Александр ЦЕХАНОВИЧ

РОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Избранные эпизоды

 

 

Привидение

Граф Антон Николаевичу поздоровался со следователем и тремя агентами, отворявшими ворота угрюмого дома с целью провести там ночь для окончательного разъяснения загадки таинственного привидения. Бесшумно вошли в дом. Было без десяти минут двенадцать.

– Не надо зажигать огня, – шепнул следователь. – Закройте свой фонарь! – обратился он к одному из агентов, что тот и поспешил исполнить.

После этого вся группа расположилась внизу у лестницы, в вестибюле, и Антон Николаевич, положив руку в карман, где находился револьвер, стал медленно подниматься по мраморным ступеням. Лунный свет, падающий из верхних окон, делал его силуэт похожим на тень.

В зале молодой человек сел в кресло, стоявшее около входных дверей, и задумался. В душе его не было страха. Напротив, он ощущал какую-то тоску, словно ему невыразимо жаль кого-то в этом угрюмом доме. Кругом царила гробовая тишина. Группа людей внизу, в вестибюле, тоже словно замерла.

Расчет следователя был таков, что присутствие лишних людей может испугать мистификаторов, и сеанс не удастся, тогда как осторожное появление одного человека в зале может только ободрить обманщиков.

В вестибюль не выходили никакие двери, исключая дверей верхней площадки и входных с улицы. Стены были гладкими и не имели ни одного отверстия, так что входивших туда людей никто из таинственных обитателей этого дома не мог видеть. Молодой граф и был той приманкой, на которую предполагаемые жильцы этого дома могли направить всю свою мистификаторскую деятельность.

После первого выстрела решено было не вбегать в залу, так как этот выстрел мог быть вызван просто галлюцинацией после долгого бдения. Антон Николаевич сидел неподвижно, как изваяние. Он вынул револьвер и положил его на колени, держа в руке. Где-то далеко, в крепости, часы пробили полночь. Унылые звуки «Коль славен…» как-то странно донеслись в пустую, мертвую залу.

Рука Антона Николаевича инстинктивно крепче сжала рукоятку револьвера. Это была минута наибольшего напряжения. Часы смолкли. Лунный свет пятнами лежал на паркете, неподвижно скрещивались острые и длинные тени. Ожидание делалось чрезвычайно томительным. Антон Николаевич почувствовал даже, что его клонит ко сну. Он сделал над собой усилие, вынул часы и повернул их циферблатом к окну. Стрелки показывали пять минут первого. Он положил часы в карман, тихо звякнув о дуло револьвера, и опять застыл. Тут уже он не мог дать себе отчета, сколько прошло времени.

Ему показалось даже, что он на минуту как бы задремал. Часы на этот раз показали без пяти минут час. Антон Николаевич уже хотел встать и сообщить группе, притаившейся у входа в вестибюль, что ожидание может оказаться напрасным, но в это время шорох в противоположных дверях удержал его на месте.

На пороге стояло привидение. Он узнал его, это была та фигура, которую он видел в окне. Грациозный силуэт, как бы не замечая его, беззвучно двинулся к окну. Трепет пробежал по телу молодого графа.

– Стой!.. Кто ты?! – воскликнул Крушинский.

Видение шелохнулось и как бы застыло. Граф видел, как замерли складки белой ткани, при лунном свете похожие на одежду мраморного изваяния.

– Я выстрелю, если ты двинешься с места, – проговорил он и сделал несколько шагов.

Привидение шелохнулось и так же беззвучно стало пятиться к двери.

– Стой! Или, клянусь, я выстрелю. Видишь револьвер, стой! Если в тебе есть хоть капля благоразумия!

Привидение продолжало двигаться назад, не обращая никакого внимания на слова. Достаточно приблизившись, Антон Николаевич содрогнулся вновь, когда увидел ужасное лицо привидения. Это был череп. Блеск месяца ясно освещал его впадины.

Рука с поднятым револьвером дрогнула, и раздался выстрел. Залу и пустые комнаты огласил раздирающий душу женский крик. Видение рухнуло и белой массой осталось неподвижно лежать на пороге. Крушинский бросился к нему, но следователь и агенты, вбежав в залу, опередили его, сверкая фонарями. Вся группа столпилась около бесформенной белой массы, и агенты начали разворачивать ткани. Это были простыни, под покровом которых обнаружилась стройная фигура девушки. Череп оказался грубой маской, а под ним было бледное личико необычайной красоты. Несчастная была ранена в грудь и подавала очень слабые признаки жизни.

– Я убил ее? – в ужасе пробормотал Антон Николаевич.

– Что же делать, – ответил следователь, – по закону вы правы, тем более что мы были свидетелями ваших троекратных предупреждений.

– О, я не выстрелил бы, если бы у меня не дрогнула рука!

– Успокойтесь, граф, вы не виноваты, вы нам оказали услугу. Эта находка наведет следствие на истинный путь. Да, наконец, смотрите, рана боковая, в стороне от легкого и сердца. Это не смертельно.

Молодой человек хрустнул заломленными пальцами и отошел к тому самому окну, у которого только что стояло «привидение». Отсюда были видны его окна.

Он вспомнил белую фигуру, чудный профиль и с мольбой поднятые руки. Да, это была она; заглянув в лицо раненной, он узнал, казалось, то лицо, которое видел у окна. И тут только он понял, как близко сердцу это лицо. Ему было все равно, кто бы ни была она: святая или преступница, жертва или угнетательница. Он любил это личико с тех самых пор, как разглядел его при лунном свете.

Вот, гулко шаркая по паркету, следователь и агенты понесли ее к выходу. Он бросился за ними, крича:

– Голову, голову поддержите!

И действительно, голова несчастной с распущенными волосами, далеко откинувшись назад, бессильно болталась с выражением боли и муки на милом, почти детском личике.

 

В святилище скупца

Лошадка Ивана Трофимовича бойко взрывала снег. 

Проехав несколько людных улиц Петербургской стороны, Иван Трофимович понесся опять по окраинным глухим переулкам и в конце концов заехал в самую глушь. Сюда же одним концом выходил и Пустоозерный переулок.

«Угрюмый дом» виднелся задним фасадом. Иван Трофимович мелькнул мимо переулка и дома, черным пятном скользнул по белоснежной скатерти поля и скрылся в лесу. Он не заметил даже, когда проезжал мимо Пустоозерного, что у стены одного из деревянных домишек, в районе черной тени, отбрасываемой кровлей, прижались две фигуры.

Из лесу он вернулся пешком, подошел к задней стене нужного дома, огляделся кругом, и с ловкостью кошки полез вверх, хватаясь за уступы обвалившихся кирпичей, ежеминутно рискуя упасть вниз и размозжить себе голову. Но тем не менее этого не случилось.

Несмотря на некоторую тучность, Иван Трофимович проделал свой маневр с замечательной ловкостью и исчез в слуховом окне. Войдя на чердак, Иван Трофимович отдышался и припал к полу. Тут он долго искал что-то в песке и стружках, наконец нашел, нажал какую-то кнопку, и показалась глубокая расщелина, ранее прикрытая гладко обтесанным громадным камнем. Под ним обнаружилось помещение не больше сажени в квадрате, стены которого представляли такие же гладко отесанные камни. В отверстии показался свет, при слабом блеске которого можно было разглядеть странную женскую фигуру, сидящую в углу на корточках около тюфяка и глиняной миски, стоявшей в соседстве с куском черного хлеба.

При виде влезающего сверху Ивана Трофимовича девушка задрожала и, подняв свое бледное личико, устремила на него испуганные, умоляющие глаза. Не обращая на нее внимания, Иван Трофимович подошел к сундучку, стоящему в углу, отворил его ключом, который висел вместе с шейной цепочкой у него на груди, и принялся считать содержимое.

Сундучок заключал в себе несметные богатства. Сверкали бриллианты, золото, там были и крупные кредитные билеты, связанные в тугие пачки. Насладившись видом всего этого, Иван Трофимович взял из другого угла какое-то белое одеяние и маску, изображающую череп, и знаком подозвал к себе девушку.

Она беспрекословно повиновалась, как животное, как автомат, который тронули за пружину. Иван Трофимович принялся наряжать ее. Надел ей маску, задрапировал полотняной тканью и снова сделал безмолвный знак. Девушка поняла его и молча стала карабкаться по маленькой лестнице, ведущей вверх. Это и было  «ПРИВИДЕНИЕ».

Оставшись один, Иван Трофимович принял выжидательную позу, потом потушил лампочку, горевшую в углу, приподнялся на несколько ступенек и, высунув голову в щель, образованную отодвинутой половицей, чутко прислушался.

– Пусть следователи похрабрятся, пусть! Она их напугает славно… Забудут, как следствие наводить!.. Но, однако, надо сегодня уже унести отсюда этот сундук, а ее можно и прикончить. Что-то уж мои парни больно подозрительны стали. В особенности Серьга да Баклага, чего доброго, пожалуй, выследят. Ох, сегодня, как только следователи удерут, большая предстоит работа. Сундук-то очень тяжел.

Вдруг раздался оглушительный выстрел. Он раскатисто отозвался по всему дому. Зазубрин вздрогнул, юркнул вниз и произвел в углу сложную манипуляцию, после чего камень и доски сами собой легли на прежнее место, и только дождь опилок посыпался внутрь каменного мешка. Он опять зажег лампочку, и дьявольская улыбка блеснула на его лице. С этой улыбкой он сел на крышку сундука и принялся ждать.

Ни один звук уже не доходил до него, да ему и не надо было никаких звуков. Он решился выждать ровно два часа и затем скинуть сундучок вниз через слуховое окно.

Он занялся осмотром и решил, что сундук так прочен, что, кинь его хоть с Исаакиевского собора, он выдержит падение, и если повредится, то очень немного, потому что весь сплошь отлит из железа.

– Трудненько только поднять будет. Ну, слава богу, Господь силой не обидел.

 

Каменная могила

Как только промелькнули санки Ивана Трофимовича мимо дома, под крышу которого спрятались два человека, эти последние вышли в полосу света и оказались Серьгой и Баклагой; они вели между собой третьего, едва доходившего гиганту до колена, а низкорослому Серьге до бедра. Это был карлик Жучок.

– Ишь, прокатил! – злобно сказал Серьга. – Думает, верно, и нас прокатить. Хорошо, что пошли, а то бы так и поверили ему, что он поедет к своей девице Геське. Вот оно в чем штука. Ну, батюшка, накроем тебя… Видишь, Баклага, не прав ли я был, говоря, что он сам укрыл деньги?

– А черт его знает, укрыл он или нет, – флегматично ответил гигант.

– Не черт, а я знаю. Вот ты увидишь, что моя правда.

– Увидим! – буркнул Баклага и поправил на плече какой-то гигантский сверток из веревок, по некоторым деталям похожий на веревочную лестницу.

Она предназначалась для карлика. Жучок прекрасно знал свое назначение и уже не один раз доставлял своим повелителям возможность обделать такое дельце, которое потом казалось следствию чуть ли не сверхъестественным. Дойдя до угла Пустоозерного переулка, Серьга сделал знак Баклаге, чтобы тот остановился и придержал Жучка. До чуткого слуха мошенника донесся подозрительный шум. Он снял фуражку и глянул за угол.

Это было в тот самый момент, когда следователь, Крушинский и два агента выносили из дома раненное «привидение», а третий агент побежал вперед за отрядом, чтобы произвести в доме еще один обыск.

Серьга застыл, не шевелились и Баклага с Жучком. Вот Серьга увидел, что навстречу процессии, несшей раненную девушку, выдвинулся целый отряд, в котором был и полицейский, стоявший на противоположном углу, там, куда выходил на две стороны угрюмый дом. Все вошли внутрь.

– Стой, надо подождать. Там что-то случилось, – повернувшись к Баклаге, шепнул он. – Там кого-то вынесли.

– Что же, так и стоять?

– Экий черт, так в лапы полиции и лезет! – злобно прошипел Серьга.

Баклага замер. Стоять, однако, пришлось долго. Прошло около часа, прежде чем снова раздался шум. Серьга опять высунулся и сообщил шепотом:

– Уходят… ушли! Ворота припечатывают. Вот-то дураки, да какой же такой герцог будет выезжать сквозь ворота… Ну, идем, Баклага, теперь можно!

Приятели двинулись. Они обошли дом полем, так же, как и Иван Трофимович, и направились к тому же месту, где влез и тот, потому что оно им было тоже известно.

Но оставим пока их и вернемся к узнику в каменном мешке.

Иван Трофимович сидел и выжидал положенное время. Он едва слышал, как бегали над его головой агенты. Их шаги сквозь эту каменную оболочку уподоблялись самому легкому мышиному шороху. Наконец все смолкло. Осталось просидеть еще полчаса, и тогда дело будет сделано. Он навек простится и с этим каменным тайником, и с угрюмым домом. Надо избрать другое место для своего тайника.

«А девчонку, верно, поймали», – подумал Иван Трофимович и улыбнулся, шепнув:

– Ну да она немного им наболтает.

Он вынул часы и решил, что пора. Встал и начал проделывать те же сложные манипуляции, что и тогда, когда закрывал камень. Он нажимал одновременно в двух местах какие-то едва приметные пятнышки, казавшиеся в мраморе естественными точками. Потом нажал плечом одну стенку, далее сделал еще что-то, и тогда только верхний камень дрогнул, движимый  невидимым рычагом.

Устройство этого каменного чулана походило на конструкцию деревянных коробок, обладающих разными секретами, выделкой которых щеголяют наши кустари. Нужно найти какую-нибудь тщательно замаскированную кнопку, выдвинуть ее, потом поставить ящик вверх дном, встряхнуть три раза, и так далее. Словом, не зная секрета, открыть устройство нельзя. Но секрет был знаком Ивану Трофимовичу в совершенстве, и вскоре открылась щель, достаточная, чтобы выйти.

Он и сделал это, но каков же был его ужас, когда, одновременно с появлением его головы на поверхность, кто-то навалился на нее, ударил каблуком, и он вместе с навалившейся массой упал назад. Он не мог еще ничего разобрать, но смутно сознавал, что это преследователи, должно быть, агенты.

И вот в эту критическую минуту он придумал адский план. Захотел купить теперь свою свободу, объявив преследователям, что без клятвенного обещания отпустить его никто не выйдет отсюда, и для этого он впопыхах и в потемках (лампа была потушена) поспешно нажал кнопку. Над головой его раздался знакомый стук, возвещавший, что отверстие закрыто, и открыть его уже не может никто в мире, кроме него самого. Но в это же время в руках одного из двух навалившихся людей блеснул фонарь.

– Баклага! Серьга! – воскликнул Иван Трофимович, но увесистый удар топором рассек ему голову до плеча, и он грохнулся на пол, заливая его кровью.

– Хорошо! – сказал Серьга, как бы одобряя адский удар Баклаги.

– А вот и сундук!

И оба бросились к нему. Лица мошенников сияли безумной радостью. Громадное богатство действительно представляло из себя пленительную картину.

– Ох, да как он тяжел, – приподнимая сундук за ручку, сказал Серьга, – с ним и не выберешься отсюда.

– Да зачем нам он? Мы все возьмем в карманы.

– Все? Разве вот сюртук или пальто его взять, – отозвался Серьга, задумчиво глядя на труп, – только и этого нельзя, ишь, как кровь-то хлещет. Эко ты саданул его!

– А посмотри по дому, не найдется ли во что упрятать поудобнее.

– И то правда! – отозвался Серьга. – Ишь ты, как поумнел.

Но сказав это, Серьга и рот разинул:

– А как же выйти-то?

Пол, стены и потолок были одного цвета, и нигде ни щелочки, не говоря уже о затворе или ручке.

– Слушай, Баклага! Да мы в западне! – взревел он.

Баклага не сразу понял, в чем дело. Но когда Серьга начал метаться и шарить по стенам дрожащими корявыми руками, казалось, сознание проснулось и в нем.

Он вскочил на вторую ступень лестницы, уперся в потолок руками, напружинился, лицо его налилось кровью, мускулы голых волосатых рук тоже, но потолок не шелохнулся. Только подломились и рухнули обе ступеньки, и гигант повалился прямо на труп, весь в крови.

Дикое рычание вырвалось у него из груди, и он, как и Серьга, заметался по всем углам, но тщетно. Ключ от каменной могилы был в разбрызганном на полу мозгу мертвеца. Не станем более описывать ужасов этого страшного положения, они и без того понятны; вернемся к дальнейшему рассказу.

 

Чертово дело

Раненную отправили в приемный покой медицинской части для оказания первой помощи. При этом, идя за девушкой, которую несли агенты, следователь мысленно торжествовал. Ему грезилось уже повышение по службе, которое последует после того, как он один распутает гордиев узел этого поистине чертова дела. Ему казалось, что несущие идут чересчур медленно, и он беспрестанно окликал их, чтобы шли скорее, мотивируя свое приказание состоянием раненной.

– Теперь ключ у нас в руках! – радостно говорил он Крушинскому, шедшему с ним рядом, не обращая внимания на вид молодого человека, далеко не соответствующий всеобщему радостному настроению.

Наконец девушку принесли в «покой» и положили, по обыкновению, на черный клеенчатый диван. По случаю позднего времени комнату тускло освещала только одна чадящая настенная лампа. Дежурный врач, поднятый со сна, тоже заставил себя ждать, по мнению Суркова, чересчур долго. В этот промежуток времени последний то и дело подходил к раненной, наклонялся над ней и шептал Антону Николаевичу:

– Она дышит сильнее… Сейчас… сейчас откроет глаза!

Вошел доктор, заспанный долговязый человек в золотых очках, с физиономией, именуемой обычно бурсацкой. Он сумрачно поклонился следователю и  приступил к осмотру больной.

– Рана не смертельна! – отрезал он хриплым голосом и, откашлявшись, прибавил: – Она уже в памяти, но я замечаю у больной нечто другое. Она хочет сказать что-то, и не может… Видите, господин следователь, она водит глазами и напрасно открывает губы?

– Как ваше имя? – обратился к ней следователь.

Девушка только взглянула на него своими чудными выразительными глазами и издала звук, заставивший Суркова отойти и плюнуть.

– Она немая! – сказал он с озлоблением

– Может быть, и так, – отозвался доктор.

 

Эпизоды Александра ЦЕХАНОВИЧА «РОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ»

опубликованы в журнале «Детективы «СМ» (выходит в октябре)