Виктор СБИТНЕВ
ОДИНОКАЯ
Глава из повести
ПРЕДЛОЖЕНА АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ
Посвящаю другу моему Роману Иголю
Не было и пяти утра, когда Соньку разбудил стук оконных ставень. Она, кое-как продрав глаза, вдруг увидела почти перед собой нахальные зеленые глаза, рога и бороду. «Черт, – испугалась спросонья Сонька, – не зря под утро какая-то ворона приснилась. Нет, слава богу, не черт, однако Пантелеева коза. Надо же, с какого ранья она на промысел вышла. Небось такая ушлая не пропадет… даже с Пантелеем».
Сонька, прокашлявшись, встала, томно потягиваясь, прошлепала босыми ногами к комоду, по привычке открыла Ветхий Завет, но читать, как это водилось за ней прежде, с утра не стала.
Постояла над кожаным фолиантом просто так – как над ларчиком со старыми письмами от родных и знакомых. Осторожно закрыв Библию, подошла к приоткрытому козой окну и равнодушно заметила, что хитрое животное успело-таки откусить несколько веток выставленной на подоконник герани.
– Во собака какая! – с укоризной обозвала Сонька козу и кликнула Тузика, чтобы он спровадил животное куда-нибудь в поле. Сама она воспитывать чужую скотину не любила, да и не умела. Между тем своя скотина уже почуяла, что хозяйка на ногах, и обозначила неукротимое стремление к завтраку.
Сонька походя хватила кружку холодных сливок из погреба и, затянув какой-то затасканный яснополянской ребятней шлягер, бодро полетела в сени. Здесь, уже отозвавшись на нетерпеливое муканье Зорьки и непривычно нервный лай Тузика, Сонька ухватила старую дойницу с картошкой и хлебом, бодро шагнула к дощатой двери на двор и… накрылась какой-то жесткой железной шапкой, из которой сразу повалил густой черный дым, стремительно заполняя все ее внутреннее зрение.
Плотнея и становясь липким, он затем пополз от затылка к спине и по лбу – к гортани и далее – на грудь. Вскоре вдыхаемый кое-как воздух тоже превратился в дым и, забив бронхи, перекрыл дыхание.
Она очнулась на грязной циновке, которая ранней весной служила кухонной подстилкой Зорькиному теленку (предусмотрительная Сонька каждой весной забирала только что появившегося на свет теленка на теплую кухню). От заскорузлой материи половичка густо пахло мочой и коровьим молозивом.
Сонька попыталась приподняться, но сразу поняла, что крепко связана, сразу и по рукам, и по ногам. Затылок ее совершенно онемел то ли от полученного в сенцах удара, то ли от неудобного лежания на жестком полу. Тогда она попыталась осмотреться и поняла, что лежит на веранде, под окном в сад.
Кажется, на веранде никого не было, кроме нескольких назойливо бьющихся об оконные стекла ос да вялой красно-черной бабочки, которая уже никуда не стремилась, а, видимо, обреченно ждала своей естественной убыли… «Вот и я, – подумала, превозмогая головную боль, Сонька, – такая же увечная бабочка, которую кто-то, ловкий и отчаянный, взял и из темных, неясных соображений огрел чем-то тяжелым по беспечной башке». В это время дверь на веранду с грохотом отлетела от косяка, и через порог переступил хорошо знакомый Соньке Брок, который всегда был особенно назойлив и груб в своих домогательствах. Одет он был как-то странно: в зеленом камуфляже и высоких военных ботинках.
– Ну что, пад-ру-га? – Игриво растягивая слоги, проговорил он, низко наклоняясь и демонстративно подергивая головой. – Па-лад-дим, или как? Разведал я тут намедни, что у тебя приличные деньжата водятся. Мож, поделишься, а?
– Что тебе надо? – не без труда разлепила губы Сонька. – И зачем сразу по голове-то?
– А по голове для того, дар-ра-гая, шоб с ходу врубилась: мы – люди серьезные. Гони бабло – и мы валим. Посидишь в подвале до завтра, а потом мы звякнем, и соседка тебя отопрет. Врубилась? – резко склонился над связанной Сонькой Брок. – А начнешь нам пудрить мозги, оч-чень быстро пожалеешь. Мы тебя для начала в два смычка «сыграем», а потом – на дыбу. Там и расколешься.
– Ну и скот же ты, Брок! Ничего человеческого. Ничего я вам не скажу, лучше убейте сразу. – Сонька нервно дернула затекшим плечом, и следом за отлетевшей от ворота пуговицей на темный сатин рабочей блузки вывалилась белая шестиконечная звезда на такой же серебряной цепочке.
– Это кто ж – же тут у нас че-ло-вик? – заорал куда-то в комнату закамуфлированный Брок и, вновь низко наклонившись, рванул с Соньки звезду. – Слышь, Захар, эта... считает себя человеком, а нас с тобой, поди, такими же примерно свиньями, каких она растит в своем вонючем хлеву.
– Чичас я ие вылечу, Ндрюха, – отозвался из Сонькиной комнаты невидимый Захар и через мгновение уже стягивал с нее тонкие, с кружевом трусики. Потом он деловито разрезал на щиколотках веревку и, с силой разведя Соньке ноги, навалился на нее всей своей тяжелой, пропахшей потом тушей. От ерзающего и чавкающего Захара нещадно несло сивухой, чесноком и грязными носками.
Когда он, наконец, стал медленно отваливаться к стене, Соньку, как она ни старалась, ни сглатывала, вытошнило прямо на его волосатую потную грудь со свалявшимися, как у запущенной сельской бабы, титьками. После этого Соньку снова сильно ударили, и она вновь канула в густую дымовую завесу, успев напоследок обрадоваться тому, что теперь уж помрет наверняка…
Но ее вновь привел в чувство стук открываемых над головой рам.
Повесть Виктора СБИТНЕВА «ОДИНОКАЯ»
опубликована в журнале «ПОДВИГ» №9 за 2017 год (СЕНТЯБРЬ)
Сейчас на сайте 203 гостя и нет пользователей