Станислав ЛЕЙКИН

Подвиг - Подписка онлайн (pochta.ru)

БРЕМЯ ВОЙНЫ
Фрагмент повести

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

…Инвалиды войны появились в Больших Лопухах не в 1945 году, а гораздо раньше. Подобное происходило и повсеместно на огромных просторах СССР. Получившие тяжелейшие ранения бойцы по каким-то причинам не спешили возвращаться по домам, а сбивались в группы. Обычно они предпочитали коротать время недалеко от городских и колхозных рынков, возле церквей, рюмочных и заведений общепита.
Тому имелось простое объяснение: далеко не все семьи готовы были принять немощных инвалидов, не способных к труду и мирной жизни. Не желая становиться нахлебниками, бывшие бравые солдатики пытались найти новый смысл жизни в компаниях себе подобных, заливая горечь и грусть алкоголем.
В большинстве случаев сбивавшиеся в шайки инвалиды были молодыми людьми от двадцати до тридцати пяти лет. Все они являлись участниками кровопролитных боев на разных фронтах, где и получили ранения и увечья.
Оказавшиеся лишёнными возможности радоваться жизни, они тяжело переживали своё незавидное положение. Вместе с тем эти молодые ветераны прошли войну, получив боевые навыки, делавшие их потенциально очень опасными в мирное время. Бывшие разведчики, морские пехотинцы, диверсанты, партизаны, лётчики и танкисты, даже став ампутантами, могли выполнить любую боевую задачу. Особенно если сбивались в стаи по «интересам».
Многие шайки активно использовали огнестрельное оружие. Обзавестись «стволами» в то время не представляло никакой сложности. Оружие это, а еще чаще — пики, ножи и заточки часто пускались в ход в разборках между членами одной и той же ватаги, а также в кровавых столкновениях между бандами инвалидов.
Довольно часто герои войны промышляли, выпрашивая подаяние. Сердобольный русский народ, равно как и другие многочисленные народы Советского Союза, инвалидов войны жалел и регулярно подавал «на хлеб». Чаще все средства, полученные профессиональными нищими, мгновенно ими пропивались. Иногда граждане и вовсе подавали инвалидам не деньгами, а водкой или самогоном.
Специализировались инвалиды войны и в некоторых видах мошенничества, например, среди них было немало профессиональных картёжников — «катал», а также «напёрсточников». Эти профессиональные шулера регулярно занимались обманом наивных обывателей, случалось, что и на очень крупные суммы.
У колхозного рынка в Больших Лопухах также образовалась своя стайка изуродованных молодых фронтовиков. Имелись тут и лишившиеся зрения сапёры, и потерявшие нижние конечности в результате подрыва на противопехотных минах пехотинцы, и горевшие в танках и самолётах бойцы.
Теперь судьба собрала их всех в отдалённой русской деревне. Верховодил этой ватагой бывший матрос — краснофлотец с Балтики Виталий Ломовой. Торпедный катер, где Виталий служил мотористом, налетел на немецкую морскую мину и пошёл ко дну со всем экипажем.
Только старшине второй статьи В. А. Ломовому чудесным образом удалось выжить. Пришлось ему несколько часов барахтаться в ледяной воде Финского залива. К тому времени, когда его подобрали на борт тральщика «Тульский рабочий», Виталий получил обморожение нижних конечностей. В итоге лишился бравый матрос обеих ног. Ампутировали их выше коленей, так что ни ходить вразвалочку, ни мастерски бить чечётку, комиссованный по состоянию здоровья краснофлотец Ломовой больше уже не мог.
Виталий мог бы впасть в глубокую меланхолию и попытаться свести счёты с жизнью. Но не таким уродился старшина второй статьи В. А. Ломовой. Возвращаться ему было некуда, ведь никаких кровных родственников у Виталия не имелось. Детство его прошло в детском доме на Брянщине, но детский дом разбомбили в самом начале войны.
Передвигаться он не был в состоянии даже на костылях. Единственным транспортным средством стала для него тележка, подкованная четырьмя ходкими шарикоподшипниками. Катался на ней Виталий, как заправский гонщик. Он ловко рулил, скатываясь с горок, и закладывал лихие виражи.
По равнинной местности, и особенно по шоссе, Виталий передвигался с помощью так называемых «валенок» — ручных костыльков, используемых для отталкивания от земли. Голодать Виталию не пришлось, и не потому что вид его изуродованного тела вызывал у прохожих жалость. Ломовой никогда бы не унизился, чтобы стоять на паперти и выпрашивать копейки. Весь свой хлеб, а также алкоголь бывший старшина второй статьи зарабатывал ударным трудом.
Рубить дрова и копать колодцы он, конечно, не мог, но свои музыкальные способности использовал на полную катушку. Еще в детском доме в Брянске учительница пения Ираида Наумовна, обнаружив у подростка Витальки Ломового абсолютный слух, начала заниматься с ним музыкой.
Виталий выучил под руководством музыкального педагога всю советскую и русскую песенную классику, а также мог исполнить на бис несколько знаменитых еврейских мелодий, например, любимые всеми «Бублички» и «Крутится, вертится шар голубой».
Самое главное, помимо вокальных упражнений, Ираида Наумовна обучила своего любимого воспитанника играть на музыкальных инструментах. Виталий мог исполнить на пианино хоть «Интернационал», хоть «Мурку», но больше всего ему нравились баян и балалайка. Таскать за собой повсюду гармошку или аккордеон Виталию было не сподручно, тем более их у него и не было. А вот балалайку — «восемь струн», лёгкую, как пушинка, и занимавшую не очень много места даже в кожухе из брезента, Виталя Ломовой постоянно таскал с собой.
— Кормилица ты моя родная! — всякий раз нашёптывал он любимой балалайке, отработав импровизированный концерт.
Степанида выделяла Виталия из всей компании его товарищей по несчастью, облюбовавших колхозный рынок в Больших Лопухах. Внешне-то бывший старшина второй статьи Ломовой совсем не походил на её дорогого Игната Матвеевича, но по каким-то едва уловимым признакам — характерной мимике и особенно по звонкому раскатистому смеху Стеша словно видела перед собой двойника мужа.
Иногда Степанида выбиралась в районный центр в небольшой городишко Медведково. Там возле местного рынка также промышляла ватага бывших фронтовиков-инвалидов. Никого эти геройские парни не трогали! Играли себе спокойно в карты, иногда обыгрывая в очко проходивших мимо городских обывателей или обставляя их в напёрстки.
Однажды относительно вольготная жизнь героев-фронтовиков была поставлена под удар — в Медведково появилась компания уголовников во главе с блатным авторитетом по кличке Сизый. Расписанный от шеи до самых пят характерными уголовными татуировками, пятидесятилетний рецидивист недавно освободился из колонии строгого режима в Вологодской области. Поскольку жить в крупных городах ему теперь строго запрещалось, он решил облюбовать небольшой районный центр и по стечению обстоятельств выбрал именно Медведково.
Заявился туда Сизый не один, а с компанией таких же отпетых воров, мошенников и душегубов. Поселилась банда в предместьях Медведково. Грабить местное население им было как-то не по чести. К тому же, главный здешний легавый — капитан милиции Курихин, герой войны, потерявший на фронте кисть левой руки, отличался необузданным нравом. Он жестоко карал любые проявления беззакония на вверенной ему территории.
Шайка Сизого перебивалась нечастыми квартирными кражами. Иногда уголовники выезжали за пределы района, где щипали невнимательных пассажиров в загородных автобусах. На эту мелочь разгуляться было нереально, и Сизый с компанией загрустили. Тут один из «шнырей» главаря, откликавшийся на кличку Отвёртка, и принес Сизому известие, натолкнувшее атамана на интересную идею.
— Фронтовые обрубки совсем обнаглели! Катают на колхозном рынке в Медведково, а иногда и в Больших Лопухах. — сообщил Отвёртка.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Сизый.
— Так я и говорю, пользуются наивностью здешних фраеров, на чём рубят капусту бесконтрольно. — затараторил Отвёртка
— И ни с кем не делятся! — догадался атаман.
— Точно, ни с кем, Сизый! — подтвердил Отвёртка.
— До нашего появления в Медведково тут особенно и делиться-то было не с кем. — криво ухмыльнулся татуированный с шеи до пят главарь.
В голове у него тут же появилась отличная идея — поставить обнаглевших ветеранов на процент.
— Думаю, «обрубки» эти обязаны с нами делиться! — заявил Сизый.
Все члены его шайки одобрительно загудели.
— Мы, конечно, не совсем отмороженные и не станем отнимать у инвалидов войны все их грошики, но пусть они засылают ежемесячно нам небольшую дольку.
— Верно, верно! — продолжали гудеть уркаганы.
Вечером того же дня Сизый решил потолковать с инвалидами и сделать им «предъяву». Подвалив со своей шайкой к ветеранам, он решил сыграть с ними и в напёрстки, и в очко. Несмотря на его уголовный опыт, выиграть у бывших вояк ни у него самого, ни у членов его шайки не получилось.
— Ловко катаете, складно перебираете! — прокомментировал собственный проигрыш Сизый, обращаясь к одному из инвалидов.
Главарь шайки всегда безошибочно определял в любом коллективе старшего. На этот раз всё тоже оказалось предельно ясным. Главным в команде инвалидов являлся вовсе не молодой «катала» — высокий и худой одноногий ветеран, сидевший на деревянном ящике и отложивший самодельный костыль в сторону, а неприметный мужичок на вид лет тридцати пяти в полинявшем танковом шлемофоне, сиротливо устроившийся на тачке с колесиками из шарикоподшипников.
Танкист действительно оказался старшим команды инвалидов. В этом коллективе «обрубков» верховодил он, и все остальные бедолаги беспрекословно подчинялись именно ему.
— Значится, с тобой будем тереть! — уже не спрашивал, а утверждал атаман.
— Ну, можно и со мной. — тихо, но вполне уверенно ответил Сизому танкист.
— Отойдем в сторонку? — предложил рецидивист бывшему командиру танка КВ.
— У меня от товарищей секретов не имеется! — отрезал обладатель полинявшего танкового шлема.
— Ну, как хочешь, уважаемый. — нисколько не смутился Сизый.
Блатные начали тёрки с инвалидами войны: они предложили им ежемесячно отстёгивать в бандитский коллектив положенную «долю» — двадцать процентов, заработанных на картах и напёрстках дензнаков.
— Я думаю, так будет по-божески: и вам защита от случайных залётных уркаганов, и нам не обидно. Как считаешь, танкист? — подытожил Сизый.
Танкист криво ухмыльнулся, смачно сплюнул прямо под ноги главарю блатных и окинул взглядом компанию товарищей по несчастью. Решительные и холодные взгляды фронтовиков-инвалидов красноречиво говорили о том, что без боя сдаваться они точно не собираются.
— Ты, мил человек, не спеши с ответом. Ты подумай денёк-другой, а на третий день мы с тобой повстречаемся возле моста через речку Медведиху. Только условие одно есть — ты приходи туда один. Лады? — не реагируя ни на плевок танкиста, ни на молчаливый отказ его команды, промолвил Сизый.
— Лады на балалайке, граждане урки. Мы вряд ли передумаем… — оскалился танкист.
— Ты всё же подумай и взвесь всё, уважаемый! — снова никак не среагировал на очевидный отказ Сизый. Жестом он дал приказ своей шайке покинуть место встречи. Вечером того же дня команда бывших фронтовиков-инвалидов устроила на окраине Медведково «совет в Филях». Постановили никакого оброка блатным не платить!..

Повесть Станислава ЛЕЙКИНА «БРЕМЯ ВОЙНЫ»

опубликована в журнале «ПОДВИГ» №09-2022 (СЕНТЯБРЬ)