Владимир ЕВДОКИМОВ
ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА

Отрывок из повести
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

В подмосковных городах в пятницу есть такое вечернее время, когда звуки усиливаются, и спектр их становится стандартным: в соседнем доме громыхает стереоустановка, в кустах грозно орет пьяный мужик или страдает пьяная баба, визжит резина автомобильных колес на площади, где тренируются любители фигурного вождения, трещат вдруг петарды и глухо разрываются между домами, непонятно что ухает вдали с железным грохотом, еще дальше шумит шоссе: все могут усовершенствовать производители автомобилей, только шум трения колес об асфальт им не подвластен...
 Чай Гриша заварил заново, разлил и сказал:
 – Ну, Коля, теперь учи меня жить. Есть идеи?
 – Есть. Вот, представь себе: нашел бы ты где-то под Москвой штемпель для чеканки арабских дирхемов. Как бы ты объяснил эту необычную находку?
 – Под Москвой? Этого быть не может! Где арабы, а где Москва?
 – Гипотетически, Гриша, гипотетически. Я имею в виду реакцию ученого мира. Археологического. А ты бы к тому и монеты нашел, десяток-другой этих самых дирхемов. Там же. Такой, вот, ты везунчик оказался, сенсацию сотворил.  Как бы выкрутился? Что бы ты сказал корифеям? И что бы  сказали корифеи, если дирхемы чеканили арабы, а под Москвой арабов не было и нет? Кто, кстати, у вас главный по дирхемам?
 – Ну, Пушкина корифей. Из МГУ. Она Гнёздово копает. Да она б меня загрызла!
 – Верно. Потому что мысленно ты еще не вышел на оперативный простор, а вот я – вышел. Со мной она бы согласилась.
 – Как?
 – А я бы сказал ей, что обнаружил штемпель для чеканки фальшивых арабских дирхемов! Как тебе такой тезис?
 Испытующе вглядываясь в глаза Исаева, Гриша замер, держа чашку чаю в пальцах правой руки. Потом поднял ей на подмогу левую. Дыша носом, шумно и грубо, спросил:
 – А монеты? Ты сказал, что нашел как бы и монеты? Они же настоящие!
 – Эти ее слова, это я про Пушкину. Если бы она так спросила, я бы объяснил тем, что в этом месте располагался в десятом – двенадцатом веке или в тринадцатом, ты поправь, если я ошибаюсь, подпольный монетный двор, где чеканились фальшивые арабские дирхемы.
 – Но монеты же настоящие!
 – Нет, фальшивые! Просто они ничем не отличаются от настоящих.
 – Ты, ну, сам понимаешь, что говоришь?
 – Да.
 – Что – да? Что ты меня дуришь-то?
 Гриша сам мало что понимал, тем более что слова Коля произносил складно, и слова те были сколь неожиданные, столь и правдоподобные. И ему, наверное, тоже пора переходить на подобные речи, но как?
 – Зачем, Гриша? Вот я бы, честно глядя Пушкиной в глаза, сказал так: «Обнаружен штемпель для чеканки фальшивых дирхемов. И несколько фальшивых монет, уже отчеканенных, также были найдены неподалеку. По виду и содержанию серебра они ничем не отличаются от настоящих». Вот что я бы сказал. И тогда Пушкина сразу бы подумала про меня, что такой парень толковый перед ней, такой археолог, что просто ума палата, то есть перспективный, а, значит, его надо немедленно брать под свое крыло.
 – А я-то...
 – А Гришу Суходольского, который двух слов грамотно связать не может, непременно загрызть.
 – Ну ты совсем уже заврался. Как настоящие монеты можно объявить фальшивыми?
 – Легко. А наоборот еще легче.
 – Чего-чего?
 – Вот недавно у какого-то таможенного начальника при обыске нашли штук десять царских золотых десятирублевиков. Так прямо и указывалось в «новостях» – «реплик». То есть, кто-то сейчас отчеканил эти монеты. А по виду они – натуральные царские золотые. И цена им соответствующая.
 – Реплики не фальшивки. В них всегда добавляют признак, значок какой-нибудь, он их отличает...
 – Это если на монетном дворе чеканят, то добавляют признак. А если чеканят подпольно, то не добавляют. Тебе Саня-то не зря про гараж сказал. Изготовленная в гараже монета, конечно, фальшивая. Но если ее внешний вид,  содержание золота или серебра соответствуют настоящей и если поместить ее, например, в могилу генерала, в восемнадцатом году расстрелянного, и найти ее там через сто лет после расстрела, то она автоматически станет настоящей.
 – То есть как – поместить? Кто поместит, когда? Да ты что?
 – Смутные времена для этого и существуют. Во время Гражданской войны на какой-нибудь станции Транссибирской железной дороги, в Смоленской области, во время немецкой оккупации, или в девяносто третьем году, в подвале старого московского дома в Лефортове. Да мало ли...
 – Археология-то тут при чем?
 – Через археологов и запускаются в обиход всевозможные древности. Во всяком случае, мимо них они не проходят.
 – Да ты что говоришь-то?
 Гриша недоумевал, морщился и пристально вглядывался в лицо Коли, а тот невозмутимо продолжал:
 – Не сразу, конечно, там много фильтров. Разных...
 – Да зачем же они нужны?
 – Для начала деньги, Гриша, деньги! Древности можно продать и получить за это реальные деньги. Для этого нужен рынок, покупатели. А деньги растут на человеческих страстях и пороках! Вот, допустим, у одного нумизмата есть редкая монета, а у другого нет. И тогда первый над вторым смеется. Смеется и пальцем на него показывает. Он тщеславен, спесив, он ощущает и показывает свое превосходство, не стесняется. А другой стыдится и стремится такую же монету где-то приобрести, да к ней еще одну, какой-нибудь редчайший экземпляр, уникум. Вот он приобрел, и изменилась ситуация. Теперь другой имеет превосходство, теперь он надувает щеки и смеется над первым, пальцем на него показывает и нумизматом обзывает несчастным.
 – Коля, это ты мне про детский сад рассказываешь или про взрослых людей?
 – А какая разница?
 – Время же идет, Колян, взрослые люди, другие заботы...
 – Гриня, люди не меняются. Они всегда дети, ты на рожи не гляди. Вот, скажи, как ты научился играть в карты?
 – Да ладно тебе, какие еще карты?
 – Игральные.
 – Ну, сестра научила.
 – С чего начала?
 – Ну, объяснила старшинство, масти. Потом мы с ней в «пьяницу» играли, чтобы знания закрепить.
 – Вы были дети. А теперь вспомни, как нас в школе водили в наш драмтеатр? Мы тогда Лермонтова проходили...
 – И что?
 – А то, что смотрели мы спектакль под названием «Маскарад», а начиналось там действие с игры в карты. Картежники были взрослые люди и играли в «фараон».
 – Что такое «фараон»?
 – А это, Гриня, такая карточная игра на основе «пьяницы». То есть то же самое, что и «пьяница», только условий разных больше, и они строже. Вспоминай, там, в «Маскараде», офицер чуть не застрелился из-за проигрыша, по-взрослому уже, не по-детски! В смысле, ты с сестрой на щелбаны, наверняка играл, а они – на большие деньги. Вот в чем разница. А так – одно и то же. Ты из-за проигрыша в «пьяницу» стрелялся?
 – Точно в «фараон»?
 – Это Федюня мне глаза раскрывал, в школе еще, он в картах рубит хорошо.
 – Ну и что?
 – А то, что коллекционирование – это страсть. Она забирает человека. Поглощает. Полностью. Люди с ума сходят, готовы все отдать за монету. За почтовую марку или картину, статуэтку, да мало ли. Плюс вложение капитала. У богатенького буратины деньги некуда девать, он боится, что отнимут, потеряет, что инфляция, а тут – выгодно. И он бежит и покупает что-нибудь такое, что ему скажут знатоки. Предметы искусства, старинные книги, монеты и так далее со временем только растут в цене. Да плюс к тому всякая эстетствующая сволочь организует общественное мнение. Гриня, это же целый мир – загадочный, азартный и, главное, алчный.
 – Ну ладно. Это, ты сказал, для начала. А потом?
 – Потом – система, сеть, круг. Стабильный, управляемый и совершенный, да. В нем реализуются возможности для взаимопомощи...
 – А штемпель здесь при чем?..

Повесть Владимира ЕВДОКИМОВА «ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА»

опубликована в журнале «ПОДВИГ» №09-2019 (выходит в СЕНТЯБРЕ)