Николай ИВАНОВ

ЗАЧИСТКА
Отрывок из повести

Проклятые девяностые, брошенные властью на произвол судьбы вместе со страной и собственным народом. Не говоря уже об армии, которой по определению как бы даже и роптать не было позволено…

    Ни спешиться, ни тронуться не успели. Из-за поворота улочки – крутого, опасного, где «бээмдешку» мог ждать выверенный выстрел в упор, в самый центр десантной эмблемы, выбежала с распростертыми руками женщина в черном. Она путалась в длинном, сплошь закрытом платье-чепкене, и лишь когда поддергивала его перед очередной лужей, были видны еще белые вязаные носки и блестящие галоши. Зато впереди нее к десантникам неслась мольба:
– Врача! Доктора! Помогите!
Подавшегося с брони фельдшера Григория Ивановича комвзвода Евгений Месяцев осадил ударом руки: сидеть, ты у нас один, а куда и зачем зовут – еще надо разобраться. Но отдал команду:
– К машине!
Посыпались горохом с брони десантнички, выстроили «елочку» – оружие вправо-влево через одного. Прием порадовал Месяцева, и перед тем, как самому покинуть БМД, сообщил на базу:
– Я – «Сатурн». Приступаю к выполнению задачи.
Откликнулся командир полка, желавший удачи, но капитану слушать очередные извиняющие нотки в голосе подполковника удовольствия не составляло и он спрыгнул на землю. Солдаты подпустили к нему чеченку, и то, как она безошибочно угадала в нем старшего, Месяцева насторожило: в пятнистой однородной массе командир не должен выделяться ничем. Афганистан, уже, похоже, забытый, вписал в боевые уставы свою кровавую строку: снайперы противника первыми выбивают тех, кто машет руками и кричит, отдавая распоряжения, на ком больше всего блестящего от погон и знаков. Это он вроде бы исключил, но поведение подчиненных, оборачивающихся на него каждую минуту, тоже несет информацию наметанному глазу. Что объясняло, почему предшественник Месяцева погиб в одном из первых боев.
– Там невестка, – протянула женщина руки сначала к нему, потом в сторону домов. – Невестка умирает. Рожает и не дышит. Дайте врача.
Григорий Иванович, не дожидаясь решения командира, подался в направлении села, и Месяцев только успел указать Аркадию Яровому: твое отделение – на прикрытие фельдшера. А прапорщик, словно всю армейскую жизнь принимал роды, а не лечил фурункулы у солдат, без тени сомнения уже скользил по следам, оставленным галошами старухи. Пожалуй, остались две профессии, которые бросают своих подданных без каких бы то ни было предварительных условий и колебаний в работу – пожарных и врачей.
Месяцев выбросил из кулаков растопыренные пальцы – рассредоточиться. Его поняли, заняли места вдоль каменных, увитых виноградом и малинником заборов, тянущихся вдоль улицы. БМД, прокашлявшись синими клубами дыма, по-кошачьи мягко перебирая траками, двинулись вперед, прикрывая броней десантников. И только фельдшер беззащитно скользил-торопился впереди всех за черной женщиной, на ходу распаковывая сумку с красным крестом и на ощупь определяя, что в ней есть для оказания помощи роженице.
«Плохо», – прошептал про себя Месяцев. В бою все плохо, что идет вне плана.
За поворотом открылся новый отрезок узкой безлюдной улочки, если не считать выглядывающих друг из-за друга белесых тополиных стволов. Прапорщик уже исчезал за синей железной калиткой в кирпичной стене, за ним, как нитка за иголкой, проскользнуло во двор и отделение Ярового. Юра Алмазов с первой БМД оседлал очередной уличный изгиб, одну машину Месяцев остановил у дома роженицы, третья сама осталась у поворота, который они только что прошли. Прикрылись. А на самом деле – заперлись. А сверху молочной крышкой гробика все гуще опускается туман. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, но на поддержку авиации в случае чего рассчитывать не придется. Что там у Григория Ивановича?
Месяцев заглянул во двор. По нему бродили куры вперемежку с утками, на правах хозяев загнав в углы и под навесы бойцов. Из-под ног шуганулся целый выводок белоголовых котят. На скрип калитки направилось сразу несколько стволов, но узнав командира, десантники одновременно кивнули на дверь в добротный кирпичный дом: там все происходит.
– Вроде померла, которая рожала, – прошептал Яровой, оказавшийся ближе всех к командиру.
– Прапорщик там один?
– Да.
– Что-то долго… раз умерла, – озабоченно поглядел на закрытую дверь капитан.
Поправил великоватый бронежилет – свой оставил, согласно табелю положенности, в роте, здесь пришлось одеть лучший из остатков. Прошелся несколько раз пальцами по усам, приглаживая их идеально подбритые склоны. Не за фельдшера волновался: в доме ему опасность не грозит, хозяева должны понимать, что в случае чего разнесутся эти стены по кирпичику, – боезапаса хватит. Но то, что стоит-топчется на месте взвод, что уходит время… Внезапная зачистка тогда дает эффект, если на нее брошены значительные силы, позволяющие блокировать село и переворошить каждый угол в каждом доме. Не задерживаясь ни около старых, ни около малых, ни около больных.
Дверь распахнулась, из нее высунулся пожилой бородач в папахе, безумно оглядел двор и снова исчез внутри дома. Ни привета, ни ответа на мучивший Месяцева вопрос. Но Иваныч-то должен понимать, что долг – долгом, а думать надо и о живых. Чтобы они остались живы.
Выглянул на улицу. Механик-водитель тут же протянул ему потрескивавший от помех в радиосети шлемофон.
– Я – «Сатурн»-лично, на связи, – пытаясь устоять на сухом местечке у забора, перегнулся к броне капитан. Заколебал этот комполка…
Оказался начальник штаба.
– Тут наводка прошла: на окраине твоего объекта, в овраге, работает мини-заводик с темя цистернами. Приказано уничтожить.
– Я пока застрял в центре. Тут местные рожают. Медицина работает.
– Не задерживайся, в районе возможно появление нежелательных гостей. И метео тебе в минус.
«Так какого черта посылали одного и без поддержки», – усмехнулся капитан, перебрасывая шлемофон в люк.
Раньше, конечно, не позволил бы себе отключиться без разрешения, но теперь ему многое, если не все, можно. «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. А теперь меня надули и оказался я в Кабуле», – пропел «афганскую» песенку. Ту страну он изучал в училище по тактической подготовке не только по донесениям и картам, но и народному творчеству. Доизучался – и кому это оказалось надо? Пока при сравнении двух войн он видит, что за Гиндукушем воевали грамотнее, солдат берегли больше, к операциям готовились тщательнее. И спрос был жестче. По крайней мере, с офицеров требовался отчет по двум позициям: выполнение боевой задачи и наличие потерь. И командир, пусть хоть трижды показал себя героем, никаких наград не получал, ежели давал слишком много «двухсотых». До пяти человек – это уже считалось много. А тут…
Заскользил вдоль стены, перемещаясь к головной машине. Минуя третий или четвертый дом, вдруг услышал за кирпичным забором шепот:
– Эй, командир, сказать хочу.
Месяцев замер. На шепот не обернулся: тайны доверяют без свидетелей и изначально подразумевается, что их получатель не афиширует своего осведомителя.
– Это бандитка рожает. Ее муж в горах.
– И что теперь делать? Не помогать? – словно размышляя сам с собой, поинтересовался капитан.
– Они скоро тут будут. Уходите.
И, скорее всего, ушел сам – за кирпичной кладкой прошуршали шаги. Заскользил дальше и Месяцев. Доброжелатель, собственно, лишь подтвердил слова начальника штаба. В то же время, волков бояться – в Чечню не ходить. Взвод – это боевая единица, способная выполнить локальную задачу. Неужто бегать, как зайцам, от боевиков? Это они при появлении федеральных сил должны рассыпаться как тараканы от яркого света и замирать в своих щелях. Но ведь не замирают. Идут на боестолкновения. Несмотря на потери, накапливают силы. Кто первым дрогнет в таком противостоянии? И где найти золотую середину – выполнить задачу и сохранить людей? Свое лицо, в конце концов? Эх, как легко воевалось мужикам в Афгане!
– Что имеем? – поинтересовался у Алмазова, прилипшего с биноклем к броне.
– Вроде тихо. Слишком тихо.
«Тикать надо отсюда», – прочел капитан продолжение в глазах сержанта и усмехнулся. Все же заставили чеченцы бегать армию, заставили. Зачем тогда вообще вошли сюда? Или неуверенность сержанта от того, что он продолжает сравнивать его с прежним командиром и это сравнение явно не в пользу последнего взводного? Солдату на войне тогда страшно, когда нет безоговорочного доверия командиру. А тут, небось, все мысли о молодой жене…
– Что дома?
Алмазов отстранился, чтобы посмотреть на капитана: вы это серьезно спрашиваете? Здесь, под стволами боевиков?
– Как жена? Родители? – продолжал капитан, тоже присланяясь к броне и тем показывая, что вопрос не праздный и его в самом деле интересуют отпускные новости своего заместителя.
И оттого, что у Юрки впервые за службу в армии поинтересовались личной жизнью, которая и впрямь лежала в мыслях с самого края, на поверхности, – он вдруг заговорил сразу обо всем: о напившемся на свадьбе свидетеле, о сдохшем поросенке у соседей, о заготовке кедровых шишек, о безденежье и безработице в селе…
– А ты оставайся в армии, – Месяцев даже перестал всматриваться в улочку, чтобы его предложение не выглядело легкомысленным. Приподняв каску, протер под шапкой пот. Хорошо бы иметь на этот случай вязаные шапочки, да в полку они давно кончились, хоть за свои покупай. И время – еще только март, а уже жарко. Что ожидать летом, если вдруг эта бодяга не закончится? Но продолжил о мирной жизни: – Можно на контракт, можно прапорщиком, а потом и в военное училище. С орденом возьмут без проблем. И хоть какая-то перспектива в жизни появится.
Сержант повернул голову: как у вас, с печки на лавку? Капитан не отреагировал, отнеся случай с собой на неизбежные издержки при любом деле. Но сержант все равно остался благодарен ему. И вновь начал о дорогом и близком – о рыбалке на Енисее, охоте, богомолице теть Нюре, которой позволено дальше всех провожать за село уходящих в армию ребят, потому что рука для креста легкая. И еще бы понарассказал много чего деревенского и сибирского, если бы на связь не прорвался «Алфавит» – Аркаша Яровой, который ненароком загреб под свои инициалы все буквы от начала до конца. Искал комвзвода.
– Что у тебя? – сам вышел по внутренней связи на Ярового Месяцев. В этом плане «ромашка», прикрепленная к разгрузочному жилету, вполне устраивала: пусть и брала небольшое расстояние, но и весила не более кулька конфет.
– Кажись, ожила.
– Черт, – выругался Месяцев.
Грешно желать человеку смерти, но если Иваныч откачал роженицу, значит, задержится. А им еще в овраг, к цистернам. О зачистке можно уже забыть, но за мини-завод спросят как за нефтебазу…
– Остаешься на месте, я с «Сатурном-1» на окраину и обратно, – отдал распоряжение Яровому, больше не теряя ни мгновения.
Щелкнул над головой пальцами, призывая всех к вниманию. Фокус удался: разбросанные вдоль улицы десантники сначала замерли, потом вмиг оказались на броне, залепив ее свежими грязевыми подтеками. Ничего, отмоемся. Вернемся – и приведем себя в порядок.
– Точно? – подмигнул Буракову, вцепившемуся в Москвича. Вот уж сладкая парочка. И хорошо, что сержанты суют их во все дыры, пока не свистят пули. Лично он тоже за такую «дедовщину» в армии…
– Так точно, – безоговорочно согласились с капитаном оба, но взглядов от дороги не оторвали. И это тоже правильно: на войне не командиру в рот заглядывают, а противнику в глаза.
Ухая на скорости в затянутые жижей колдобины, БМД вырвалась из извилистого каменного лабиринта на простор. Чтобы тут же замереть перед резким спуском в овраг. Из склона, словно с борта корабля, торчали стволами огромного калибра три ржавые цистерны. Чуть ниже в саманном неказистом сарайчике тарахтел мотор, выкачивая нефть с трубопровода, проходившего в паре километров от селения. По дну оврага петлял ручей, изредка блестя на солнце упругой, разноцветной от бензиновых пятен, спиной.
Капитана удивляло в Чечне даже не то, как ловко доморощенные коммерсанты подсоединялись к магистрали и перерабатывали двумя горелками и тремя изгибами в системе трубопроводов нефть в бензин. Вопрос в другом: откуда могли появиться здесь такие огромные цистерны? На чем и как привезли их при жестких проверках на блокпостах, что разбросаны по всем дорогам? Или нынешняя война на Кавказе – всего лишь система взяток друг другу, как говорят все вокруг? Неужели армия и боевики выступают лишь в роли братков, обслуживающих противоборствующие группировки? Ох, как не хочется однажды вдруг осознать, что подставлял свою голову под пули не в войне за единство и интересы Отечества, а в личностных разборках криминальных авторитетов…
– Взрываем? – кивнул на заводик Алмазов.
Вне сомнения, но капитан все же медлил. Жахнуть из пушки или гранатомета по цистернам – и полыхнет так, что и докладывать о выполнении задания на базу не потребуется – сами увидят столб черного дыма. Овраг защитит от взрывной волны дома, но тысячи тонн вылившейся нефти пропитают землю и реку так, что лет пять точно овец на водопой и щипать травку сюда гонять не будут. Легче всего, не задумываясь, тупо выполнить приказ и заслужить благодарность, которая со временем поможет вернуться на должность командира роты. Но…что-то царапает душу, не хватает даже великоватого бронежилета, чтобы прикрыть ее от сомнений и вопросов. Неужто и впрямь после нас хоть потоп? Или выжженная земля? Даем право очередному миротворцу-депутату называть собственную армию сбродом убийц и поджигателей? И где четкие и конкретные приказы командира полка – как и что уничтожать?
Мeсяцев огляделся. На плоской крыше крайнего дома увидел мужчину: или хозяин завода, или сторож. В любом случае лицо заинтересованное. Тоже оценивает, на что окажутся способны федералы. Какой же ублюдок-журналист придумал такое определение, изначально несущее негатив, для армии собственной страны? Или так и задумывалось? Так хрен им на всю катушку.
– Сбегай, простучи бочки, – отдал приказ Алмазову.
Сержант, выдернув в напарники Буракова, спрыгнул на землю, вдвоем заскользили вниз, хватаясь за ветки кустарников. Оказавшись рядом с цистернами, лилипутики, начали простукивать ржавые металлические бока прикладами автоматов. По ответному гулу даже издалека капитан определил, что пустой оказалась самая дальняя емкость, указал на нее механику-водителю. Тот, заклинив правую гусеницу, довернул машину, открывая наводчику-оператору идеальный обзор для прицеливания.
– Эта пустая, – подтвердил издали сержант, и капитан махнул подчиненным: возвращайтесь.
Мужик на крыше, поняв, что произойдет дальше, затоптался на месте, нервно теребя в руках шляпу. Извиняй, дядьку, но придется отлипать от трубы, не твоя она. Халяву и впрямь пора закрывать. Для всех.
– Сначала сарай, – указал Месяцев наводчику на колченогий домик, где работал двигатель. На горизонте мелькнул всадник на белой туманной лошади. Значит, кому надо, тот видит его взвод как на ладони. Есть смысл прислушаться к замкомвзвода и если не тикать, то быстро выполнять задачу и удаляться. – Потом дальнюю бочку продырявь, возьми чуть ниже середины, – ни одним мускулом не выдав озабоченность, ровно закончил постановку боевой задачи.
Едва посыльные вскарабкались на броню, из жерла автоматической пушки со свистом вышел бронебойно-зажигательный патрон. На месте сараюшки взметнулся клуб из огня, дыма и щепок. Мужик на крыше вознес руки к небу, призывая небесные силы к отмщению, но капитан без промедления указал на вторую цель. Доморощенный коммерсант снова вознес за справедливостью руки к Аллаху.
Хотя что ему плакаться: восстановить двигатель и систему трубопроводов труда не составит, а взрывать наполненные нефтью и бензином цистерны Месяцев все же не стал. Кавалерийским наскоком подпалив один из сотни нефтяных фитилей, разгоревшихся по всей республике, проблему контрабанды не решишь. Да и не дело это войсковых частей. А если уж послали наводить порядок, то дайте право пригрозить хозяину завода пальчиком, положенным на спусковой крючок: еще раз моторчик затарахтит, в карманах или за щеками будешь носить украденное обратно на нефтебазу. После того, как отсидишь за воровство. Не дойдет  – конфисковать эту самую крышу, с которой он молит Аллаха о мщении. Логика войны в Чечне должна быть одна и для всех – восстанавливать законность, а не разжигать новую ненависть…
Механик-водитель уже разворачивал БМД к аулу передом, а к чадящему оврагу задом. Селение замерло. Забрызгивая все те же заборы новой грязью, вернулись в исходное положение. А вот теперь Иваныча на броню – и на базу. Пока не подошли те самые боевики, которые наверняка послали всадника передовым отрядом и не лег окончательно туман…
– Что у вас? – спросил капитан у выбежавшего на шум двигателя Ярового.
Тот недовольно пробурчал:
– Опять потеряла сознание. Откачивает.
Месяцев спрыгнул на землю, намереваясь самолично вмешаться. Вовремя сдержался – кто же его пустит на женскую половину мусульманского дома, да еще во время родов? Перевел взгляд на забор, из-за которого ему шептал неизвестный доброжелатель. Правду сказал насчет бандитского гнезда или сводил личные счеты с этой семьей? А если и не соврал, то как оторвать фельдшера от умирающей?
– Долго, – пробурчал себе под нос. Яровой, приняв сожаление на свой счет, виновато пожал плечами.
– К оврагу, – приказал капитан Алмазову, согревающему руки дыханием. Опасность, если появится, то со стороны, где замечен всадник. – Держишь этот фронт, Юра.
Война еще не начиналась, и, даст Бог, они ускользнут отсюда до подхода боевиков, но от последней фразы десантники на «бээмдэшке» напряглись. Москвич заерзал на башне, сползая с нее на плоское тело боевой машины, и Бураков задергался, выбирая, нырять ему внутрь БМД или остаться наверху. Даже Юра перебрал, как по грифу гитары, розовыми обмороженными пальцами по цевью автомата. Естественное стремление солдат в незнакомой местности при наличии опасности – находиться всем вместе, под присмотром друг у друга. А тут отрывают от основных сил, от связи со штабом и бросают держать целый фронт. Только в ответ на подобную психологию есть неизменная со времен царя Гороха тактика: чтобы уничтожить десант, надо собрать его вместе. На данный момент взвод как раз и зажат в одной улочке. Давай, Юра, вырывайся на простор, прикрывай слишком благородных. Черт бы его побрал, это благородство. А после зачистки сядем спокойно и ты подробнее расскажешь о Сибири…
Во дворе старик разносил в большом блюде чуреки – местные плоские лепешки, угощал солдат. Предлагал в пиалах и айран, но от кислого молока все отмахивались – оно хорошо на крепкий желудок и хмельную голову, лучше поосторожничать, чтобы не искать потом в чистом поле кустики. Увидев командира, хозяин вместе с десантниками замер. Именно от Месяцева зависело, останется ли фельдшер в доме или взвод попрыгает на машины и растворится в тумане. И когда капитан устало уселся на стопку давнего, тронутого зеленым мхом шифера, заторопился к нему.
– Что там? – отказавшись от угощения, кивнул на дверь капитан. Достал сигареты.
– Аллах вас к нам послал, – старик, прижав одной рукой блюдо к животу, вознес другую к небу. На пораненном указательном пальце черным пиратским флажком колыхнулся кончик от завязки.
«Послал нас комполка», – усмехнулся Месяцев, лишь бы не зацикливаться на сравнении с флагом.
– Плохо там, трудно, но врач ваш что-то…
Хозяина дома перебил раздавшийся детский крик. Старик уронил миску и осел рядом с капитаном. Заскорузлые пальцы вновь устремились к небу, но дотянулись лишь до глаз, из которых безудержно хлынули слезы.
– Внук, – прокричали для хозяина новость из открытого окна.
– Поздравляю, – улыбнулся старику Месяцев. – Теперь…
Однако на этот раз уже он не успел закончить фразу. А его, офицера, перебить на войне могли только выстрелы.

Повесть Николая ИВАНОВА «ЗАЧИСТКА»
опубликована в шестом выпуске журнала «ПОДВИГ» за 2016 год (ИЮНЬ)