев. Поглядев на Екатерину, он рассеянно улыбнулся и нежно погладил глазами ее женственные формы.
 – Заходите, Катюша. Сегодня сложный день. Я всегда волнуюсь, когда готовлю визиты королевских особ.
 – Ой, Семен Петрович, а вы и раньше королев принимали?
 – Да, Катя, бывали случаи. Но эта дама, которая из Голландии приедет, она не самый сложный вариант. Говорят,  она очень простая и непривередливая.
 – Как интересно!
 – Дело не в ней, Катя. Эти голландские друзья привезли драгоценностей на сотни миллионов евро. Треть Москвы можно  скупить. Ты, Екатерина, чувствуешь груз ответственности?
 – Ощущаю.
 – Мы пойдем с тобой в каминный зал. Там закроемся, и весь день будем инвентаризацией заниматься.  Только ты и я.
 – Спасибо за доверие, Семен Петрович. Я так волнуюсь.
 – Отчего ты волнуешься?
 – Даже не знаю, Семен Петрович. Или от радости, что вместе с вами, или еще от чего-то. Просто раньше я никогда не оставалась с мужчиной наедине. Особенно в музее.
Каминный, или парадный зал особняка был огромен. Почти как на первом балу Наташи Ростовой. Шесть окон и три люстры. Старый, но  сносный паркет и потолок с лепниной  – летающие нимфы в коротеньких накидках и совсем голые амуры со стрелами.
 Все это великолепие недавно быстренько подновили, подкрасили и оборудовали в зале выставку ценностей голландского королевского дома. Со вчерашнего дня вдоль стен встала дюжина стальных шкафов с бронированными стеклами. В них все блестело и переливалось. Здесь были не только бриллианты и всякие сапфиры с рубинами, а и сервизы, и шкатулки. И даже королевская шляпка с перьями. И главная фишка всей выставки, из-за чего разгорелся сыр-бор – личная корона нашей царицы Елизаветы. Не тяжелый императорский венец, а ажурная, невероятно ценная, венчальная корона.
 Эта вещь в суматохе октябрьской смуты 1917 года оказалась в Нидерландах. И теперь честные и добрые голландцы из королевской семьи решили вернуть реликвию в Россию -  мол, раз у вас в России опять наступила демократия, будьте добры, получите корону назад. Мамлеев знал, через недельку сюда прибудет королева, и именно здесь в каминном зале их голландское величество передаст царский головной убор кому-то из первых лиц России. Президенту, премьеру или Патриарху. В крайнем случае – спикеру Думы.
 Перед входом в главный зал прогуливались два добрых молодца в зеленоватых комбинезонах. Третий рубеж охраны. Ребята давно знали директора в лицо, но документы проверили тщательно. А незнакомую им Екатерину ощупали глазами с ног до головы. Просто неприличная бдительность с их стороны. До визита королевы оставалось чуть больше недели, и директор решил, что ежедневно будет просматривать  вверенные ему ценности. Не мимоходом и не спустя рукава. Мамлеев решил каждый день вместе с Катей аккуратно пересчитывать все. Каждый камушек в каждом браслетике.
Как только они заперлись в зале, у Семена Мамлеева  внутри все задрожало. В свои сорок лет директор  ни разу не был женат. Амурные связи  бывали, но очень редко, от случая к случаю. Контакты с женщинами проходили как-то в суматохе, без поэзии и любовного трепета. А  сейчас у Семена трепет был. Некоторые экспонаты располагались на уровне пояса, и Кате приходилось наклоняться к витрине, сверяя вещь с переводом из голландского списка. Семен молча ходил сзади, любовался. Он напрочь позабыл о королевских безделушках. Отступив от Екатерины на три шага, он вглядывался в волну ее черных волос, в изгибы талии, в пышные плечи и прочие округлости.
Корона царицы Елизаветы Петровны располагалась не в сейфах со стеклом. Для нее в центре зала  умельцы построили тумбу со стеклянным колпаком. Это сооружение было опечатано и подключено к сигнализации, выходящей на пульт охраны.
 Так получилось, что научный сотрудник Катя Вайс и директор музея Мамлеев  все время двигались к тумбе. Только через час они достигли этой точки, но так и не обернулись на стеклянный колпак. Случилось  другое,Семен наконец осмелел и слегка придержал Катюшу за талию. Она встрепенулась и выпрямилась.
 Девушка смотрела на директора хитрым, ехидным взглядом. Она была повыше и глядела на него сверху вниз. В ее взгляде таились трепет и надежда, страха и гнева не было. А в глазах Мамлеева была робость, страстная просьба и даже мольба. Катя дерзко наклонилась и троекратно поцеловала своего шефа. Сначала в одну щеку. Потом в другую. А уже затем в самые губы. Семен Петрович сразу опьянел, сделал три шага назад и спиной уперся в тумбу. Екатерина игриво смотрела на него,  просчитывая варианты дальнейших действий. Музейные работники – это же интеллигенция. Они живут как пауки в банке. Кому охота, чтоб уже в первые дни работы тебя сожрали сослуживцы ? Здесь нужна конспирация и деликатность.
 Вайс смотрела на директора томным взглядом скромной девушки, на которую вдруг нашло наваждение. Имей Мамлеев нормальный рост, он бы своей головой закрыл стеклянный колпак на тумбе. А так Катя увидела, что над его редкими волосенками подсвечивалась бархатная подушечка для царского венца. На бархате сияла пустота. Корона исчезла!
 Взгляд Екатерины изменился в одно мгновение. Она не закричала, но глаза вопили благим матом.
 Семен  понял:  девушка смотрит не на его губы, нос и лоб, а несколько выше. Он оглянулся и замер.  Голосовые связки сами произнесли несколько слов, которые интеллигентный мужчина никогда не скажет при женщине.
Полностью повесть Анатолия ГАЛКИНА «КОРОНА ЕЛИЗАВЕТЫ». читайте в февральском выпуске журнала «Детективы «СМ».