Ирина БОГУШЕВСКАЯ

«ЖИЛИЧКА». Полуфантастическая повесть

Эта странная история произошла в самое тяжёлое послевоенное время, когда люди возвращались домой из эвакуации. Возвращались, кто как мог: и поездами, и попутным грузовым транспортом и пешим ходом. В нашей деревне тогда было много беженцев, с семьями и поодиночно. Местные радушно принимали всех: давали кров и делились тем немногим, что имели сами, потому что беда была общая. Вместе со взрослыми приходили и дети разного возраста. Для нас, деревенской детворы, это были маленькие радости новых знакомств со сверстниками,  пусть и совсем коротких, так как люди подолгу не задерживались, спешили побыстрее добраться в свои края.
Вот тогда-то она и появилась. Её обнаружила баба Даша, жившая в самом конце деревни. Дом её примыкал к полю, через которое она ходила к ручью, протекавшему в овражке, полоскать бельё. Бабка и не поняла сразу, кто там сидит в траве в странной позе, потому что из-под одеяния, укрывавшего фигуру с ног до головы, виднелась только часть бледного как будто женского лица, а при ближайшем рассмотрении и одеяние-то оказалось выцветшими серыми отрепьями.
 «Наверное, от своих отбилась, родимая», - подумала баба Даша. Окликнув два раза и не услышав ответа, помыслила: «Увечная, глухонькая». А вслух сказала:
- Пойдём ко мне, будешь у меня жиличкой – всё равно хата пустая, моих никого нет: муж помер, сын погиб ещё в начале войны, а дочь далеко – живёт в городе. – Сказав это, бабка направилась к дому, и уже подходя к калитке,  с удивлением заметила, что «жиличка», как-то странно передвигаясь, следует за ней. «Да ты и не глухая вовсе, значит, будет мне с кем поговорить, а то совсем я одичала в одиночестве ...».
Войдя в хату, баба Даша засуетилась, вынимая из печи остатки нехитрых харчей. А   оглянувшись, удивилась, что «жиличка» снова сидела в той же странной позе, в которой она её  увидела в поле. Странно было и то, что «жиличка» так и осталась в своих лохмотьях и ещё больше закуталась в них.
- Ну, что ж, милая, может, тебе холодно? Так я и печку могу затопить. Покушай пока, а я брёвнышек поднесу. – С этими словами баба Даша вышла из дома.
Вернувшись с охапкой дров и охая от болей в ногах, заметила: еда нетронута, а «жиличка» сидит, как сидела.  «Умаялась, должно быть, дремлет».
- Сейчас тепло будет, - тихо проговорила  баба Даша.  Подходя к печке, она  вблизи посмотрела на неподвижную фигуру. Взгляд её остановился на слишком длинных пальцах «жилички». «Вот уж бывает такое», - промелькнуло  в голове, и в то же мгновенье пальцы спрятались в отрепьях. «Наверное, привиделось сослепу», - решила бабка.
Жизнь в деревне начиналась рано, но не для бабы Даши. Давно уж она позабыла, как с лёгкостью вставала после сна: ноги отказывали в послушании, особенно по утрам. Приходилось, кряхтя и охая, почти сползать с высокой дубовой кровати. Кровать осталась от родителей, а им была подарена  дедом, известным в округе столяром и плотником. Это была единственная реликвия в доме.
Утро начиналось как обычно. Лёжа в кровати,  баба Даша разглядывала в окошко свой двор. «Ой, батюшки, «жиличка» встала! Голодная, небось, с вечера не ела» – подумала она. И тут, к своему удивлению, поняла, что уже сидит, опустив ноги на бревенчатый пол. «Как же так?» Ноги твёрдо стояли на полу. Оглядевшись и сделав первый шаг, она почувствовала, что боли в ногах пропали бесследно. Не надевая обуви, с опаской прошлась в сени и обратно. В уголке за печкой было пусто. «А где же моя «жиличка»? Неужели ушла? Такая радость, и не с кем поделиться.» - вслух сказала баба Даша. Обошла двор и там её не нашла. Вглядываясь в поле, заметила возле овражка серый бугорок. «Так вот она – опять сидит на том же месте» - и на редкость живо босая бабка зашагала по полю.
- Милая, пойдём в дом. Радость-то какая! – ножки мои поправились, я и в молодости, поди, такой лёгкости не чувствовала,  - причитала бабка, слегка подталкивая «жиличку»  к дому. Та неестественно плавно  переступила порог.
Так началось их совместное проживание. По утрам «жиличка» уходила в поле и сидела там  до заката. Баба Даша, привыкнув, больше не ходила за ней, знала, вернётся сама. Говорила только она, «жиличка»  безмолвствовала, но, казалось, внимательно слушала. Бабке, конечно, хотелось бы знать, как её зовут, откуда родом, почему подолгу в поле сидит. Но она скрывала своё любопытство. Про себя баба Даша решила, что «жиличка» тронулась умом от пережитого горя. Беспокоило бабу Дашу, что та ничего не ела. «Как можно без еды-то? Хорошо, хоть пьёт», - недоумевала она, поглядывая на неподвижную фигуру.
 Вскоре баба Даша  стала замечать некие изменения с собой. Как-то, неся ведро воды от колодца, дошла до дома  на одном дыхании, а раньше на полпути чувствовала себя обессиленной и разбитой.
Почуяв молодой задор и прилив новых сил, баба Даша стала поспешно восстанавливать   заброшенный, заросший травой огородец, очищать неприглядный двор. Работа спорилась и была в радость. Ей казалось, что неведомо откуда взявшиеся силы покинут ее, и снова она  окажется бессильной старухой,  - вот и спешила всё успеть. Но силы не покидали, а даже наоборот…
Уже через пару дней огород и двор бабы Даши нельзя было узнать: всё было ухожено и чисто.
 Но самое странное произошло чуть позже: убираясь на терраске, она решила протереть старое потемневшее зеркало, которое висело там с незапамятных времён. Усердно протирая пыльную раму, скользнула взглядом по зеркальной поверхности, по привычке уже хотела  отвернуться, но удивление, смешанное с испугом, заставило всмотреться повнимательней: из глубины посеребрённого стекла смотрело молодое, розовощёкое, довольно симпатичное лицо, напоминающее её собственную дочь Марину.
 «Кто это?» - трогая своё лицо, воскликнула баба Даша и снова уставилась в зеркало.  «Господи, да что это со мной? Как же я покажусь людям?». Машинально ища поддержки, она обернулась в сторону «жилички»: та безучастно сидела на своём всегдашнем месте.
После этого баба Даша (теперь, наверное, просто Дарья) стала сторониться соседей и вообще деревенских; даже на колодец, который был, как назло, на другом конце деревни,  приходилось ходить затемно. Больше всего она боялась встречи со старой подругой. Та, хоть и жила в соседней деревне, частенько наведывалась в гости без приглашения, слыла в округе большой сплетницей и с молодых лет имела прозвище «помело». Обыкновенно Дарья ждала свою подругу, их посиделки за самоваром заканчивались за полночь, и баба Клава - «помело» оставалась на ночлег. Теперь ее приход совсем не радовал.
 
В тот злосчастный день Дарья встала рано. Все старческие недомогания остались как будто в отдалённом неприятном сне. Она ловко пропалывала грядки. За этой работой и застала её «долгожданная» подруга.
- Ой, Дарья Ивановна! Ты, что ли? – от калитки крикнула баба Клава. – Я уж сослепу не пойму: аль Маринка твоя приехала, помогает по хозяйству?
От неожиданности Дарья остолбенела. Но, собравшись с духом, ответила, понизив голос (а  голос у неё тоже изменился, став  по-девичьи  звонким):
- Да, я, Клавдия Петровна. – она сильно пригнулась, пряча ровную, ещё недавно сгорбленную спину.
- А я решила вот проведать, не померла ли подруга дорогая, - ехидно проговорила Клавдия Петровна, и деловито прихрамывая, зашагала по двору. – Как всё чисто, ухожено, будто кто помогает! А ведь рос один бурьян.
Пока баба Клава разглядывала двор, Дарья, изловчившись, забежала на террасу. Схватила старый всепогодный пуховый платок. Покрылась им с ног до головы, оставив только нос, и уже встречала подругу на крылечке.
- Да ты только что была в огороде! - оглядываясь, удивлённо воскликнула баба Клава.
- Да нет, ты не заметила. Я давно тут жду. Заходи, дорогая, отдохни с дороги. Я самовар поставлю, угощу, чем Бог послал.
- Как чисто. Да ты и пирожки испекла! – Не переставала удивляться Клавдия Петровна.
- Я как знала, что ты придёшь, - отвечала Дарья, пряча лицо в платок. Подруга исподтишка разглядывала её.
Баба Клава прошла в дом – и тут же остановилась, охнув. Взгляд её привлекли цветы в старых глиняных горшках.  Это была разросшаяся герань, вся покрытая ярко-красными, белыми и какими-то очень странными, серебристо-голубоватыми  цветами. Дарья тоже уставилась на цветы.
- Какая красота! – в один голос воскликнули женщины.
А ведь недавно это были забытые, чахлые, засушенные палки...
- Надо же, я и не заметила, как они расцвели, - только и сказала Дарья.
На стол хозяйка специально собрала в горнице, где было потемнее из-за кустов бузины у окон. «Авось, и не заметит ничего», - успокаивала она себя.
- Я слышала, у тебя кто-то живёт? - спросила Клавдия Петровна, хитро поводя глазами.
- Да, приютила беженку-сироту.
- А где ж она? Откуда родом? Как звать? – Не унималась Клавдия Петровна.
- Не знаю я ничего: немая она, не говорит.
- Ой, Дарья Ивановна, лихих людей много ходит. Вроде убогие, а то гляди, обокрасть могут.
- Что ты! Она немного умом тронутая, и красть у меня нечего, кроме двух бабкиных серебряных ложек. И то не помню, где я их упрятала.
- А где жиличка-то твоя?
- Гуляет. Ходит в поле, не знаю, зачем. Каждый день сидит, как ждёт кого. Совсем память потеряла, наверно. Видно, несчастье какое с ней случилось.
- А годов ей сколько?
- Не знаю: я и лица её толком не видела. – Сказала Дарья и спохватилась, что не то говорит, и лицо ещё больше в платок упрятала.
Это не укрылось от глаз Клавдии Петровны.
- Ты в платок всё кутаешься. Аль чиряк какой вскочил?
- Да зубы последние болят, - только и смогла придумать Дарья, ставя на стол самовар. Баба Клава, досыта наевшись пирогов с картошкой, без умолку рассказывала деревенские новости. Они ещё долго вспоминали былое. За разговорами завечерело.
- Темно, пора мне до дому, - зевнув, сказала Клавдия Петровна.
Тут в сенях  зашуршало, и стукнула дверь.
- Не мыши ли у тебя, Дарья Ивановна, завелись?
- Нет, это жиличка моя пришла.
- Ой, пойдём, посмотрю на неё, -подскакивая от  любопытства, баба Клава похромала в сени.
«Вот помело! Будет ей, что в деревнях болтать», - подумала Дарья, а вслух сказала:
- Да не напугай уж её.
Выйдя в сени, баба Клава не сразу приметила, что кто-то сидит у печной стены.
- Подруга, ты бы хоть свет зажгла, - всматриваясь и наклоняясь, сказала она.
Дарья по инерции потянулась к выключателю, подняв руку. Платок соскользнул с её плеч, упал на пол. Лампочка, которая висела как раз над головой, уже горела.Лицо бабы Клавы перекосилось.
- Дарья… - вскричала она. – Где Дарья Ивановна?
Дарье почему-то захотелось плакать.
- Я – Дарья Ивановна, - вымолвила она, понимая, что это конец, и вся округа скоро узнает... Будучи полуграмотной, она даже представить не могла, что дальше будет…
Но тут случилось нечто более дивное. Фигура, безмолвно сидевшая у печной стены, внезапно  поднялась. Обе женщины в изумлении уставились на неё.
- Святые угодники! – отчаянно крикнула Дарья. Перед ними вместо несуразной, бесформенной «жилички» предстало существо, как минимум, шести футов роста. А то, что Дарья принимала за отрепья, оказалось чем-то вроде пелерины с множеством складок, свисавших  до самого пола за спиной.
- Господи, кто ж это? – вырвалось у пребывающей в шоке  Клавдии Петровны.
Существо приблизилось к ним. Из складок «пелерины» появилась рука с длинными пальцами. Рука  потянулась к Клавдии Петровне и обхватила её запястье. «Ой, сейчас ведь убьёт!» - мелькнуло у Дарьи в голове, но тут произошло странное. Женщина обмякла, как-то приседая, глаза её стали спокойны, и она, как ни в чём не бывало, уселась на табурет. Сказала ровным голосом:
- Пойду я, подруга дорогая, уже  смеркается,  я затемно домой хочу дойти.
«Она ничего никому не расскажет, всё забыто», - прозвучало в голове у Дарьи. Страх её исчез без следа.
«Жиличка», она же странное существо, сидела у стены, как будто ничего и не был
Проводив с крыльца Клавдию Петровну, Дарья, как ни в чем не бывало, сразу улеглась спать. Ночь выдалась на редкость неспокойной. Дарья несколько раз просыпалась и засыпала опять. Ей снилось что-то очень странное.
Когда же, наконец, сон стал овладевать ею, раздался звук, похожий на громовой раскат. Дарья окончательно очнулась. «Гроза идёт», -  прошептала она, вглядываясь в окошко.  Вспышка света ослепила её. Свет был такой яркий, что некоторое время она ничего не видела.
А «жиличка» - то где?» - вскочив с кровати, выбежала на террасу. Около печной стены никого не было.
«Ну и ночка выдалась!» - воскликнула Дарья, присев на табуретку.  Голова её была ясна как никогда. Она точно знала, что делать дальше. Отыскав в шкафу тетрадь и старые конверты с адресами, Дарья присела к столу писать письмо. Будучи малограмотной, писала как умела, но твёрдой рукой. В письме она сообщала дочери, что занемогла и, может, скоро помрёт, что надо  приехать к ней помочь продать дом, а все нужные бумаги лежат в комоде. Она намеренно сгущала краски, зная, что иначе дочь так быстро не приедет. Поплевав,  заклеив  конверт и надписав на нём адрес, Дарья наскоро собрала в узелок свои  пожитки. Накинув платок, немного постояла на крылечке, закрыла в последний раз двери своего дома. Надо было побыстрей  добраться до другого конца деревни, где находился почтовый ящик. К счастью, она никого не встретила, прошла огородами. И уже выйдя из деревни, быстро зашагала по полю, а там по кромке леса до шоссе, где думала  остановить  попутный грузовик. Вдоль деревни можно было быстрее выйти к проезжей дороге, но она не хотела встречи с односельчанами, зная, что уходит из своей деревни навсегда. Продолжать здесь жить, укрываясь, больше нельзя, надо ехать в места, где её никто не знает.
Самое трагическое было в том, что Дарья, быть может, уже никогда не увидит дочь и внуков. С грустными мыслями удалялась она от родимых мест.
История умалчивает о том, что было  потом с Дарьей Ивановной. Однако её странное исчезновение не осталось в деревне без внимания. Ходили разные слухи и толки. Оказывается, ничто не укрылось от соседских глаз, и деревенские заметили странные изменения, происходившие с Дарьей. К Клавдии Петровне вдруг вернулась память, и она всем поведала о странной Дарьиной жиличке, клялась, что видела всё своими глазами. В её рассказах «жиличка» представала то оборотнем, то страшным великаном, забравшим подругу неизвестно куда.
До наших дней дошёл ещё один интересный факт. В ту ночь, когда пропала Дарья, разразилась страшная гроза, да такая, что старики подумали, будто снова началась война. Появилось необычно яркое свечение, стало светло, как днём. Свет возник как раз возле  дома Дарьи Ивановны, на поляне в конце деревни.   Впрочем, некоторые считали, что это большая шаровая молния.
Со временем таинственная история превратилась в местную легенду. Какое-то время ходил слух, что Дарью Ивановну видели в городе, и она даже вышла замуж.
Дочь Марина приехала  в деревню только поздней осенью.  Дочь безутешно плакала и причитала, что не застала мать в живых и никогда не узнает, что с ней случилось. В рассказы о странном исчезновении она не верила. Не верила она и в сказки бабы Клавы о дивной и страшной «жиличке»,  которая якобы и похитила мать. У дочери было свое, «правильное», мнение. Она считала, что мама её, будучи уже очень больной, просто отправилась в лес по грибы, и там ей стало  плохо.  «Так в лесу под берёзкой и померла, горемычная», - приговаривала, плача, дочь. Деревенские  думали иначе. Немного успокоившись, она всё  удивлялась, как хорошо  ухожены  двор и огород.  Больше всего поражала ярко цветущая герань. Вскоре дом был продан, вещи розданы соседям.  Сейчас на его месте стоит совсем другой дом – новый, за высоким забором. Заглянув за забор, можно увидеть современный фасад с большими окнами. А в одном окне виднеется необыкновенно красивая герань, усыпанная ярко-красными, белыми и  очень уж странными серебристо-голубоватыми   цветами...