Валерий ГУСЕВ
ТУГОЙ УЗЕЛ
(Из личного архива ветерана МУРа)

Отрывок из повести
Адаптирован для публикации на сайте

Стали в столице пропадать люди. Иные, правда, пропадали не без следа – их трупы случайно находили в разных местах, в рогожных кулях, ловко связанных по рукам и ногам, с виском, пробитым чем-то тупым и тяжелым. Обескровленных к тому же. Раздетых догола.
Взялись мы за это дело… К тому времени наш МУР уже немного окреп. Появилась у нас кое-какая техника, фотоаппараты, гильзотека начала формироваться, учет происшествий наладился. С транспортом стало полегче, лаборатории заработали, научный кабинет. Но главное – уже был опыт. Частью взятый от прежних сыскарей – от тех, кто предпочел воевать с бандитами, а не с советской властью, частью оперативно наработанный. Создались кое-какие необходимые методики, велась постоянная учеба. Литература специальная издавалась. Правда, новой было еще маловато, в основном – переработанные пособия царской полиции.
И, надо сказать, розыск убийцы был проведен не так быстро, как хотелось бы, но методично и профессионально грамотно.
Но поначалу обстановка с этим делом становилась все напряженнее и тревожней. Москва, естественно, содрогалась жуткими слухами. Тем более, что преступность в столице убывала нехотя, отчаянно сопротивляясь, злобно огрызаясь револьверной стрельбой и ножевыми ударами.
А трупы в рогожных мешках находили регулярно. Иные были просто брошены (чаще всего на пустырях и в развалинах), иные были чуть прикопаны, иные прибивало к берегам Москва-реки. А некоторые (уже после задержания Комарова найденные по его признаниям) были старательно закопаны.

Хитрый узел
К тому времени, когда начался усиленный розыск, обнаруженных было уже девятнадцать. Да еще и поступили новые заявления об исчезновении людей.
На очередном утреннем совещании начальник оглядел нас и сочувственно вздохнул, мол, загоняла вас работка.
– Сейчас, ребятки, я вам послабку сделаю.
– Выходной дадите? – тут же врезался Алешка Ефимов. Он самый молодой у нас был и самый языкастый, но ему по веселому характеру и молодости многие шуточки с рук сходили.
– Выходной будет, когда этого Сыча кровавого под расстрел подведем. А сейчас смотреть и слушать вот сюда.
Иван Николаевич подошел к карте Москвы, что висела у него промеж окон, и стал показывать тупым концом своего любимого красного карандаша.
По всей карте разбросаны красные крестики, обведенные кружочками.
– Поясняю. Это местонахождение трупов. А теперь вот так! – Иван Николаевич поочередно крестики в кружочках соединил жирной красной линией.
И получился почти ровный круг!
– Замоскворечье! – выдохнул кто-то. – Вот где он засел, злобный Сыч.
– Шаболовка, – уточнил начальник. – Все силы в этот круг бросаем!
– Иван Николаевич, – встал Жуков, – у нас еще деталь обнаружилась. Один из трупов был обмотан по голове детской пеленкой.
– Что же мы имеем к портрету? Немало. Мужик крупный и крепкий. Проживает в районе Шаболовки. По рабочей специальности, скорее всего, извозчик или ломовик. Имеет жену в белом с горошком платочке и малого ребенка. Илья Яковлевич, ты что нам скажешь?
Эксперт Гольдман кашлянул в ладонь, поправил очки.
– Я могу только нашим агентам еще одну задачу обрисовать. Ищите, братцы, узел.
Все трупы были увязаны, если так можно сказать, профессионально. Не совсем обычным узлом. К тому времени у нас в камере вещдоков уже имелись образцы всевозможных профессиональных вязок. Узлы морские, узлы стропальщиков, кровельщиков, циркачей и другие – они ведь все, как визитные карточки.
– Так вот, товарищи агенты, такой характерной вязки, которую использует убийца, в нашей коллекции не имеется.
Гольдман еще раз поправил очки и добавил:
– Разрубите этот узел, найдете злодея безошибочно.
Так-то оно так. Да не совсем.
Ефимову эксперты сделали образец узла, и он пошел с ним сперва по извозчикам. Все они узлу дивились, хвалили, но качали головами и трясли бородами – мол, нам такой не ведом и не нужен – замысловат.
– Да ты, паренек, Михеича попытай. Только он и подскажет.
Точно сказано: кто ищет, тот найдет. Пожилой, ежели и не старый, извозчик по прозванию Михеич радостно признал:
– Мой узел! Супонь вот так затягиваю. Узел добрый – и вяжется легко, и держит ладно, и распустить его, я извиняюсь, как пукнуть. По Москве я один такой узел знаю!
Хвалился мужик, а Лешка уже в кармане наган щупал.
– Ладно, Михеич. Отвези-ка меня в МУР. Знаешь, где он?
– Как не знать. Сколько раз туда и агентов возил, и бандитов доставлял. Поехали, дорогой товарищ.

В кабинете начальника Михеич сильно разобиделся на Лешку.
– Ты гляди, парнишка такой приветливый, а заманил. Нет чтобы без всяких финтиклюшек – так, мол, и так. Как жигана доставил!
– Разберемся, накажем, – привычно успокоил его Иван Николаевич. – Ефимов, ну-ка чайку задержанному организуй. А мы пока с ним побеседуем. Так… Как звать-величать?
– Петр Михеев Огурцов.
– Женат?
– Вдовый.
– Дети есть?
– Двое сынов. Старший в Красной армии служит, меньшой на заводе кузнецом.
Михеич со вкусом пил чай и с удовольствием поддерживал разговор.
– Проживаешь, значит, в Марьиной Роще? Ну, хорошо, Петр Михеич. Распишись вот здесь. Прими извинения. Работа наша внимания требует.
– Ладно, мы с понятием. – Отставил пустой стакан. – А парнишку свово не наказывай. Больно приветливый, сердца не держу на него.
– Значит, Петр Михеич, ты один на всю Москву такой узел знаешь?
Что-то мелькнуло в глазах Михеича под густыми бровями. Но не задержалось –  вглубь ушло.
– Не сомневайся, начальник. Никто боле так не вяжет.
Проводив Михеича, Ефимов вернулся в кабинет.
– Что-то он своим узлом, – сказал, – как орденом хвалится.
– У каждого своя гордость, Леша. Знавал я одного мужичка, хлипкий, никуда не годный, а гордился, что голой ладонью трехдюймовый гвоздь по шляпку вбивал. – Иван Николаевич помолчал. – Ты вот что, кого-нибудь из ребят попроси за ним приглядеть. И дом его в Марьиной Роще пусть посмотрит, и вокруг дома. Ты-то уж ему пригляделся, – усмехнулся. – Приветливый.
– Сомневаетесь, Иван Николаич?
– Сомневаюсь. Только не в том, что ты думаешь. Сдается мне, мы с этим Михеичем еще свидимся.

Почему так говорят: как в воду глядел? От колдовства, что ли? Что там в воде увидишь? Хотя, смотря какая вода, и кто в нее поглядывает…
Не ошибся Иван Николаевич. Вскоре заявился смущенный Михеич с повинной.
– Однако, товарищ начальник, вина за мной. Гордость одолела.
– Чем помочь?
– Дело такое, ты уж не серчай. Расхвастался я на старости лет, как петух на заборе. Не я один этот узел знаю. Васька Петров тоже его вяжет.
– Извозчик? – насторожился Иван Николаевич.
– Да какой он извозчик! Перво дело – никогда с седоком не рядится. Очередь свою пропускает. Да и пьет без меры. Но скуп. Чтоб товарища угостить – нет у него такого завода. И все у него смешки. А под хмельком зол и буен.
– Семейный?
– Баба есть у него, ребенок малой, грудной ишо.
– А где он стоит?
– Чаще всего на Сенной. Или на Тишинке.
Вот, кажется, и сжался круг до малой точки.
И стали мы, как говорится, этого Ваську Петрова (который Комаровым оказался) окружать. Изучили все его связи – родственные и деловые, взяли под наблюдение дом, осторожно опросили извозчиков, которые так или иначе с ним общались. Установили, что его жена часто сбывает на рынках и толкучках поношенные мужские одежки.
И все яснее становилось, что этот Комаров и есть кровавый ночной Сыч. 

Неожиданный мужик
Задержание Комарова не совсем гладко прошло. Неожиданный он мужик оказался. Мы вполне серьезно подготовились, дом окружили, постучали в дверь. А он в окно выпрыгнул и помчался дворами. Да так помчался, что наши его догнать не смогли.
Правда, взяли его очень скоро. Все его знакомства и родню уже знали, задержали его у свояченицы, через два часа.
Он нас и тут удивил. Вот ведь натура у злодея. Когда за ним пришли, что он делал, как вы думаете? Под кроватью прятался? Водку со страху пил? Отмывал окровавленные руки? Да нет – он повинную явку писал. На снисхождение надеялся. Тридцать пять душ загубил – и думал, что ему это простят.
Впрочем, когда я уже сам опыта набрался, твердо усвоил: какой бы умный преступник ни был, все одно в чем-то глуп. Особенно в главном. Ведь каждый преступник знает, что рано или поздно он попадется, и его либо посадят за колючий забор, либо поставят к стенке. А он все равно ворует, грабит, убивает – на авось. Большей человеческой глупости на свете, пожалуй, и нет.
Пока Комаров бегал, мы его дом обыскали. Ко многому, конечно, были внутренне готовы, но едва не оторопели. Даже закаленные старшие товарищи.
Кладовка. В ней цинковое корыто, полное свежей крови. Рядом обнаженный обескровленный труп мужчины, связанный знакомыми нам узлами (в вещдоках потом эти узлы обозначались бирочками «Узел Комарова»), приготовленный к упаковке в мешок и к вывозу из дома. Кровь всюду – на полу, на стенах, застарелая и свежая. На табуретке – топорик, несколько ножей, тяжелый молоток. Запах…
Многое впоследствии довелось и повидать, и пережить. Но до сей поры так и не дано мне понять, что за существо такое этот Комаров.

Но вот, наконец, суд.
Предстал перед судьями пожилой обыкновенный человек, лицо неприятное, но не зверское, и нет в нем никаких признаков вырождения.
Но вот когда это создание заговорило, и в особенности захихикало сиплым смешком, хоть и не вполне, но в значительной мере мне стало понятно, что это значит, – «не человек».
Судья задает вопросы подсудимому, его ответы приводят этого, много повидавшего на своей службе человека, в недоумение. Которое он, конечно, старается скрыть.
– Расскажите, как вы убивали?
– Раз – и квас! (Смешок).
– Зачем?
– Хрен его знает! (Этот ответ идет почти на все вопросы).
Судья спрашивает про жену.
– Свидетели показали, что вы избивали ее, это подтверждаете?
– Оплеухи я ей давал. (Смешок). Для науки.
– Человечиной не кормили ваших поросят?
– Не. (Смешок). Если бы кормил, я бы больше поросят держал.
Постепенно вырисовывался его психологический и моральный (аморальный, скорее) портрет.
Оказывается, людей кругом нет. Есть «чудаки» и «хомуты». Презирает. Какая тут «звериность»! Если бы зверино ненавидел и с яростью убивал, не так бы оскорбил всех окружающих, как этим изумительным презрением.
Убивал, во-первых, для денег. Во-вторых, вот «не любил людей». Хроническое, холодное нежелание считать, что в мире существуют люди. Вне людей.
Жуткий ореол «человека-зверя» исчез. Страшного уже не было. Но необычайно отталкивающее.
Равнодушен, силен, не труслив и очень глупый в человеческом смысле, прибаутки его – ни к селу, ни к городу, мысли – скупые, нелепые. Но себе на уме. Над следствием и судом полегоньку даже глумился. Иногда чепуху какую-то городил. Но вяло. С усмешечкой. «Цыганку бы убить или попа»… Зачем? «Да так… Интересно»…
И чувствуется, что никакой цыганки убивать ему вовсе не хотелось, равно как и попа: так – насели с вопросами «чудаки», он и говорит первое, что взбредет на ум.
Судья в последнем заседании спросил:
– Вы понимаете, что вас ожидает?
– Хрен с ним, все околеем!
Комарова в процессе суда смотрели три врача-психиатра. Признан совершенно нормальным.
Суд приговорил его и его жену, как сообщницу, к высшей мере наказания. Приговор выслушал со вниманием и совершенно равнодушно. Забитая, запуганная женщина, похоже, ничего не поняла из того, что произошло. И что ее ожидает…

Прошли годы. Многие годы. И наша наивная мечта и вера в окончательную победу над преступностью сменилась горьким осознанием, что она неистребима в человечестве. Что изобличение и наказание преступника, его перевоспитание никак не решают задачи. На смену одним злодеям подрастают и приходят другие, еще более жестокие, коварные, изощренные. Из века в век тянется эта железная цепь, разорвать которую никто не в силах.
Мы можем сдерживать преступность, сокращать, искоренять отдельные ее виды, но полностью ее никогда не уничтожить. Покуда живут в людях алчность, зависть, звериная похоть, пещерный эгоизм, стремление к власти, ненависть к ближнему и ко всему на свете.
Путь здесь один (отчасти испробованный, но в целом неизведанный) – формировать нового человека, а через него – новое человечество. Но это тоже мечта. Это долгая и кропотливая работа, и она, пожалуй, теперь никому не по силам.. Да и вряд ли найдутся нынче ее исполнители…
Что ж, остается скромно и молча гордиться тем, что мы, первые сотрудники МУРа, отчасти были причастны к этому труду, и надеяться, что кто-то когда-то все-таки завершит его.

Повесть Валерия ГУСЕВА «ТУГОЙ УЗЕЛ»
опубликована в журнале «ПОДВИГ» №11-2019 (выходит в НОЯБРЕ)