Александр ПРОСВИРНОВ

СБИВШИЕСЯ С ПУТИ
Отрывок из повести

ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Неладное Глеб почувствовал к вечеру. Вокруг простирались те же хмурые серые воды Балтийского моря, что и при спешном отъезде из Петрограда. Но облака опускались все ниже и постепенно превращались в свинцовые тучи. Граф тоже выглядел обеспокоенным. Он даже пытался давать на немецком советы хозяину суденышка. Вот только флегматичный швед лишь пожимал плечами и не слушал пассажира.
Однако норд-вест усиливался с каждой минутой. На палубе становилось все неприятнее. Пассажиры постарше – Хвостовы и Румянцевы – спустились в трюм. Даша по-прежнему не отходила от мужа ни на шаг, хотя вскоре начала дрожать и стучать зубами. Глеб предложил ей спуститься в трюм, в единственную каюту – экипаж уступил ее на время рейса пассажиркам. Однако Даша отрицательно покачала головой. Тогда накинул на молодую жену поверх пальто свою офицерскую шинель с давно споротыми погонами.
– Глебушка, мне не по себе становится, – шепнула Даша. – Слава богу, твои матушка и сестрицы уже на месте.
– Все образуется, – бодро ответил муж. – Мы тоже, бог даст, завтра к ним присоединимся...
А сам прислушивался к шуму двигателя: ровный рокот временами переходил в захлебывающееся кудахтанье с пристукиванием. Жорж Путилов тоже остался на палубе. Он кутался в плащ на корме и внимательно смотрел то на след в кильватере, то в небо. Иногда забирался в спасательный ялик и пристально его разглядывал. Потом приблизился к молодоженам и глухо произнес:
– Pardon, сударыня, вы не страдаете морской болезнью? Похоже, нас ждет изрядная трепка, господин поручик. Хозяин с матросами выглядят весьма озабоченными. И граф Сергей сильно обеспокоен – а уж он-то мореход бывалый.
– Жорж, je vous en prie... откликнулся Глеб. – Хоть вы душу не терзайте... Какой я теперь поручик? Меня не сколько ненастье волнует, сколько дизель. Он, слышу, забарахлил. Но, надеюсь, экипаж справится со своей машиной.
Путилов нахмурился, покосился на Дашу и тихо заговорил:
– Helas, mon flair d'ingenieur dit le contraire. Ce putain de coup... Je n'ai pas vu les pieces de rechange necessaires pour la voiture. Alors ecoutez-moi attentivement, Gleb. Je dois vous dire un secret tres important... (Увы, мое чутье инженера говорит об обратном. Этот проклятый стук... Я не видел нужных запасных частей для машины. Поэтому слушайте меня внимательно, Глеб. Я должен сообщить вам очень важную тайну… (франц.).
– Georges, vous n'avez pas e continuer, – мягко прервала его Даша. – Je comprends le franeais. ( Жорж, вам не нужно продолжать. Я понимаю по-французски (франц.).
Ошеломленный неожиданной отповедью Жорж тут же замолчал. Через несколько минут с горечью сказал Глебу:
– Как там у большевиков поется: «Вихри враждебные веют над нами...» Так и в жизни: одни вихри выгнали нас с родины, а другие...
Путилов со вздохом глянул в небо и обреченно махнул рукой. Мгновение спустя злополучный двигатель окончательно заглох. В ту же секунду тучи настигли «Снабб». Почти сразу потемнело. Катер подхватило порывом штормового ветра, словно скорлупку. Вокруг все засвистело и заревело...

Вихри враждебные (за день до загадочной трагедии)
Как ни буйствовал шторм, команде «Снабба» все же удавалось держать курс по ветру. Однако положение судна с каждой минутой становилось все более незавидным. Из рассуждений капитана на ломаном немецком Сергей и Глеб поняли, что пассажиры оказались перед дилеммой – выбором меньшего из двух зол. В трюме опаснее: если катер вдруг начнет тонуть, можно не успеть выбраться. Несмотря на холод и волны, лучше оставаться на палубе, а в случае крушения всем спасаться на шлюпке. Глеб, однако, вслед за Жоржем с большим сомнением рассматривал хрупкий ялик на корме. Граф подтвердил опасения молодых спутников: десять человек такое суденышко не выдержит.
– На худой конец трое-четверо мужчин могут оставаться в воде и держаться за лодку, – предложил Глеб. – Каждые четверть часа пловцы будут меняться...
Сергей сморщился, но потом молча кивнул. Матросы следом привязали пассажиров к леерам. Ветер все крепчал, и море окутала непроницаемая мгла. Едва-едва ее развеивал фонарь в рубке, но быстро погас. В кромешной темноте постоянно раздавались резкие возгласы хозяина на шведском. Глеб потерял счет времени и не мог с уверенностью сказать, когда на «Снаббе» внезапно прекратились переговоры экипажа – через два часа после начала шторма или через все четыре...
Сквозь завывание бури Глеб время от времени слышал только Дашу – она молилась. И мысленно проклинал себя: зачем послушал Румянцева и согласился бежать на таком хрупком суденышке? Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной... Не графу и не князю арест пока не грозил. Могли бы дождаться с Дашей и другой оказии. Или это судьба? Захотел отсидеться в сторонке, бежать от братоубийственной войны – вот и получи разгул стихии. На барометр перед отъездом глянуть даже не удосужился... Ладно, офицеру не привыкать смотреть в глаза старухе с косой. Но вот Даша... Бедняжке всего восемнадцать. Обещал защищать ее всю жизнь...
Едва забрезжил рассвет, ошеломленный Глеб разглядел совсем близко от судна неизвестную землю. И, хотя под утро ветер понемногу начал стихать, катер стремительно несло к берегу. Сердце сразу упало куда-то в пятки. Хвостов громко и скверно выругался. Даже матрос за штурвалом на мгновение обернулся на темпераментного пассажира. Рулевой отчаянно пытался изменить курс, но судно уже никого не слушалось – очевидно, слишком серьезными стали повреждения. Второго матроса и хозяина «Снабба» на палубе и вовсе не оказалось. От страшной догадки Глеба бросило в жар. Так вот почему ночью перестали звучать команды капитана! Двух моряков смыло за борт...
До берега между тем оставалось меньше кабельтова, и «Снабб» уже несло через полосу прибоя. И вот судно взлетело на гребень волны на высоту несколько саженей* (*Кабельтов – ок. 180 м., сажень – ок 2 м.).
– Господи, спаси нас и сохрани! – только и успел выкрикнуть Глеб, забывший, когда в последний раз обращался к всевышнему.
Раздался страшный треск, катер резко тряхнуло – и он мгновенно замер. Борта после толчка завибрировали, но уцелели. А вот штурвал и рулевой мгновенно исчезли в пелене брызг и пены. Волны тут же принялись яростно окатывать семерку выживших и с силой бить по застрявшему на мели судну. Загрохотало на корме, и на глазах пассажиров поврежденный ялик окончательно превратился в груду досок...
Глеб судорожно кинулся на борьбу с морскими узлами. Освободиться от пут удалось лишь через несколько минут. К его изумлению, Луизе потребовалось на это вдвое меньше времени. Через несколько секунд развязался и Сергей. Они вдвоем кинулись на помощь Румянцевым. Глеб отвязал Дашу и, держа молодую жену в руках, прыгнул за борт. Их тут же сбило с ног и с силой швырнуло на песчаный берег. Однако обошлось без увечий, и Даша через мгновение отбежала прочь. Глеб ринулся было обратно к катеру, но его помощь уже не потребовалась. Вскоре промокшие до костей все семь пассажиров стучали зубами на берегу.
– О, несчастный! Какой ужас! – послышались женские восклицания.
Неподалеку от воды на песке лежали три чугунные пушки. Рядом с ними распластался матрос с разбитой головой. В руках он по-прежнему сжимал штурвал. При крушении механизм выломало, и моряка швырнуло на берег – к несчастью, как раз головой об чугун. Глеб осмотрел рулевого и перекрестился – тот уже не дышал. Подобрал несколько обломков ялика и подозвал Жоржа. На скорую руку импровизированными лопатами они выкопали в песке могилу и похоронили единственного члена экипажа, достигшего берега и расставшегося с жизнью на не известной пока земле...
Князь и граф тем временем из обломков того же ялика развели костер. Чтобы воспламенить мокрые доски, Сергею пришлось возвратиться на борт и раздобыть немного мазута. Не сосчитать, сколько раз за последние часы беглецы принимали холодный соленый душ. Ни единой сухой нитки ни на ком не осталось, и все подряд кашляли. Теперь наконец-то потерпевшие крушение смогли обогреться и обсушиться.
Глеб подошел к огню последним. После похорон моряка он предпочел в первую очередь внимательно осмотреть орудия. Клеймо на каждом хорошо сохранилось, и Глеб сообщил спутникам:
– Дамы и господа, на берегу лежат гладкоствольные бомбические орудия производства Александровского завода 1860 года. Они могут быть только с русского винтового клипера «Всадник». Судно сие потерпело крушение на шведском острове Готска-Санде в августе 1864 года. Так что пушки находятся здесь полвека плюс четыре года. Получается, «Снабб» сильно отнесло штормом к югу.
– Надо же! – удивился Хвостов, – остров Готска-Санде н, смутно припоминаю по лоциям. Проходили раза два мимо на «Эльзе», помнишь, Лизонька? Но понятия не имел об этих обломках истории...
– Повторю: напрасно вы скромничаете, господин Бежин, насчет своей феноменальной памяти, – с уважением произнес Румянцев. – Она действительно достойна восхищения. Полагаю, вам и об острове известно немного больше, чем Сержу.
– Князь, в ширину Готска-Санде максимум шесть верст, а в длину девять, – сообщил Глеб. – С девятого года его большая часть отведена под национальный парк. Немногочисленное население, кажется, практически покинуло остров. Но мы наверняка сможем получить помощь от работников маяка. У них должно быть регулярное сообщение с островом Готланд. Тот расположен верстах в сорока к югу. Ближайший порт в материковой части Швеции – Нюнесхамн. До него девяносто пять верст к северо-западу.
– В первую очередь следует позаботиться о каком-нибудь пристанище, – заметил Хвостов и закашлял. – Хотя бы шалаш на скорую руку соорудить. Нужно обогреться и обсохнуть по-настоящему, поесть в конце концов. Иначе по пути к маяку нас всех свалит горячка...
Доводы графа все сочли резонными. Как раз прогорели последние угли костра, и маленький отряд двинулся в путь. Шли медленно: княгиня и Путилов прихрамывали из-за ушибов. Не без труда преодолев раскисший пляж, путешественники поднялись по высокому берегу и ступили на опушку леса. Шагая по опавшей листве и хвое среди сосен и берез, они вскоре вышли на заросшую дорогу.
Минут через двадцать та привела их к небольшому пустующему селению на поляне. После пожара там уцелел лишь один дом, покинутый, очевидно, несколько лет назад. На пепелищах и огородах вокруг господствовали засохшие стебли репейника, крапивы, полыни и прочего бурьяна. Зато во дворе весьма кстати оказался колодец.
– А вы мечтали хотя бы о шалаше, граф, – пошутил Глеб. – В нашем положении это подлинный дворец!
В доме действительно хватало места, чтобы семь человек могли с комфортом расположиться на лавках. Путешественники постарше так и поступили. Но их молодые спутники сохранили больше энергии. Даша быстро обзавелась совком, веником и ведром с водой и приступила к уборке.
Глеб предложил Жоржу вместе поискать топливо, и тот с готовностью откликнулся, несмотря на боль в ноге. После чудесного спасения Глеба тянуло поболтать, однако сослуживец выглядел отрешенным и почти не поддерживал разговор. «Вероятно, повредил не только ногу, – мысленно прикинул Глеб. – Но не хочет показывать, что ему дурно». Рассудив так, он уже не пытался разговорить мрачного Жоржа.
Поиски молодых людей оказались не напрасными. В сарае нашлось немного дров, а в лесу хватало валежника. Вскоре в печи весело затрещал огонь. Избавленное Дашей от сора и паутины помещение постепенно начало наполняться теплом. Княгиня прильнула к плечу мужа и задремала. Графиня, напротив, поднялась и обратилась к Даше:
– Долли, давайте пройдем по огородам. Они хоть и запущены, но, кажется, там можно чего-нибудь насобирать.
– Господа, полагаю, нам теперь желательно вернуться на берег, – несмело предложил Жорж. – На судне наверняка сохранились какие-нибудь припасы...
Мужчины согласились с разумным предложением и минут через сорок вновь оказались у разбитого катера. При виде людей в ледяную воду шустро уползли несколько серых тюленей. Глеб с завистью посмотрел на толстокожих жирных зверей и со вздохом разделся.
– Не хочу снова мочить одежду, – пояснил он спутникам. – Лучше быстрее побегать!
Остальные трое последовали его примеру и принялись прочесывать трюм «Снабба». Жорж Путилов по-прежнему выглядел вялым и весьма расстроенным. Он заглядывал в каждый уголок трюма, но почти ничего не нашел. Однако минут через двадцать наткнулся на старый зонт, закинул его в котомку и совершенно преобразился. С этой минуты он энергично и бодро помогал товарищам. За два с лишним часа работы удалось разыскать значительную часть своего багажа, а также инструмента и припасов судна.
В обратный путь граф и князь двинулись с рюкзаками и котомками. Глеб с Жоржем тащили волоком на парусине несколько мешков и постепенно отстали. Путилов негромко поинтересовался:
– Откуда ваша очаровательная Долли знает французский, господин Бежин? Я слышал от князя, что она простая крестьянка. Вы познакомились с ней в деревне с месяц назад, когда служили в большевистском продотряде, не так ли? А потом даже гражданский брак с Долли оформили, как декретом Совета народных комиссаров установлено...
– Венчались, кстати, тоже, – уточнил Глеб и усмехнулся: – Похоже, до конца жизни теперь мне выслушивать упреки и намеки из-за продотряда. Хотя идею продразверстки большевики заимствовали у Временного правительства. Что касается Даши, Жорж, она не простая. Она лучшая в мире женщина. Можно сказать, сразу был сражен ее взглядом – хотя тогда она горько рыдала по родным. Семья ее полностью погибла. Но это долгая история. А прежде Даша три года прислуживала в имении дочерям помещика Липова. Многому тогда научилась, в том числе французскому.
– Получается, барышни оказались хорошими педагогами, – заметил Жорж. – Я не таков. Шутки ради учил своего денщика некоторым фразам по-французски. Но этот болван ни черта не мог запомнить, все перевирал и повторял только: «Мердю-пердю!» И хохотал. (Денщик, видимо, смешал в кучу merde (дерьмо) и perdu (потерянный, забытый).
Когда мужчины с грузом добрались до дома, были весьма удивлены живописной картиной: улыбающиеся женщины встречали их в крестьянской одежде – правда, весьма потрепанной. Оказалось, Даша нашла на чердаке сундук с обширными запасами. Теперь и мужчины смогли сменить просоленную и несколько загрубевшую одежду на шведское старье. Пусть это облачение попахивало нафталином, но зато было сухим. Только вот высокому Глебу даже самые большие штаны и рубаха оказались коротковаты.
Дом уже хорошо прогрелся и стал гораздо уютнее. На столе красовался чугунок с мелкой печеной картошкой – Даша и Луиза действительно смогли накопать ее на заброшенном огороде. Тут же пошли в ход припасы с катера, и вскоре путешественники расположились за столом. Хвостов окинул взглядом компанию и вдруг расхохотался.
– Прошу извинить меня, господа, – еле произнес он, давясь от смеха, – но мы превратились в весьма живописное сборище оборванцев... Ни на одном карнавале ничего подобного не видывал...
Вслед за графом засмеялись все. В закромах экипажа катера оказался миниатюрный бочонок водки – объемом с ведро. Горячительное пришлось более чем кстати. Женщины тоже с удовольствием выпили. А Луиза так лихо опрокинула в себя содержимое стакана, что Хвостов с неодобрением покосился на жену. Та в ответ подмигнула ему и запела – опять чисто и красиво:

Так по земной пустыне,
Так по земной пустыне,
Кинув земную пажить
И сторонясь жилья,
Нищенствуют и княжат,
Нищенствуют и княжат –
Каторжные княгини,
Каторжные князья.
Вот и сошлись дороги,
Вот и сошлись дороги,
Вот мы и сшиблись клином.
Темен, ох, темен час.
Это не я с тобою,
Это не я с тобою, –
Это беда с бедою
Каторжная – сошлась (Стихи М.Цветаевой, 1916 г.)

После аплодисментов Румянцев с горечью заметил:
– Каторжная беда – еще полбеды. А нам с Аннушкой не только застенки грозили. Пардон, шлепнули бы нас не моргнув глазом. Царедворцы как-никак... Серж, а за вас с Луизой, глядишь, Кляйнзак замолвил бы словечко... Оставили бы в живых. Он теперь у большевиков в большой силе.
– Вуаля, вуаля Кляйнзак, – пропела графиня и, как показалось Глебу, недобро покосилась на князя.
– Поль, опять ты за свое, – сморщился Хвостов. – Увлечение покойной Эльзы большевизмом – не более чем каприз художника. Не знаю, что ты имеешь в виду, упоминая Кляйнзака. Если и существуют какие-то основания, неужели матерый большевик о них помнит? Эльза потом часто повторяла, что в большевизме не оказалось романтики. Рассуждала, что от этих ниспровергателей основ ничего не зависит – равно как от болтунов от политики. Увы, ошиблась... Вот господин Бежин мог при желании сделать блестящую карьеру у красных...
– Пардон, господа, не вижу смысла в вашей словесной игре в «если бы да кабы», – вздохнул Глеб. – Мое кредо вам известно: проливать кровь соотечественников считаю для себя неприемлемым. Это не мешки с мукой или с зерном подсчитывать... Ни за красных, ни за белых я воевать не собирался. И вообще – предлагаю политические дискуссии отложить на некоторое время. Мне представляется, пока следует решать более насущные задачи. Мы немного восстановили силы, насытились. Граф, полагаю, мы с Жоржем уже готовы отправиться на разведку к маяку. Потом все вместе решим, как действовать сообразно обстоятельствам.

Повесть Александра ПРОСВИРНОВА «СБИВШИЕСЯ С ПУТИ»
опубликована в журнале "ПОДВИГ" №06-25 (ИЮНЬ)
ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ на ж-л «ПОДВИГ» можно
НА САЙТЕ (АКТИВНАЯ ССЫЛКА) или в отделении связи «ПОЧТЫ РОССИИ».